Этайн, дочь Хранительницы

Глава 50. Рождение легенды

Лэри О'Лахан злился на себя. Не попытайся он тогда срезать угол, свернув на тропинку, — может, и не разминулся бы с Робином. Однако в обратную сторону он опять шел коротким путем: сейчас это было оправданно.

За два года, пролетевшие с его прошлого посещения Ланнуста, тропинка изменилась. Она стала у́же, а местами и вовсе почти затерялась среди разросшегося вереска. Приходилось идти осторожно, особенно в понижениях, где под ногами подозрительно хлюпала вода.

И все же Лэри двигался быстро — конечно, по человеческим меркам. С Финдом ему было не потягаться: тот вроде и бежал-то совсем неторопливо, вразвалку, — а все равно то и дело оказывался далеко впереди. Тогда он поворачивался к Лэри мордой, усаживался посреди тропы и, свесив на сторону язык, дожидался хозяина.

А вот две нежданные спутницы за Лэри, наоборот, едва поспевали. Правда, девушкам надо было отдать должное: замедлить шаг они его не просили и вообще ни на что не жаловались. Впрочем, дочка Немайн, конечно же, так и должна была себя вести: как-никак принцесса, да еще и наполовину сида. А судя по ее внешности — так даже больше, чем наполовину.

Облику Этайн Лэри если и удивился, то не особенно сильно: про знаменитые уши Немайн знал, наверное, весь остров. И в том, что у ее дочки уши оказались тоже звериными, разумеется, не было ничего странного: известно же, что дети обычно похожи на родителей. Гораздо больше занимала Лэри подружка Этайн. Та, судя по внешности и выговору, была явной ирландкой из Мунстера — да Этайн ее «мунстерской» и называла. Вид у ирландки был совершенно деревенский, однако с принцессой она держалась как с ровней — а та и не думала противиться. И обе отчаянно беспокоились за Робина — Лэри этому удивлялся, но и радовался тоже. Уже одно то, что о Робине взялась заботиться дочь самой Немайн, вселяло надежду на добрый исход.

Выйдя к большаку, Лэри свернул налево и направился в сторону Ланнуста. По твердой наезженной дороге идти стало намного легче. Труси́вший рядом Финд сразу приободрился и со всех ног рванул вперед. Вскоре его покрытый длинной клочковатой шерстью хвост уже мелькал вдалеке среди придорожных кустов: по своему обыкновению, пес принялся обследовать окрестности — выискивать мелкую живность.

А Лэри всматривался в едва различимые на вершине отдаленного холма белые стены Ланнуста, и с каждым шагом в его сердце нарастало беспокойство. Стало вдруг мучить сомнение: а то ли он выбрал направление, не поспешил ли? Что мешало Мэйрион повернуть не к северному побережью, а к южному? Поди ведь догадайся, что́ она затеяла!

К Мэйрион Лэри относился странно, двойственно: с одной стороны, искренне уважал ее, с другой — почему-то ожидал подвоха всякий раз, когда обращался к ней, чтобы угомонить осеннюю ломоту в суставах, успокоить разболевшийся зуб или приманить торговую удачу. Впрочем, до сих пор ничего дурного Мэйрион — или, как она стала называть себя в последние годы, Ллиувелла — ему не сделала, а Нуалу в свое время и вовсе исцелила от сыпной горячки, спасла от верной смерти. И все-таки Лэри гораздо увереннее чувствовал себя, имея дело не с ней, а с ее мужем — даже после того как узнал, что тот был не просто Хродбертом из Кер-Брана, а Робином Добрым Малым. А с некоторых пор он еще и считал себя обязанным Робину по гроб жизни. Не подскажи тот, что́ следует говорить положившему глаз на запретный товар жадному судебному чиновнику, не помоги обвести его вокруг пальца, — обобрал бы чиновник Лэри и Нуалу до последней нитки да еще и сделал бы, чего доброго, должниками весь их септ — всех И Лахан северного побережья!

Узнав от гленского фения о тяжелой болезни Робина, Лэри, конечно, не смог остаться безучастным. Он поспешил в Кер-Бран — хотел отплатить добром за добро, а если всё совсем плохо — то успеть проститься. А что до дочери Немайн вместе со всеми ее подружками — по совести говоря, до них Лэри и дела-то особого не было — по крайней мере, поначалу.

И только Лэри подумал об Этайн, как та вдруг откликнулась — словно мысли его услышала:

— Господин Лэри!

Лэри замедлил шаг, обернулся. И словно впервые увидел глаза дочери Хранительницы — не по-человечески огромные, зеленые, как последний закатный луч солнца над морем, — и наверняка очень зоркие.

А Этайн между тем взволнованно продолжила:

— Смотрите, господин Лэри! Там кто-то нам навстречу бежит! Руками машут!

* * *

Одна из двух видневшихся впереди фигурок оказалась девочкой-подростком — худенькой, ярко-рыжей, с крупными золотистыми веснушками на раскрасневшемся остром лице. Девочка явно спешила — она неслась по дороге быстрым шагом, то и дело сбиваясь на бег. Иногда она цеплялась за попадавшиеся на пути камни подолом грязно-зеленого платья, но всё же не спотыкалась. Спутник девочки, высокий юноша со светлыми, почти белыми, волосами и с такой же светлой редкой бородкой, тоже торопился — шагал споро, по-журавлиному высоко вскидывая ноги, — однако едва поспевал за ней, то и дело отставая. Нагонял он девочку, лишь когда та приостанавливалась, чтобы помахать рукой, — а делала она это по мере приближения всё чаще и чаще и каждый раз при этом звонко выкрикивала по-гаэльски:

— Батюшка, батюшка!

Шагов за сто девочка окончательно перешла на бег, оставив спутника далеко позади. Вскоре она подлетела к господину Лэри, резко остановилась перед ним и сразу же зачастила:

— Батюшка, там знахарка Мэйрион у нас куррах просит! Муж ее плох совсем, так знахарка его к какому-то монаху на острова...

Тараторя, она то и дело встряхивала головой, и каждый раз над ее макушкой забавно взметывались длинные пряди волос, выбившиеся из растрепанных, полураспустившихся кос. Но наблюдавшей за ней Таньке улыбаться совсем не хотелось: очень уж невеселые вещи рассказывала девочка. А господин Лэри и вовсе помрачнел. Дослушав, он угрюмо кивнул, буркнул:

— Ладно, Нуала, там посмотрим, — и снова зашагал, еще быстрее, чем прежде.

Девочка, тут же развернувшись, последовала за ним. Подоспевший за это время юноша с бородкой чуть замешкался, но быстро опомнился и пустился вдогонку за остальными.

Сначала оба они — и девочка, и ее спутник — показались Таньке совершенно незнакомыми. Впрочем, догадаться, что девочка приходилось дочерью господину Лэри, труда не составило. Юноша тоже недолго оставался для Таньки загадкой. Вскоре он заговорил с ней сам:

— Простите, вы ведь великолепная?

Услышав певучий скандинавский выговор, Танька в первый миг даже не поверила своим ушам. А потом удивленно воскликнула:

— Мастер Сигге?!

Это действительно оказался Сигге Барквид, тот самый то ли инженер, то ли университетский мэтр, что когда-то прямо на верфи читал «двоечке» лекцию о корабельном лесе. Узнать юного мастера Сигге было и правда нелегко: за лето он успел обзавестись бородкой и оттого стал выглядеть заметно старше, к тому же лицо у него обветрилось и покраснело, как у бывалого моряка. А внезапное появление Сигге вдали от Кер-Сиди, на самой окраине Придайна, казалось и вовсе чем-то невероятным.

Как бы то ни было, а дальше они шли уже впятером: впереди господин Лэри с Нуалой, за ним — Танька и Орли, а позади всех — Сигге Барквид. Сигге поначалу то и дело оглядывался по сторонам и, казалось, что-то или кого-то высматривал. Потом, уже перед самым Ланнустом, он все-таки нагнал девушек. Всю оставшуюся дорогу, до самого берега моря, Сигге шагал рядом, иногда поглядывал на Таньку и, похоже, порывался о чем-то ее спросить — но так и не решился.

Смотрела на Таньку и Нуала — во все глаза, как на диковинку. Идя впереди, она то и дело оборачивалась и бросала на сиду странный взгляд, восторженный и испуганный сразу. Каждый раз в следующий же миг на Нуалу тихо, но грозно шикал господин Лэри. Помогало это, впрочем, ненадолго: уже шагов через двадцать та принималась за старое. А Танька между тем всё шла и шла по едва знакомой думнонской дороге, отрешенно глядя на простиравшуюся вокруг бурую холмистую равнину, на белые домики Ланнуста, на упиравшуюся в горизонт свинцово-серую полоску моря. Стоило нежданно-негаданно повстречать мастера Сигге — и все ее страхи, тревоги и заботы последних дней куда-то отступили, а сама Танька мысленно унеслась далеко-далеко от Керниу. Как наяву стояли теперь всё время перед ее глазами белые стены и зеленые крыши Кер-Сиди, в окрестной тишине ее ушам чудился далекий гомон большого города, и с каждом шагом всё сильнее и сильнее становилось радостное предчувствие скорого возвращения домой.

* * *

Из Ланнуста дорога выбралась на унылую пустошь, покрытую низкими пологими холмами. Вскоре господин Лэри увел путников на узкую, едва приметную среди редкого вереска тропинку. Идти по ней пришлось довольно долго. Вокруг расстилался сплошной буро-зелено-розовый ковер вереска, нигде не было видно ни одного деревца. Кусты тоже исчезли, и белый пес господина Лэри, должно быть, окончательно потеряв надежду поживиться каким-нибудь мелким зверьком, больше не рыскал по окрестностям. Теперь пес снова бежал по тропинке впереди путников, время от времени останавливаясь и дожидаясь их приближения. Во время бега его длинный хвост вытягивался назад и колыхался из стороны в сторону, словно кавалерийский штандарт-дракон на древке.

Потом тропинка устремилась вниз по крутому склону в узкую долину. Там, обернувшись россыпью крупных камней, она несколько раз пересекла окаймленный густыми папоротниковыми зарослями ручеек и наконец вновь влилась в наезженную дорогу. Начался долгий пологий спуск. Впереди, перебивая журчание ручья, всё отчетливее слышался шум близкого моря. На смену вересковым склонам холмов пришли темно-серые, испещренные многочисленными темными трещинами и покрытые ярко-зелеными пятнами мха скалы. Местность вокруг принимала всё более угрюмый, даже зловещий вид. И, словно откликаясь на эти перемены, приподнятое настроение у Таньки стремительно таяло, а ему на смену возвращалась тревога.

А потом долина осталась позади. Выбежав на полого спускавшуюся к прибрежному обрыву равнину, дорога тут же распалась на несколько едва приметных колей. Открылся вид на странную, почти прямоугольную бухту, зажатую между двумя скалистыми мысами. Шедший первым господин Лэри ускорил шаг, направляясь в сторону моря. Дойдя почти до края обрыва, он остановился, слегка наклонил голову — и вдруг удивленно присвистнул.

— Э, Нуала... А куррах-то наш где? — воскликнул он, обернувшись.

Нуала тоже подошла к краю обрыва, заглянула вниз и ойкнула. А когда подоспели остальные, она уже стояла перед разъяренным господином Лэри — опустив голову, с испугом на лице. А тот грозно смотрел на нее, яростно шевелил щетинистыми усами — и молчал.

Мгновение Танька пыталась осмыслить происходившее. Всему этому находилось только одно объяснение — но оно напрочь не укладывалось у нее в голове.

В следующий миг господин Лэри вновь обрел дар речи — ох, лучше бы он этого не делал! Потому что на несчастную Нуалу, и без того перепуганную, совсем втянувшую голову в плечи, из его уст обрушилась отборнейшая гаэльская брань, какую Танька никогда и не слыхивала. Да что там Танька: даже, казалось бы, привычная ко всему Орли — и та тихо охнула и перекрестилась.