Этайн, дочь Хранительницы

Глава 28. Именем Сената и народа Британии!

Кер-Леон, Гвент. Несколькими часами раньше

Кер-Леон спал. Бледный свет луны освещал городские дома и каменные крепостные стены. Ночь была звездная, а значит, холодная. Разумные люди в такие ночи по улицам не бродят. Ну, разве что влюбленные — впрочем, кто сказал, что влюбленные так уж разумны? А еще — ночные стражники: этим-то деваться точно некуда! Кто же еще защитит спящих горожан и от вырвавшегося на свободу огня, и от крадущегося в темноте вора или грабителя? Хорошо все-таки, что прежний король Гвента Атруис ап Мейриг превратил в Кер-Леоне, в своем маленьком Риме, пожарную стражу в самую настоящую когорту вигилов!

Вот и сейчас вдоль внутреннего периметра городской стены, звякая железом, двигались три стражника. Двое из них, тучный низенький Марк ап Мартин и высоченный жилистый Теудур ап Пеулин, оба пожилые и бывалые, немало лет уже прослужившие в городской страже, степенно шли привычной дорогой, изредка перебрасываясь парой-другой слов. Третий вигил, двадцатилетний Тидно ап Педрог, самый молодой из дозора, брел чуть в стороне, кутаясь в черный с желтым форменный плащ и зябко поводя плечами. Иногда он нарочно замедлял шаг, а потом нагонял товарищей бегом в надежде чуточку согреться. Но теплее все равно не становилось. Не помогали ни пробежки, ни шерстяная туника, давеча купленная у забредшего в «Золотой Козерог» незнакомого мерсийца, ни выпитая там же, в каупоне, большая кружка доброго эля. Увы, уже который вечер подряд еду в «Козероге» подавала не юная Кати, а старая Брона, супруга Плегги, женщина, конечно, славная и уважаемая, но... Хоть и не могло быть такого никак, а все равно Тидно казалось, что прежде, когда эль наливала Кати, тот был и вкуснее, и забористее.

Тидно вспомнил хорошенькое личико Кати, обрамленное темно-русыми кудряшками, и печально вздохнул. Вот когда он теперь ее увидит? Угораздило же бедняжку так неудачно упасть и ушибить руку! А вообще, конечно, в городе в последнее время творились странные дела. Не раз и не два слышал Тидно от завсегдатаев «Козерога» о двух девчонках, разжегших драку в каупоне. Правда, сам-то он, придя туда на следующий день после той самой драки, уже ничего не застал — разве что поломанную мебель. А ведь одно дело узнать историю из чужих уст и совсем другое — увидеть всё собственными глазами!

Посмотреть, сказывали, тогда было на что. Почтенный Родри ап Ллин, видевший и даже утихомиривавший драчунов, божился: стоило только одной из девчонок, тощей да рыжей, запеть — и пикты тут же дружно набросились на ирландцев, да еще и вроде как не по своей воле: ноги сами понесли их в драку, а руки сами принялись месить несчастных. Отец Иероним из греческой миссии уже который день объяснял городским ротозеям, будто бы это не просто девчонки какие-то являлись в каупону, а самые что ни на есть демоницы из преисподней. Тидно не верил. Чтобы от одной лишь песни лишиться разума и ни с того ни с сего броситься в драку — где же такое слыхано? Да такие песни умеет петь разве что леди Хранительница! А с чего бы самой Неметоне вдруг являться в «Золотой Козерог»? То-то и оно! Правда, то, что и пикты эти, и ирландцы, и сами девчонки куда-то сгинули в ту же ночь, все-таки настораживало. Впрочем, с ирландцами-то вроде бы всё было понятно, да и то как посмотреть: обычных бузотеров к магистру оффиций не отправляют, а уж чтобы потом о них не было ни слуху ни духу...

От размышлений Тидно оторвал негромкий возглас почтенного Теудура:

— Стой! А ну-ка, замри!

Молодой вигил послушно замер: возглас явно адресовался ему. А пренебрегать указанием старшего в дозоре — искать себе на голову неприятностей. Между тем Теудур повернулся к шедшему рядом товарищу:

— Марк, ничего не слышишь? Мне кажется или нет?

Тот пожал плечами, остановился. Помолчал, прислушиваясь. Наконец задумчиво произнес:

— Не пойму. Вроде где-то конные. А может, мерещится. Давай-ка к воротам — мало ли что!

Теудур кивнул в ответ. Тидно тоже кивнул — хотя его вроде бы ни о чем не спрашивали. А лучше бы, между прочим, спросили: стук копыт он слышал вполне отчетливо. Звук доносился с запада, со стороны Ронды. Это успокаивало: Нортумбрия находилась далеко на севере, континент — далеко на юге, а больше опасностей ждать было неоткуда. Впрочем, и с Нортумбрией-то давно был мир, но, как говорится, излишняя осторожность не вредит...

Соображения свои Тидно придержал при себе: кому сейчас до них дело! Но тоже ускорился. Все-таки сейчас у юго-западных ворот было только двое вигилов — а встречать неизвестных конных всяко лучше впятером, чем вдвоем. Вдруг подумалось: а ведь когда-то давным-давно в крепости размещалось несколько сотен, а то и тысяч воинов! Впрочем, даже старожилы не могли припомнить тех времен. Тидно знал и любил свой Кер-Леон совсем другим — мирным, дружелюбным, радушно встречающим гостей. И за то, чтобы родной город оставался таким и впредь, Тидно готов был сражаться — с пожарами, с ночными разбойниками, а если понадобится — то и с вражескими воинами. А что на его долю за целых полгода службы не выпало ни одного потушенного пожара и ни одного пойманного грабителя — так всё еще впереди!

Когда поравнялись с воротами, к Тидно обернулся почтенный Теудур:

— Давай-ка наверх, мало́й! Одна нога здесь, другая там — глянешь, что за люди за стеной, и бегом обратно!

У Тидно от радости перехватило дыхание: наконец-то доверили настоящее дело! Пронесся вверх по лестнице — сам не заметил, как очутился наверху. Выскочил на стену между двумя башнями, аккурат над воротами. Всмотрелся в открывшийся сверху вид на окрестности.

В общем, успели они, кажется, вовремя. Кавалерийский отряд как раз поравнялся с амфитеатром и уверенно приближался к воротам. Всадники ехали открыто, не таясь: подкованные копыта цокали по мостовой, в лунном свете блестели наконечники длинных копий. На круглом щите переднего воина Тидно углядел темное изображение дракона. Облегченно перевел дух: свои! И стремглав кинулся вниз — докладывать об увиденном.

Теперь он наконец увидел привратников. Старик Мархелл ап Гладис сосредоточенно смотрел в окошко, врезанное в дубовую створку ворот: наблюдал за всадниками. Молодой Гуитир, ровесник Тидно, стоял чуть сбоку от Мархелла и сжимал в руке копье.

Между тем Теудур тихо подошел к Мархеллу, осторожно дотронулся до его плеча:

— Ну, что там?

Тот вздрогнул, резко обернулся:

— А, это ты?.. Пока не разглядеть. Пусть приблизятся еще. Если что, ударю в набат.

— Я дракона на щите разглядел — попытался встрять Тидно. — Нашего, вроде. Не желтый...

Теудур бросил взгляд на него, молча кивнул.

— Встали, — задумчиво произнес вновь прильнувший к окошку Мархелл. — Трое спешились, идут сюда. Шлемы камбрийские.

А затем снаружи раздался высокий женский голос, сразу и повелительный, и усталый:

— Именем Сената и народа Британии, отворить!

Мархелл отшатнулся от окошка. Спросил строгим голосом:

— Кто такая?

В ответ прозвучало гордое:

— Леди Вивиан верх Ллиувеллин, рыцарь дружины Святой и Вечной! Назначена временно исполняющей обязанности легата гарнизона Кер-Леона. Вот приказ!

Тидно изумленно уставился на глухую створку ворот, словно надеялся разглядеть сквозь нее говорившую. Та самая Вивиан! Имя отважной лучницы из дружины Хранительницы ставилось после Дин Гира вровень с именами рыцарей Артура. Трудно было даже представить себе ее здесь, глухой ночью перед запертыми городскими воротами. Шевельнулась вдруг неприятная мысль: уж не самозванка ли это?

Мархелл потянул Тидно за рукав. Шепнул тихонько:

— Посмотри-ка, мало́й! Глаза болят что-то, никак не разгляжу!

Про себя Тидно ухмыльнулся. Будто не знает никто, что почтенный Мархелл слаб в грамоте? Так нет же, опять хитрит — в который уже раз!

Однако же сделал вид, что поверил, — проявил уважение к старому служаке.

А когда глянул на подсвеченный странным бледно-желтым светом лист пергамента — остолбенел. Сначала увидел мелкие убористые буквы, совсем не похожие на размашистый почерк короля Моргана. А потом разглядел подпись — большую букву «N» с изящной завитушкой. И рядом с ней — узор, какой бывает, когда приложишь к листку смоченный в чернилах палец. Здесь палец был совсем маленьким, почти детским. И хорошо знакомым — по распискам Хранительницы.

Написано было всё честь по чести. Так Тидно почтенному Мархеллу и сказал. Тот стремглав бросился отпирать ворота.

* * *

Легендарная леди Вивиан оказалась совсем не такая, как Тидно представлял себе, слушая рассказы ветеранов о Берникийской войне. Вовсе не великанша, подобная Ахрен, сражавшейся на стороне Гвидиона ап Ллуда во времена старых богов. Наоборот, невысокая, щуплая — но жилистая и гибкая. Темные волосы с проседью, собранные в короткую толстую косу. Тонкий, чуть заметный шрам через щеку. И большие серо-зеленые глаза, обрамленные едва различимыми морщинками.

Леди Вивиан стояла перед все еще не пришедшими в себя вигилами. Из-под ее короткого кавалерийского плаща в свете факела серебром отблескивала легкая кольчуга. Двое рыцарей застыли чуть позади воительницы. А за воротами всхрапывали кони и позвякивало оружие.

Вивиан обвела вигилов взглядом — всех пятерых по очереди.

— Эй, воины! Кто из вас бывал в патриаршей миссии? Прово́дите без лишнего шума?

Неожиданно для себя Тидно сделал шаг вперед. Вытянулся, поднес кулак к виску. Представился, как положено:

— Тидно ап Педрог, клан Вилис-Нейрин! Эмитуларий когорты вигилов Кер-Леона!.. Леди легат...

Запнулся, тут же исправился. Продолжил, чувствуя, как щеки краснеют от волнения: — Конечно, провожу, леди легатесса! Бывал у греков в миссии не раз!

Леди Вивиан чуть улыбнулась, кивнула. Махнула рукой. Тут же в открытые ворота бесшумными тенями заскользили пешие воины в темных, сливавшихся с сумраком улиц плащах. Сначала Тидно даже показалось, что помощь его не особо и требуется: воины уверенно устремились к бывшей римской казарме, третий год служившей братским корпусом миссии. Вовсе не считавший себя неповоротливым увальнем Тидно едва поспевал за ними.

Но, оказалось, позвали его не зря. Едва воины в темном оцепили здание, леди Вивиан встала подле двери. Поманила Тидно к себе. Тихо, почти шепотом приказала:

— Ну, вигил, стучи! — и погрозила пальцем — не поймешь, то ли в шутку, то ли всерьез: — И чтобы никаких глупостей!

Тидно пожал плечами, хмыкнул. Уж предупреждать греков он точно ни о чем не собирался! Не нравились ему ни красноречивый пройдоха отец Иероним, ни подчеркнуто смиренный и благостный отец Софроний, ни тем более суетливые пронырливые служки, из которых добрая половина была никакими не греками, а самыми что ни на есть саксами и англами. И не просто не нравились, а не вызывали доверия. А почему — он и сам не понимал. Зато доверял Хранительнице. И теперь чувствовал: всё идет как до́лжно.

А потому Тидно решительно подошел ко входу в казарму и изо всех сил забарабанил в дверь.

Ждать пришлось недолго.

— Что надо? — изнутри послышался недовольный голос, по-гречески напевно выговаривавший камбрийские слова.