Этайн, дочь Хранительницы

Глава 48. Ведьмин дом

Едва лишь Мэйрион выскочила из фургона, как полог снова зашевелился. Еще через мгновение из-под него вынырнула бледная, взволнованная Гвен. Бросив быстрый взгляд на Таньку, она опрометью бросилась к больному.

— Робин, миленький!..

Робин, лежавший лицом к стене в неудобной скрюченной позе, с усилием повернулся на другой бок. Затем, кашлянув, он медленно приподнялся и повернул голову. Лицо его оказалось бледно-серым, лишь под глазами темнели синяки, а на щеках горели зловещие красные пятна.

— Выслушай меня, пожалуйста, — горячо зашептала Гвен. — Забудь обо всём, что она говорила! Слышишь?

— Брось, Гвен, — пробормотал Робин с грустной усмешкой. — Не нужно меня утешать — ни к чему. Всё ведь сходится. Мэйрион права, а я и правда дурак. Верил всю жизнь в сказки и не замечал простых вещей перед самым носом. Жаль, что я понял это слишком поздно...

— Нет, Робин, нет же! Поверь... — не договорив, Гвен вдруг разрыдалась.

И это беспомощное отчаяние Гвен укрепило Таньку в решимости, подтолкнуло ее к действию. Нужно было во что бы то ни стало вмешаться в происходившее и хотя бы попытаться исполнить свой замысел — чего бы это ни стоило, как бы ни противился этому «цензор», какие бы мучения он ни сулил!

Танька отступила в самый дальний угол, к не заправленной крохотной постели господина Эрка. Отвернулась к стене, чтобы никто не увидел ее лица. И беззвучно зашевелила губами, торопливо проговаривая про себя слова отчаянной не то просьбы, не то молитвы:

— Цензор, миленький, выслушай меня, пожалуйста! Я знаю, что врать нехорошо, что нам, сидам, положено быть правдивыми. Но я уже выросла, пойми! И теперь лучше всего мне самой решать, что́ и когда следует говорить. Потому что иногда бывает и так, что правда оказывается лживей лжи, а ложь — правдивее правды! Я знаю, ты не веришь мне сейчас, но вот смотри! Если я послушаюсь тебя — умрет хороший человек, и с ним вместе умрет сказка, в мире станет одним чудом меньше. Я не хочу такого, цензор, слышишь?! А если я поступлю по-своему...

Сбившись, Танька оборвала свою безмолвную речь, опустила голову. Внезапно до ее сознания долетели доносившиеся снаружи голоса — там о чем-то разговаривали Мэйрион и Орли, но смысл их слов ускользал. А «цензор» молчал. Совсем.

И тогда она повернулась. Выпрямила спину. Усилием воли приподняла поникшие уши, широко улыбнулась. Уверенными шагами подошла к Робину. И громко, звонко провозгласила:

— Славный Хродберт, сын Радалинды из Кер-Леона! Я, сида Этайн верх Тристан а Немайн, подтверждаю твое родство с народом Дон!

Глубоко вдохнув, она на мгновение зажмурилась. А затем широко распахнула глаза и произнесла нараспев:

— Клянусь, что это так, — земной твердью и небесными звездами, полуденным зноем и ночной прохладой, зимней метелью и теплым летним дождем, шумом моря и шелестом деревьев, песней соловья и музыкой арфы! Клянусь стойкостью дуба, стройностью ясеня и живучестью терновника! И если я солгала, то пусть небо поразит меня молнией, пусть земля провалится подо мной и пусть деревья разорвут меня своими корнями!

Отзвучали последние слова клятвы, и в воцарившейся тишине Танька отчетливо расслышала тяжелое, хриплое дыхание Робина. Тот неподвижно лежал на боку, полуприкрыв глаза, — всё такой же бледный, с тем же лихорадочным румянцем на щеках — и на его синеватых губах виднелась странная то ли улыбка, то ли усмешка.

Танька чуть отступила назад, прислонилась к подпиравшей полку стойке и из последних сил ободряюще улыбнулась Робину в ответ. Конечно, в ее улыбке не было никакой радости. Клятва не принесла ей ни облегчения, ни успокоения, ни даже удивления своей смелостью — одну лишь безумную усталость, от которой кружилась голова и подкашивались ноги. А «цензор» по-прежнему молчал.

Потом сбоку послышался тихий шорох, и тут же в фургон ворвался свежий уличный воздух. Повернувшись, Танька неожиданно увидела Мэйрион. Та, приподняв полог, неподвижно стояла во входном проеме и не отрываясь смотрела на нее широко раскрытыми глазами.

Стоило им встретиться взглядами, как Мэйрион шевельнулась. В следующее мгновение она сделала шаг вперед и вдруг сдержанно, но почтительно поклонилась — это было до того непохоже на прежнюю злобную ведьму, что Танька опешила. Между тем Мэйрион старательно поправила за собой полог и опасливо посмотрела на Таньку, словно спрашивая у нее разрешения. Всё еще недоумевая, Танька непроизвольно кивнула, и тогда Мэйрион медленно двинулась по узкому проходу вглубь фургона.

Поравнявшись с ложем Робина, Мэйрион остановилась.

— Ну, муженек, готовься к дальней дороге! — объявила она с торжественным видом. — На рассвете выезжаем!

И тут вдруг Таньке стало не по себе. Недоумение никуда не делось, но теперь к нему прибавилось неприятное, гнетущее чувство тревоги.

— Выезжаете? — переспросила она, совсем теряясь в догадках.

— Как ты и хотела, сида, — пожала плечами Мэйрион. — Едем туда, где ему смогут помочь.

Танька растерянно кивнула. Посмотрела на Мэйрион, опасаясь увидеть на ее лице знакомую злобную ухмылку. Однако лицо Мэйрион оказалось задумчивым и отрешенным. Но спокойнее от этого почему-то не стало. Наоборот, чувство тревоги только усилилось.

И тогда Танька твердо заявила:

— Я тоже поеду с вами!

Внутренне она была готова к отказу. Однако Мэйрион согласилась не задумываясь.

— Как тебе будет угодно, сида.

А вслед за Мэйрион вдруг подал голос и Робин.

— Леди... — хрипло вымолвил он. — Мне бы с женой словечком перемолвиться... по-семейному...

Танька торопливо кивнула. Напряжение вдруг отпустило ее. Отчаянно захотелось выбраться на свежий воздух — совсем ненадолго, чтобы только перевести дух и сразу же вернуться назад.

Неверными шагами она добрела до выхода. Чуть приподняв полог, осторожно выглянула наружу. Там оказалось по-прежнему прохладно и ветрено. Однако дождь прекратился, а в тучах появились прорехи, и сквозь небесную дымку светлыми точками проступило несколько звездочек.

Зябко передернув плечами, Танька выбралась на облучок. Потом по приставной лесенке спустилась вниз, на пропитанную дождевой влагой, хлюпающую под ногами землю. И без того мокрые башмачки у нее немедленно наполнились водой — но это показалось сейчас сущим пустяком, даже не сто́ящим внимания.

Пройдя несколько шагов, Танька остановилась. Глубоко вдохнула прохладный ночной воздух — он вкусно пах осенней прелью и почему-то морем. И вдруг услышала вдалеке голоса — сначала мужской, потом звонкий детский.

Повернувшись на звук, Танька увидела одинокое дерево с раскидистой кроной. Под деревом возле самой земли тускло мерцал желтый огонек фонаря. Рядом с фонарем виднелись человеческие фигурки — одна большая, две поменьше. Почти сразу Танька узнала Санни — по светлому платью и коротко остриженной голове. Тут же догадалась, что двое других — Беорн и господин Эрк. Облегченно вздохнула: нашлись! И сразу же встревожилась: «А где Орли, где Гвен?»

А потом за спиной раздалось шлепанье ног — не человеческих, звериных. Кто-то четвероногий — то ли овца, то ли свинья, то ли большая собака — неспешно брел прямо по лужам, не разбирая дороги.

С удивлением, даже с опаской, Танька обернулась — но никакого животного позади не обнаружила. Зато увидела Орли. Та, сгорбившись и уткнув подбородок в колени, сидела возле колеса на мокрой траве. Подол ее красного саксонского платья был перемазан в грязи и облеплен желтоватым пухом бодяка.

Орли тоже заметила ее, шевельнулась.

— Это ты, Этнин? — спросила она почему-то шепотом.

Танька кивнула. Воскликнула радостно:

— Мунстерская!

Орли вдруг приложила палец к губам, потом показала пальцем куда-то за фургон и сделала предостерегающий жест рукой.

— Там Гвен разговор слушает, — по-прежнему шепотом пояснила она и тут же спросила: — Робин — как он?

— Плохо, — вздохнула Танька. Потом, чуть помолчав, продолжила: — Мэйрион вроде бы куда-то его везти собралась.

— Везти? — удивленно переспросила Орли. — Куда?

— Ну да, везти, — кивнула Танька. — А куда, к кому — не знаю. Может, к друидам каким-нибудь. Я с ними тоже собираюсь — а то мало ли что...

И замолчала. Язык у нее едва ворочался от усталости, да и делиться опасениями совсем не хотелось.

Между тем из-за фургона снова донеслись странные звуки — и издавала их уж точно не Гвен. Кто-то невидимый сначала громко чесался, чавкал и шумно сопел, потом ненадолго затих и наконец неторопливо затрусил, шлепая по воде. Вскоре загадка разрешилась: обогнув фургон, к девушкам вразвалку вышел лохматый вислоухий пес. Пес был поистине громаден — ростом никак не меньше новорожденного жеребенка. Белый от природы, он казался буро-пятнистым из-за торфяной грязи, тут и там покрывавшей его брюхо и бока.

Увидев приближавшееся косматое чудище, Танька невольно охнула и отшатнулась. Однако пес равнодушно прошествовал мимо нее, обдав густым запахом отсыревшей шерсти, и уверенно направился к Орли. Та же, к Танькиной оторопи, не выказала ни испуга, ни даже удивления — наоборот, заулыбалась. А пес грузно плюхнулся рядом с Орли на траву, повернул к Таньке покрытую длинной мокрой шерстью морду и, вывалив на сторону широкий нежно-розовый язык, шумно задышал.

И тут Танька вдруг успокоилась. Пес оказался совсем не страшным — наоборот, всем своим видом он внушал доверие, а его маленькие умные глаза светились неподдельным добродушием.

Уже без опаски она пробормотала:

— Откуда же ты такой взялся?

— Приблудился, — вместо пса ответила Орли и вдруг гордо объявила: — Наш, гаэльский! Знаешь как они с волками справляются?

О могучих псах-волкодавах Танька, конечно, слышала, но не более того. И даже не представляла себе прежде, как те выглядят. Но, поразмыслив, она все-таки кивнула. А потом еще раз посмотрела на пса — с любопытством и уважением.

— А Мэйрион, по-моему, его испугалась, — продолжила Орли громким шепотом, пожав плечами. — И чего бояться-то? Они же охотничьи, а не боевые.

В ответ Танька хмыкнула: еще бы не испугаться такого чудища! Кажется, на этот раз она вполне понимала Мэйрион. Да и «не боевые» — это тоже как сказать. В Танькином воображении вдруг нарисовался громадный пес, весь увешанный броней, в шипастом железном ошейнике, с грозным рычанием несущийся навстречу римскому легиону... Нет, сама она боевых собак, конечно же, не видывала — всего лишь вспомнила лекцию мэтра Полибия о временах Юлия Цезаря. Но ведь такое и в самом деле бывало, пусть и давным-давно. И не где-нибудь, а здесь, на Придайне!

— Может, Мэйрион его за кого-нибудь другого приняла? — осторожно предположила Танька.

— Ну может, — поколебавшись, согласилась Орли. — Я слышала про больших псов Крома Круаха — вот с теми точно лучше не встречаться! Но только они черные и ростом с целую лошадь.

И тут Танька задумалась. Кажется, подруга-ирландка поняла ее по-своему. Но ведь это и в самом деле могло быть объяснением!

— А у наших Гвина и Арауна гончие как раз белые, — вымолвила она наконец.

— Ясно тогда, — кивнула Орли в ответ. — То-то она на нас и глядела, словно... — Орли запнулась, а потом вдруг продолжила громким взволнованным шепотом: — Ну да, точно же! Она же на нас как зыркнет да как рявкнет: «Зачем пришла, что тебе надо?» А кому так говорят?