Этайн, дочь Хранительницы

— Проснулась, холмовая! — смеется Орли. — А правда, полегчало мне чуток от твоего зелья, а сон так вообще как рукой сняло, ни в одном глазу!

Оказывается, вожжи-то в руках у ирландки, а сида уютно привалилась к ней и, судя по затекшей руке, проспала так уже немало времени. Солнце окончательно село, над бричкой носится в воздухе летучая мышь — Танька видит ее отчетливо: небольшая, бурая и с длиннющими ушами, по форме похожими на ее собственные, только чуточку пошире и покруглее. Зверек кружит совсем близко, сиде хорошо слышны испускаемые им звуки, похожие на частый треск. Внезапно мышь делает резкий бросок в сторону — и треск сменяется хрустом и чавканьем, а рядом с Танькой печально пролетает одинокое крыло крупной ночной бабочки. «Для одного — удачная охота, для другого — трагическая гибель», — приходит в голову сиде. Странно, а почему Орли-то никак не реагирует на такое интересное зрелище? Ой, так у нее же и уши, и глаза другие, ей просто ничего не слышно и не видно. Вот и не покажешь-то ей ничего, ну как же обидно!

[image_8528|center]

Подумав об ушах ирландки, сида невольно задерживает на них взгляд. Уши как уши, аккуратные, маленькие, не то что Танькины украшения — сида невольно вспоминает уже улетевшую прочь летучую мышь. Пожалуй, у тех мышек, которых она запускала в тулмене, уши были намного меньше, чем у этой. Кстати, и щелкали ее подопытные, кажется, иначе. Наверняка разные виды — придется потом поспрашивать преподавателей… «Не иначе, бывают среди летучих мышей «люди» и «сиды», — приходит вдруг в голову Таньке, и она едва сдерживает смех.

Справа девушек обгоняет всадник. В сгустившихся сумерках, уже больше похожих на ночную тьму, Орли не может понять, кто это — сэр Тристан, леди Эмлин или вообще кто-то посторонний. Но сидящая рядом сида улыбается — в ярком лунном свете сверкают ее белые зубы. Значит, всё в порядке! Уж в чём в чём, а в отменном ночном зрении своей подруги Орли не сомневается. И все-таки ирландке тревожно.

— Кто это был? — шепотом спрашивает она у сиды.

— Эмлин. Посмотрела на тебя, ухмыльнулась ехидно и вперед унеслась, — также шепотом отвечает Танька. И не поймешь: то ли правду говорит, то ли насмешничает. Да нет, не врет она, конечно: Орли об удивительной правдивости холмового народа наслышана с детства, а знакомство с Этайн эти рассказы подтвердило замечательно.

— Как думаешь, разрешит она мне дальше ехать? — робко спрашивает Орли.

— Я-то откуда знаю? — Танька опять предельно честна, утешать даже не пытается.

— А почему она меня рассмотреть может, а я ее нет? Она что, тоже из фэйри каких-то?

— А ты посмотри, с какой стороны луна светит! Ну… это я так предполагаю, мне-то всё и без луны видно. А леди Эмлин — нет, вроде бы не фэйри. Хотя необычная она, конечно, это точно!

— Ох, холмовая, тебе ли судить, что обычно, а что нет?

— Орли, я ж среди людей выросла, в Кер-Сиди!

— Так разве ж Кер-Сиди — место обычное? Одни эти ваши башни с крыльями чего сто́ят! И люди ваши такие же!

— Как это? Тоже с крыльями? Вот уж не замечала ни у кого! — сида озорно улыбается, потом ощупывает Орли лопатки. — Видишь, и у тебя нет! А ты у нас в городе уже сколько живешь! С полгода, не меньше!

— Да ну тебя! — смеется ирландка, не то представив себя крылатой, не то просто от щекотки. — Ты ж понимаешь, я не об этом! У вас же дурной народ не приживается, неужели не заметила до сих пор?! Вот и эти — которые Санни украли — тоже не приживутся!

— Орли! Подожди-ка, там впереди что-то непонятное! Дай-ка рассмотреть, подвинься!

Вытянув шею, Танька всматривается в то, что кажется ирландке непроглядной тьмой, а ей самой — чем-то вроде легких сумерек. В этих сумерках сида отчетливо видит, как скачущая впереди Эмлин осаживает своего коня, легко спрыгивает с него, выхватывает левой рукой меч из ножен… Тут же возле брички появляется сэр Тристан — тоже с мечом наготове.

— Папа, что случилось?

— Тсс… Кто-то впереди в кустах прячется!

Вот это да! Сида со своими глазами и ушами ничего не заметила, а эти уже готовы к бою! Ага, вот Эмлин кого-то ведет к бричке — щуплого, невысокого, отчаянно хромающего… Падди!!! Щелкает кремень в спиртовой зажигалке: Танька поджигает факел. Орли отшатывается от ярко вспыхнувшего пламени, зажмуривает оба глаза, и нормальный левый, и украшенный черным «фонарем» правый, потом осторожно открывает их… и испускает радостный вопль:

— Бра-а-а-тец!!!

— Орли? Ты? Вот уж не ожидал! Господи, что с твоим лицом?.. Танни, и ты здесь? — на лице Падди появляется счастливая улыбка пополам с удивлением.

— Ты-то откуда взялся? — искренне недоумевает ирландка. — А Санни где?

— Да выкинули они меня тут, на границе с Диведом! До ночи связанным провалялся… Попить бы что-нибудь…

— Вода есть… хорошая, кипяченая. Могу настойки дягиля добавить — взбодрит, — предлагает сида.

— Лучше бы чего-нибудь покрепче… Согреться бы как мне!

— Глотни! — сида подносит к губам Падди фляжку с тонизирующей настойкой.

— Санни где? — вновь спрашивает Орли.

— Подождите-ка, Орли, — вмешивается вдруг сэр Тристан. — У него с рукой что-то. Таня, посвети, пожалуйста!

— Да, конечно… — откликается Танька. — Я сейчас, папа... Падди, очень больно?

— Да ерунда это всё! — преувеличенно бодро говорит парень в ответ. — Санни вызволять надо, тут не до моих ушибов! С этих уродов что угодно станется — могут и обесчестить ее, и убить даже! Может, одного коня мне дадите, а? Я...

— А ну-ка левую руку покажи! — перебивает его сэр Тристан. — Пошевелить кистью можешь?

— М-м-м… — Падди издает глухое мычание, по лбу его скатывается капля пота.

— Так, молодой человек… Ну, и куда ты с такой рукой собрался?

— Там что-то серьезное, вывих? — встревоженно кричит Танька из брички.

— Перелом лучевой кости. Закрытый, но нехороший, — отвечает сэр Тристан. — Таня, большую аптечную сумку! Быстро!

И, повернувшись к ошеломленно стоящей рядом Орли, вдруг принимается объяснять ей происходящее:

— Сейчас зафиксируем парню руку, а то потом неприятностей не оберется. А потом вы отвезете его в Кер-Сиди, в госпиталь.

— Люди!.. Вы с ума посходили? Какой мне Кер-Сиди? Примотайте вы мне ее как-нибудь, и я поеду за этими… — пытается протестовать пострадавший, но сэр Тристан словно бы его и не слышит.

— Орли, разожгите костер — нужно воды вскипятить. Таня, а ты будешь мне ассистировать.

Танька некоторое время копошится в глубине брички среди баулов. Орли, только что смотревшая на пламя факела, едва различает фигуру сиды среди разноцветных пятен, плавающих перед глазами. Более осторожная Эмлин, всё это время не отводившая взгляда от ночной дороги, сейчас отчетливо видит, как Этайн, пыхтя, вытаскивает из-под тента сперва большущую сумку, а потом — завернутый в ткань круглый предмет размером с человеческую голову. Проходит еще минута-две — и прямо на сиденье брички загорается тусклый желто-оранжевый шар электрического светильника. Орли некоторое время завороженно смотрит на невиданное чудо, не забывая при этом часто и мелко креститься. Потом ирландка вновь поворачивается к Падди, бросает взгляд на его освещенную волшебным светильником спину — и хватается за голову.

— Сэр рыцарь, можно мне сказать? У него же вся спина исполосована, ужас какой… Я сейчас быстренько хворосту натаскаю — а потом дозвольте мне тоже раненым заняться! Я умею раны обрабатывать, вы не думайте!

— Таня, готовь шину Крамера! Весь комплект! — принимается распоряжаться сэр Тристан. — Да, достань-ка еще ляпис, корпию и бинты! И противостолбнячную сыворотку тоже, быстро!

А Падди рухнул лицом вниз в придорожную траву, едва лишь Орли отвлеклась на колдовскую лампу с молнией внутри, и теперь лежит не то в забытье, не то в глубоком сне.

Проходит примерно четверть часа — гальванический элемент уже исчерпал свои возможности, но вместо погасшего светильника бричку и ее окрестности освещает ярко пылающий костер. Упряжные лошади временно получили свободу, пасутся неподалеку. Два верховых коня — серый жеребец сэра Тристана и вороная кобыла, принадлежащая Эмлин, — тоже щиплют траву, но не расседланы. Падди сидит, прислонившись к колесу брички, над ним склонились Этайн и Орли. Рука ирландца уже в шине — замотанной в бинт решетчатой конструкции из медной проволоки и ремней. Сэр Тристан стоит в стороне: он наложил шину, ввел сыворотку Падди в плечо, а уж дальше за дело взялись девушки. Нет, всё по-прежнему происходит под его контролем, но... В общем, пусть дочь лишний раз попробует себя в роли лекарки, да и обещанное умение ее новой подружки обрабатывать раны проверить тоже не помешает. Если что пойдет не так — вовремя вмешаться он успеет!

Сэр Тристан удовлетворенно хмыкает. Оказывается, эта Орли и вправду неплохо умеет промывать и бинтовать раны: пожалуй, непосвященному могло бы даже показаться, что Танька — всего лишь ее ассистентка. На самом деле трудно сказать, у кого из двух девушек сейчас более трудное и ответственное дело. На долю ирландки выпало очищать глубокие рваные раны от земли, промывать их. Сида возится с мазями: смешивает их ингредиенты, тут же передает готовые порции Орли, распоряжается, какую рану чем мазать. Одновременно ей приходится следить за котелком, в котором заваривается сонное зелье: деваться некуда, миром Падди в больницу явно не отправишь, да и вообще выспаться ему как следует определенно не помешает. Но сейчас, когда Орли ковыряется в его спине, Падди не до сна. Он не двигается, молчит, но по его покрывшейся испариной спине и по непроизвольно сжимающемуся кулаку можно догадаться, как ему на самом деле больно.

— Потерпи, миленький, сейчас я уже закончу, сейчас-сейчас… — шепчет Орли, отделяя очередной присохший к ране комок земли. А у сиды даже на то, чтобы сказать раненому ласковое слово, не остается ни времени, ни сил. Обработка закончена — теперь надо будет забинтовать Падди, одеть в чистую рубаху — сойдет и Танькина, благо мужского покроя, да и рост у Падди подходящий, — напоить его снотворным, уложить в бричку…

— Орли, найти мою рубашку сможешь, ту, в которой я к ним домой бегала? Она в дальнем ящике, слева. А я пока ему вот здесь ляписом прижгу, а то уже воспаление начинается.

— Так темно же! Молния твоя погасла, а с факелом я внутрь лезть боюсь: подожгу еще ненароком.

— Эх!.. Тогда я сама, а ты вот эту царапину пока промой! — сида прямо-таки взлетает на облучок, ныряет под тент, легко находит нужную вещь, возвращается к Падди. Оказывается, рядом с ним уже Эмлин — сидит по-старинному, на пятках, по-прежнему в кольчуге, но уже без шлема. Лицо скрибонессы серьезно, даже хмуро, и свесившаяся на лоб прядь черных волос не в состоянии добавить ее облику ни легкомысленности, ни женственности.

— Маэл-Патрик! Припомните все, что можете! Это может быть очень важно.

— Помогите мне встать, а то нога затекла… Пожалуйста… Господи, как же они нас так…

Оберегая сломанную руку, Таня и Эмлин помогают Падди подняться, потом сида, стараясь не тревожить сломанную руку, аккуратно надевает на него свою рубаху, подносит ему кружку.

— Постучалась в дверь девочка маленькая, — начинает рассказывать раненый. — Поесть попросила. Говорила на ирландском, чистом, выговор коннахтский такой — так специально не скажешь, только если где-нибудь на дальнем западе Эрина вырос. Ну, я и повелся… Только за порог высунулся — на голову что-то набросили, с ног сбили и прямо по лестнице вниз и спустили. Санни я с тех пор и не видел. А меня так с этим мешком на голове куда-то отвезли в какой-то повозке и вроде как судить стали. Обвинитель, защитники — всё как положено, вещают на саксонском своем и хохочут — а я-то почти всё понимаю, зря, что ли, меня Санни языку учила… Приговорили вроде как к порке — я к этому времени уже с жизнью простился. Ну, спину мою вы видели… А потом опять мешок на голову — и повезли дальше. Едут — и между собой переговариваются. Я из их разговора и понял, что они Санни в Бат везут, а что со мной делать, так и не придумали.