Этайн, дочь Хранительницы

Ждала, ждала Орли возвращения Робина — а тот всё не возвращался и не возвращался. И скоро она совсем заскучала: темно, одиноко, словом перемолвиться не с кем. Попыталась было сквозь щель деревню разглядеть — только не видно было почти ничего, лишь жнивье да ивовые кусты. Тогда вытащила Орли из-за ворота своего бронзового рыцаря. Сначала просто его рассматривать принялась, а потом, как в детстве, когда играла с деревянной куклой, заговорила на два голоса — за себя и за него.

— Эй, рыцарь мой верный, что слышно о ши о нашей?

— Почтенная госпожа моя! Обошел я весь Придайн, видел и великих королей, и доблестных воинов, и благочестивых монахов, и дерзких разбойников, спрашивал всех их о нашей ши — и не дождался ответа.

— Видел ли ты следы ее на здешних дорогах, верный мой рыцарь?

— Обошел я все дороги Придайна, почтенная моя госпожа! Видел я следы и людей, и коров, и свиней, даже след огромного груагаха повстречал возле Хабрен, но следов нашей ши не встретил.

— Искал ли ты ее в заезжих домах, верный мой рыцарь?

— Был я в заезжих домах и Кер-Мирддина, и Кер-Леона, и Бата, вдоволь мяса наелся, славным элем допьяна напился...

Как Орли про эль вымолвила — так сразу вдруг и замолчала. Вспомнила, что Этнин из-за этого самого эля гейс нарушила, — и проснулась у ирландки в сердце притихшая было тревога. Полезли в голову всякие нехорошие мысли — одна другой противнее. Вот рыцарь этот — разве для того он ей ивою подарен, чтобы с ним, как с куклой, играть? Или зачем, например, было страшного косматого великана-груагаха всуе поминать? Почудилось ей даже, что груагах уже и к дому явился, смотрит на нее сквозь щель в стене огромными глазищами. Одному только Орли и порадовалась — что подружку-ши свою вслух по имени так и не назвала: авось еще большей беды на нее не накликала!

Когда вернулся Робин, Орли так и сидела у дальней стены на колоде, уткнувшись лицом в подол платья и обхватив голову руками. Услышав скрежет несмазанных дверных петель, она тут же встрепенулась, подскочила. Стремглав подбежала к двери, встала в проходе. И ахнула. Воскликнула:

— Вот это да! Это же настоящий фэй... — и осеклась.

И правда, было чему удивиться: рядом с Робином стоял крохотный человечек, едва достававший тому макушкой до пояса, однако же взрослый и даже немолодой, с несколькими светло-желтыми прядями поседевших волос в темно-рыжей шевелюре. Стоял он на совсем коротких, почти младенческих, ножках, отчего туловище его казалось несоразмерно длинным. Но вид человечек имел очень опрятный, даже щегольский: чисто выбритое чуть полноватое лицо, ровно подстриженные короткие волосы, явно новенькая красная туника и такие же красные штаны до колен. А еще — желтые кожаные башмаки, несоразмерно большие для его роста.

Слегка переваливаясь, человечек подошел к Орли, остановился перед ней, посмотрел снизу вверх, оценивающе обвел взглядом. И надолго застыл, прижав палец к пухлому подбородку. А у Орли в голове все это время только одно и вертелось: «Человек или фэйри? Фэйри или все-таки человек?»

Наконец Робин прервал молчание:

— Ну, что скажешь, Свамм? Годится ли она на что?

Спросил по-ирландски. Это Орли отметила, удивилась — и мысленно Робина поблагодарила. Должно быть, это он нарочно — чтобы она тоже поняла. А то принялись бы эти двое между собой по-саксонски балакать — и попробуй хоть что-нибудь разбери!

— На вид — так себе, — отозвался человечек тоже по-ирландски неожиданно звучным низким голосом и потрогал у себя под глазом — должно быть, намекнул на все еще красовавшийся на лице у Орли синяк. — Однако же то, что я расслышал снаружи, мне понравилось. Но дай мне еще подумать.

Тут Орли еще больше встревожилась. А ну как убедит Робина коротышка этот не брать ее с собой в дом шерифа! Ну... Тогда она сама туда пойдет, благо теперь при праще! А камней можно и по дороге насобирать, так-то!

Однако Робин, стоявший сейчас у человечка за спиной, заулыбался и подмигнул Орли. Кивнул: мол, всё идет как надо.

— Что ж, Орли, вот теперь можно тебе моего дружка и представить. Свамм это, лицедей, мне не чета, когда-то перед самим королем Пеадой представления давал.

— Здешние меня Сваммом прозвали, — с важным видом принялся объяснять крошечный человечек. — Грибом, значит. А так-то я Эрк ап Кэй, родом из Думнонии... Эй, ты чего оробела, десси? Подменышей не видала, что ли? — и вдруг расхохотался: — Видишь, с кем связалась — что старина Робин, что я! Ну всё, теперь берегись: пока саму такой же, как мы, не сделаем — не отстанем!

— Эй, Свамм! Не пугай девочку, — Робин грозно глянул на человечка, и тот сразу же умолк, насупился. — Ей и так досталось. Да и не за шутками твоими она сюда аж из-за Диведа пришла.

И ухмыльнулся: — Сам бы ты ведь столько нипочем не прошел, а?

Раньше, может быть, Орли и сама похихикала бы вволю над смешным неуклюжим человечком. Но тут вдруг подружку свою холмовую вспомнила, которая даже врагов своих жалела, — а Свамм-то этот разве враг? Ну, и что смешного-то в росте его? И вдруг так жалко ей Свамма стало! Правду ведь Робин сказал: ну вот разве пойдешь куда-нибудь далеко на таких коротеньких ножках? И от врага ведь на них тоже не убежишь!.. Да только разве дело это, над маленьким да беспомощным смеяться?!

Вспыхнула Орли как маков цвет. О том, что даже самые крошечные фэйри еще и как умеют за себя постоять, от нахлынувших чувств и позабыла вовсе. Воскликнула с досадой:

— Эх, Робин, Робин! А говорят, ты бедных не обижаешь!

— Это Свамм-то бедный? — хмыкнул Робин в ответ. — Мне до Свамма... Ты сама-то на него посмотри! Чтобы я — да в такой роскошной одежке расхаживал!

Орли и повернулась к Свамму — а тот опять смеется, только теперь уже тихо-тихо, рот ладонью зажал, а сам на нее искоса поглядывает. А потом взял да и поклонился Орли — низко-низко, будто королеве:

— Ох, и спасибо тебе, девчушка, что за меня вступилась! Только мы с Робином давно как братья — обид друг на друга не держим. Бывает, он надо мной смеется, а бывает, что и я над ним!.. А ты, Робин, небось, всё мне завидуешь? Вот и завидуй молча: тебе-то, чай, полотна на портки поболе моего надобно!

И оба, Робин и Свамм, покатились со смеху. А ошарашенная Орли так и осталась стоять да Свамма рассматривать. Только видела она его теперь уже иначе, совсем другим. Да это же истинный герой, никак не меньше Кухулина! Вот всякий ли смог бы так смеяться над своей немощью?! Да если бы у нее самой такие ноги, как у него, были...

Как о ногах Орли подумала, так в испуге чуть не перекрестилась — да в последний миг остереглась: а вдруг он и правда фэйри-подменыш, среди людей живущий, а веры Христовой все равно не принявший! А уж как она о подменышах задумалась, так и пропавшую Савин вспомнила, и то, как Этнин на тех злосчастных посиделках всем настоящие сидовы уши показала... А у Свамма-то уши обычные, человеческие!

А как отсмеялись старые друзья, так и взял Свамм Орли в оборот. Первым делом зыркнул на нее строго-престрого — так что та о его крошечном росте враз позабыла. Потребовал:

— Давай-ка всё еще раз расскажи!

Орли, и так растерянная, даже не поняла толком, что́ от нее хотят. Принялась было, как Робину в «Белом олене», все их с Этнин злоключения рассказывать — начиная с самого похищения Санни. Но Свамм быстро прервал:

— Не то! Весь свой разговор с бронзовым рыцарем повтори — про сиду, про дороги, про следы! Как будто нас тут нет!

Тут Орли еще больше растерялась. Промямлила чуть слышно:

— Не... Я так не смогу... Кто ж такое на людях делает?.. — и раскраснелась, глаза потупила.

Свамм в ответ лишь фыркнул недовольно:

— Вот мы, мимы, и делаем! И тебе придется — если, конечно, ты, и правда, хочешь подружек своих вызволить! А теперь гляди!

И вдруг вытянулся во весь свой невеликий рост, горделиво расправил плечи, выставил вперед ногу. А затем чуть нараспев произнес густым солидным голосом по-камбрийски:

— Уезжаю я нынче надолго, Кайна, жена моя! Смотри же за хозяйством, как полагается, да на нового соседа нашего не заглядывайся!

И тут же словно подменили Свамма: он нелепо отклячил зад, всплеснул маленькими пухлыми ручками, состроил умильную улыбку и заверещал тоненьким пронзительным голоском, совсем не похожим на недавний:

— Ах, Йестин, муженек мой, возвращайся поскорее!

Орли даже рот открыла от изумления: слыхать-то про мимов она прежде слыхала, а вот представлений их до сих пор так и не видела... Но не успела она опомниться, как Свамм выпрямился, хитро посмотрел на нее — и гордо заявил уже своим обычным голосом:

— Вот так это и делается, девчушка! — а потом подмигнул и добавил: — Ну что, будешь у меня учиться?

* * *

Обучать Орли лицедейству Свамм решил у себя дома. Днем, правда, к нему не пошли — Робин отговорил: «ни к чему лишний раз в деревне светиться». Вот и сидели они втроем до самых сумерек в заброшенном саксонском доме. Свамм принялся было прямо там показывать всякие нужные для мима штучки, да только быстро от затеи от этой отказался: чересчур темно оказалось. А потом как-то неприметно завязалась беседа. Говорили о том о сем: о здоровье, о видах на урожай в Мерсии и в Думнонии, о родных местах Орли, о былых путешествиях Свамма по Британии. Свамм сумел то ли припомнить, то ли выдумать множество смешных историй, так что Орли, на время позабыв обо всем, вволю нахохоталась. А вот Робин отмалчивался: других слушал, а о себе не рассказывал ничего. Обсуждать недавние странные события в Бате он тоже не захотел: сказал лишь, что надо посмотреть, как оно будет дальше, — и как-то незаметно перевел разговор на целебные источники. Молчали и о самом главном — о судьбе Этнин и Санни. Да Орли об этом и заикнуться лишний раз боялась: а ну как какой-нибудь злой ши подслушает! И только когда изрядно стемнело, Робин выглянул наружу. Выглянул — и призывно махнул рукой: пора идти!

За дверью на Орли обрушился противный мелкий, но хлесткий дождь. Роскошное саксонское платье тотчас отяжелело и облепило тело, а косы намокли и гирями потянули голову к земле. Как же не хватало ей сейчас плаща с капюшоном! Вот и брела Орли следом за Робином, сгорбившись и стуча зубами от холода. Брела и про себя гадала: что-то за жилище у Свамма, у этого не то человечка, не то фэйри: дом хоть это или тулмен подземный, а то и вообще какое-нибудь дупло в большом дереве? И найдется ли там у него очаг, рядом с которым можно было бы обсохнуть и согреться? А Свамм шел вразвалочку позади нее с безмятежнейшим видом, словно бы не замечая льющейся с неба воды. И не просто шел, а еще и напевал что-то совсем несуразное — да еще почему-то и по-гаэльски:

Мой дедушка умер и мне завещал

Шесть славных лошадок и к ним еще плуг,

Таю́дли тиу́м, таю́дли тиу́м!

Мыши в амбаре, в котле и вокруг!

Лошадок я сбыл и корову купил -

Жаль, дед не узнал, как хитер его внук!

Таюдли тиум, таюдли тиум!

Мыши в амбаре, в котле и вокруг!(32)

Первый куплет Орли прослушала с раздражением, после второго заулыбалась. А после третьего, в котором неугомонный наследник променял корову на теленка, даже подхватила припев. И странное дело: стоило ей запеть, как холод словно бы отступил, перестал чувствоваться. Ну, не чудо ли? А уж когда простак из песни остался совсем гол как соко́л, Орли про дождь и вовсе позабыла — хохотала до упаду! И даже не заметила, как добралась до Сваммова жилища.