Без вины виноватая

Сотрудник службы безопасности неслышно вынырнул из кустов, Малфой обреченно вздохнул, прижал Гермиону крепче к себе и настроился на долгое неприятное разбирательство, но Северус показал что-то на раскрытой ладони, и маг исчез так же бесшумно, как и появился.

— Вы в своем уме?! — возмущенно выпалила Грейнджер. — Наложили заклинание на маглу и…

— И, как видите, не превысил полномочия, — Снейп нарочито равнодушно пожал плечами и высокомерно вздернул бровь. И этот человек называет Малфоев артистами!

— Но зачем?! — продолжила негодовать радетельница за справедливость.

— Должен был убедиться, что помешательство этой барышни на вашем… супруге не вызвано искусственно. С помощью магии. Что ее не подослали к вам в качестве шпиона… недруги, — видимо, у них с Гермионой одновременно вытянулись лица, Снейп издал свое коронное фырканье и продолжил: — Все в порядке. Девчонка поспорила с кем-то, что сможет уложить тебя в постель, и увлеклась сверх меры, — он одарил Драко лучшим снисходительным взглядом, Малфой почувствовал, как щеки и шею заливает румянец, и проклял крестного: какого дракла так унижать его при чертовом Маккинноне? — Можешь не благодарить. Я немного скорректировал это помешательство, убрал зацикленность. Это не значит, что она полностью бросит свою затею. Потерпишь. И вы, Гермиона, тоже потерпите. Не страшно. Главное, что за этим не стоит кто-то желающий подобраться к вам обоим.

— Параноишь, — презрительно скривился Драко, просто чтобы хоть немного восстановить реноме. Чихал он на мнение Маккиннона, но… Нет, не чихал. Было неприятно. Мало того, что сам сквиб — свидетель его позора, так он еще, к Трелони не ходить, расскажет обо всем этом своему очкастому напарнику, и они вместе будут ржать.

— Не без причины, — выплюнул Северус, теряя терпение. — Давайте переместимся в более приватное место. У меня не так много времени, а я не планировал посвящать его целиком вам. Мне нужно повидаться с мисс Лавгуд. Обеими мисс Лавгуд.

— Они у Куинни. У миссис Голдштейн-Ковальски. Мы можем аппарировать к ней, и Луну проведаем, и поговорим. Точка аппарации есть в каждом втором корпусе на минус первом этаже. И входы для волшебников, конечно же. Они работают по принципу входа в Косой переулок. Только палочка, которой можно открыть вход, должна быть зарегистрирована в деканате, наши зарегистрированы, так что с этим проблем не будет, — затараторила Гермиона. Как всегда: повышенная нервозность включала в ней режим заучки.

— Радость моя, я не уверен, что у Куинни удастся приватно поговорить, — заметил он как можно размереннее, в такт словам потирая тонкое плечико, чтобы снизить градус грейнджеровской нервозности.

— Можно уединиться в той комнате, где мы спим, когда остаемся у нее. В смысле не уединиться, а зайти и…

— Мне подходит, — оборвал Снейп бессвязный лепет покрасневшей до кончиков ушей Гермионы. Драко не отказал себе в удовольствии наклониться и чмокнуть ее в разгоряченную щеку, а затем шепнуть в розовое ушко успокаивающее «Тшшш».

— Ведите. Так даже лучше, разделаюсь со всем сразу. К Куинни у меня вопрос, а для мисс Лавгуд — передача.

— Нам туда, — Драко махнул головой, показывая направление к ближайшему корпусу с точкой аппарации, и удивленно переспросил Северуса: — У тебя передача? Не у него? — Малфой обернулся, чтобы лицезреть, как веснушчатую кожу Маккиннона зальет краска.

Этого типа они принимали раз десять за последние полгода. Официальной причиной метаний Эрлика с континента на континент значился перевод из одного учебного заведения в другое, но перевод никак не мог быть связан с его визитами к ним, и его поведение рядом с Луной подсказывало, что причина как минимум не одна. Малфой хмыкал всякий раз, когда в присутствии Полоумной у сквиба соловел взгляд и приоткрывался рот, но отказывался проводить параллель между Маккинноном и собой, пялящимся на Гермиону. Категорически. Ничего общего. Даже сравнивать глупо. Гермиона — огромный мир, который Драко будет исследовать до конца жизни, а Лавгуд — ну… это Лавгуд.

Как ни странно, сквиб на этот раз сдержался. Кажется, он вообще не отреагировал на упоминание пассии, вместо этого странным незнакомым взглядом пялясь на Гермиону. От размышлений, чем может быть вызвано отсутствие обычной реакции, отвлекло резкое «Да» и последующее «Как она?» Снейпа.

— Я не вижу изменений, — честно ответила Грейнджер. — Но Куинни говорит: Луни идет на поправку.

Драко был склонен скорее согласиться с Ковальски, чем с женой, хоть и не собирался об этом говорить. Изменения происходили. В глазах Лавгуд становилось все больше осмысленности (больше по лавгудовским меркам, конечно), их реже заволакивало туманом, она почти не проваливалась в прошлое, начала узнавать дочь и даже говорить с ней, а не только напевать осточертевшую всем песенку, состоящую из женских имен. Но не все менялось в лучшую сторону, в ее поведении появилось кое-что смущающее, заставляющее Малфоя радоваться, когда Лавгуд гостили у Куинни. Луна почти перестала утруждать себя условностями: несмотря на холод, не носила одежду, не чувствовала необходимости в уединении, для того чтобы сходить в туалет, принять душ или… Драко отогнал воспоминание о том случае, когда застал ее с рукой между ногами. Салазар и Ровена, так неловко ему не было никогда! Даже давнюю фантазию, в которой он наблюдает за ласкающей себя Гермионой, пришлось засунуть в пыльный угол сознания.

Со стороны крестного прозвучало задумчивое «хм». Малфой не удивился бы, что относится оно к тому, что прямо сейчас провертелось в голове. Он в очередной раз подумал, что пора возвращаться к окклюменции, но стимула по-прежнему не нашел — Северус видел воспоминания и похлеще этого. Куинни советовала не форсировать, а лень и нежелание возвращаться в стылую пещеру, где Драко прятал мысли три года, охотно с ней согласились.

— Вниз и можем перемещаться, — шепнула Гермиона, отбив пароль на кирпичах боковой стены здания.

— Грюм сожрал бы вас с потрохами, — хмыкнул Снейп, шагая по лестнице сразу же за ними, и Драко с ужасом осознал, что не проверил гостей на подлинность — так изумился, увидев крестного, что даже мысли не допустил, что «король ненастоящий». А потом, быстро проанализировав недавнее общение, пришел к выводу…

— Никто не смог бы воспроизвести вашу манеру общения, Северус, мы уже это проходили, — беззаботно уронила Гермиона, даже не оглядываясь.

Да, именно к такому выводу.

— А вдруг я под Империусом мистера Маккиннона?

Ага, сквиб, который подчинил своей воле одного из лучших окклюментов современности. Драко как раз собирался фыркнуть вслух, когда короткие, но острые ногти впились ему в запястье. Точно, называть сквиба сквибом в лицо невежливо. Малфой ограничился поворотом головы и недоверчиво вскинутой бровью.

Грейнджер остановилась в закутке за лестничной площадкой, закатила глаза, но все-таки провела проверку:

— Какую намеренную ошибку я допустила в одном из наших разговоров, классифицируя Аурума?

— Хм, отличный выбор, — всякий раз, высказывая кому-либо одобрение, Северус делал такое скорбное лицо, будто расставался с последним кнатом. — Вы назвали мою неясыть филином.

— Так и было, — Гермиона протянула свободную руку Снейпу, Драко ничего не оставалось, кроме как подать локоть Эрлику. — Теперь готовы? — спросила она для проформы и переместилась быстрее, чем кто-то успел бы сообщить о своей неготовности.

— У нас гости, Луни, — нараспев произнес высокий и музыкальный голос из комнаты рядом с той, в которой они оказались. — Сейчас-сейчас. Иду-иду.

Снейп пробормотал себе под нос что-то о тотальном пренебрежении мерами безопасности.

— Здравствуйте, дорогие, проходите в гостиную, — нараспев произнесла Куинни, приковывая к себе внимание всех гостей. То ли это было невероятное обаяние, то ли один из магических талантов — Драко не пришел к однозначному выводу, — но Куинни Голдштейн-Ковальски завораживала в прямом смысле слова. Несмотря на огромную подушку в руках, сухонькая старушка двигалась с грацией заправской танцовщицы, а голос ее околдовывал, как голос сирены, и они как крысы за дудкой гамельнского чародея один за другим вошли в гостиную.

— Не волнуйся, Севи! — Услышать это «Севи» стоило хотя бы ради судороги, перекосившей угрюмое лицо Снейпа. — Явись вы с недобрыми намерениями, остались бы снаружи и блудили бы вокруг, пока не упали без сил. Охранные чары настраивал Мори, а человеколюбием мой мальчик не отличался.

Мальчик. Драко перекосило похлеще крестного.

Куинни уложила крупную декоративную подушку в форме зуву стоймя на диван и подперла двумя небольшими подушками-демимасками. Со стороны гостевой спальни послышались шаги.

— Луни, наши гости не способны оценить красоту Мадонны с младенцем, накинь халат или мантию, — не прекращая наводить порядок на диване, спокойно и размеренно посоветовала она, но опоздала. Кроме присосавшейся к груди дочери, на Лавгуд не было ничего. Пандора с громким чмоком оторвалась от источника пищи, чтобы повернуться к обществу и одарить всех безоблачной улыбкой довольного жизнью младенца, отчего из темно-бордового соска потекло молоко. Драко уже давно привык к таким зрелищам и не кривился, но на влюбленного идиота-сквиба сценка должна была произвести неизгладимое впечатление. Малфой не смог себя остановить и со злорадством повернулся к Эрлику. Тот стоял как громом пораженный, покраснев до насыщенного винного цвета, но вместо того, чтобы пользоваться случаем и пялиться на предмет воздыханий, жмурился изо всех сил.

Гермиона выскользнула из-под руки и оказалась около Полоумной, настойчиво утягивая в спальню, шипя на ухо что-то неразличимое, вызывающее у Лавгуд только мерное хлопанье ресницами.

— На тебя холодно смотреть, Луни, иди-иди, ты же не хочешь заморозить наших гостей, — хозяйка плавно подошла и забрала Пандору из рук матери. — Мы с крошкой-малышкой Пэни скажем всем «привет-привет».

Лавгуд окинула каждого рассеянным взглядом, улыбнулась так же ярко и безмятежно, как Пандора, и наконец позволила Гермионе увести себя.

— Она похожа на Луну, просто копия, — удивленно протянул Маккиннон, когда Куинни с младенцем на руках подошла к нему, — но волосы...

Пэн действительно походила на мать (круглые голубые глазенки навыкате, нос-кнопка и губки бантиком) — впрочем, Драко не исключал, что это черты Лавгуд годились для младенческого личика (в комплекте с вечным недоумением в глазах, как у малютки в первые дни жизни) — походила всем, кроме волос — рыже-золотистых, ярких и пушистых. И эта деталь не помогала с установлением личности отца. За четыре с половиной месяца жизни крохи были обговорены, кажется, все возможные версии, вплоть до кого-то из Уизли. Версию, конечно, толкнул он, а Грейнджер яростно защищала рыжее семейство. Только перебрав всех своих знакомых Уизли и не найдя неоспоримого аргумента в пользу любого из них, Малфой согласился, что рыжим мог быть и тот самый «мальчик Микки». Обсуждалось это как в узком семейном кругу четы Малфоев, так и с Маккинноном, который впервые увидел Пандору в недельном возрасте. Цвет ее волос остался неизменным, откуда это удивление?