Новейшая история еврейского народа. Том 3

§ 12 Реакция при Александре III

В Западной Европе антисемитская реакция была направлена против данной уже евреям гражданской эмансипации, а в России — против эмансипации, ожидаемой со времени либеральных реформ Александра II. Ожидания оказались напрасными. Как внезапно прервались общие реформы царя, освободившего крестьян от личного рабства, но не желавшего освободить Россию от рабства политического, так же быстро прекратились и частичные улучшения в положении евреев. Уже в 70-х годах ясно обозначались здесь черты контрреформ (том II, § 46). Решительная же победа реакции в момент воцарения Александра III сопровождалась таким взрывом юдофобии, какого еще не знала новая Россия. Наряду с бюрократией, решавшей еврейский вопрос в канцеляриях, его стала решать темная народная масса на улицах; рядом с бесправием становится погром. Одновременно с западным антисемитизмом в его культурной оболочке возродилась русская юдофобия в неприкрытых формах гайдаматчины XVII века и полицейских репрессий времен Николая I.

Социально-экономические причины нового антиеврейского движения в России имели сходство с западными только в одном отношении: и здесь и там недовольство вызывалось быстрым «вторжением» евреев в христианское общество и в привилегированные профессии. Льготы, данные при Александре II еврейскому крупному купечеству, усилили конкуренцию в развившемся тогда российском капитализме: насаждении фабричной промышленности, строительстве железных дорог, учреждении банков и разных акционерных предприятий; льготы же евреям с высшим образованием вызывали конкуренцию их с христианами в области свободных профессий. Развилась юдофобская пресса, поощряемая казенными субсидиями: «Новое время» в Петербурге, «Виленский вестник», «Киевлянин» и «Новороссийский телеграф» в провинции вели яростную юдофобскую пропаганду. «Новое время» пустило в ход крылатое слово: «Жид идет!» — тревожный клич о социальном росте тех, которые еще недавно стояли вне гражданского общества. Эта же газета поместила на своих столбцах перевод памфлета немецкого антисемита Марра о «победе еврейства над германством» (1879) и не преминула указать, что такое же победное шествие Израиля совершается в России.

Столкновению на верхах общества соответствовала борьба интересов в низах. После освобождения крестьян массовый еврей пришел в более близкое соприкосновение с крестьянином, так как между ними уже не стоял прежний властелин деревни, помещик. Те сельские и городские евреи, которые раньше кормились около помещика («пориц») в качестве посредников по сбыту сельских продуктов, имели теперь дело также непосредственно с мужиком-земледельцем, ставшим хозяином своего труда. Скупка сельских продуктов в деревнях и на городских рынках, а также обмен их на городские товары производились в Западной России преимущественно евреями, которые в своей массе все еще были прикреплены к мелкой торговле в замкнутой «черте оседлости». Неизбежные столкновения между производителем-земледельцем и торговым посредником приобретали особенно острый характер, когда сделки между ними совершались в содержавшихся евреями кабаках и крестьянский хлеб обменивался на еврейскую водку — позорное наследие польского панства и русского пьянства. Эта знакомая картина Украины времен Хмельницкого и гайдаматчины только политически изменилась при российском режиме, который почти не коснулся культуры раскрепощенного крестьянина и оставил его коснеть в невежестве, пьянстве и грубости нравов. В низах русского народа, на почве, еще насыщенной вулканическими силами старых страстей и предрассудков, всякая политическая «смута» должна была, как встарь, отозваться грозными подземными колебаниями, предвестниками катастроф. И катастрофа разразилась в момент, когда революционный террор в России завершился цареубийством 1 (13) марта 1881 года.

Тут социально-экономические факторы сошлись с политическими, усилившими официальную юдофобию того времени. Революционное движение, которое могло бы быть успокоено уступкою требованию «правового порядка» или конституции, все более разгоралось. К концу 70-х годов оно, натолкнувшись на полицейский «белый террор», перешло в красный террор. Непрерывные покушения на жизнь Александра II создали в народе крайне тревожное настроение. Участие группы радикальной еврейской молодежи в революционном движении вызывало гнев в правящих кругах: возмущались тем, что одаренная «льготами» еврейская интеллигенция бунтует против правительства. Крепло убеждение, что реформы вообще развращают народ, который после одной уступки со стороны власти требует дальнейших. Колебавшийся между уступками и репрессиями Александр II в последний год своей жизни склонился к «умиротворению», и назначенный им министр-диктатор Лорис-Меликов должен был осуществить это примирение власти с обществом путем «диктатуры сердца». Был намечен суррогат «конституции» в форме привлечения гласных в земстве к участию в законодательных совещаниях. Но посреди этих приготовлений к компромиссу произошла катастрофа 1 марта 1881 года. В группе террористов, подготовивших убийство Александра II, оказалась одна еврейка, Геся Гельфман, игравшая второстепенную роль в деле: она содержала конспиративную квартиру как сожительница одного революционера[9]. В полицейских сферах это заметили и сделали отсюда надлежащий вывод.

На обагренный кровью престол вступил Александр III, неограниченный монарх с ограниченным политическим кругозором. Человек старорусского склада, ревнитель православия и русской народности, он разделял обычные предубеждения своего круга против евреев. Еще будучи наследником, он выдал награду известному авантюристу Лютостанскому, который поднес ему свой гнусный памфлет «Об употреблении евреями христианской крови». Черпая из подобных книг свои сведения о еврейской религии, будущий царь судил об экономической роли евреев по скандальному процессу поставщиков интендантства во время русско-турецкой войны (том II, § 46). Других сведений о еврействе, по-видимому, не имел будущий властелин пяти миллионов евреев. Свое общее политическое воспитание Александр III получил под руководством ярого реакционера К. П. Победоносцева, бывшего профессора Московского университета, ставшего обер-прокурором Святейшего Синода. Преподавая наследнику русского престола государственные науки, бывший профессор гражданского права успел укоренить в его уме начала гражданского бесправия. Победоносцев сумел внушить своему питомцу представление об идеальном церковно-полицейском государстве, где православный русский народ не «развращен» просвещением и политической свободой, боится Бога и царя, чуждается иноверцев и инородцев. Лозунг «Россия для русских» крепко засел в голове Александра III, который потом неуклонно проводил его в своей политике.

Недолго колебался новый царь после катастрофы 1 марта между противоположными советами своих сановников, из которых либеральная группа советовала дать стране умеренную конституцию, а реакционеры настаивали на сохранении строгого самодержавия и прекращении реформ. Победила партия «великого инквизитора», как потом называли Победоносцева. Составленный им царский манифест 29 апреля возвестил народу тоном небесного откровения: «Глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять». Царь призывал всех верных подданных «к искоренению крамолы, к утверждению веры и нравственности». Вместо европейской парламентской конституции царь скоро даровал России конституцию жандармскую: «Положение об усиленной охране» (август 1881). Этим актом предоставлялась администрации в столицах и во многих провинциях почти неограниченная класть: губернаторы и генерал-губернаторы получили право издавать исключительные законы, отменяющие нормальный закон, арестовывать и ссылать в Сибирь всякого гражданина, подозреваемого в «политической неблагонадежности», и вообще распоряжаться судьбою жителей по своему усмотрению. Эта великая хартия вольностей, дарованная полиции против граждан, впоследствии ежегодно возобновлялась особыми царскими указами, которые распространяли право административного произвола на все новые и новые губернии. Полицейская конституция 1881 года действовала непрерывно четверть века, до парламентской конституции 1905 года.

Цареубийство 1 марта толкало на путь реакции не только правительство, но и значительную часть русского общества, напуганного призраком анархизма. Послышался обычный в эпоху смуты возглас: «Ищите еврея!» Все враждебнее к евреям становился тон правых органов русской печати, в особенности газеты «Новое время». Тотчас после события 1 марта газеты этого сорта стали намекать на участие в нем евреев, и вскоре из южных губерний стали доноситься слухи об ожидаемых там «беспорядках». Какое-то зловещее брожение замечалось в низах русского народа, а с верхов чьи-то невидимые руки толкали народную массу на большое преступление. Таинственные эмиссары из Петербурга появлялись в больших городах юга России (Одесса, Елисаветград, Киев) еще в марте и вели с высшими начальниками полиции секретные переговоры относительно возможного «взрыва народного негодования против евреев», причем намекали на нежелательность противодействия народу со стороны полиции. В вагонах и на станциях железных дорог стали попадаться фигуры великорусских торговцев и рабочих («кацапы», как их называли на юге), которые говорили, что есть царский указ, разрешающий бить евреев в дни ближайшей христианской Пасхи. До сих пор не выяснено, какая именно организация вела в народе эту пропаганду погромов и насколько была причастна к делу тайная лига сановников под именем «Священная дружина», образовавшаяся в Петербурге в марте 1881 г. для охраны особы царя и террористической борьбы с «врагами порядка» (в этой лиге, просуществовавшей до осени 1882 г., участвовали, между прочим, Победоносцев и будущий министр Игнатьев); но что погромы были подготовлены и организованы, видно из того, что они почти одновременно вспыхнули во многих местах юга России и везде совершались по одинаковому шаблону, в смысле однообразия действий толпы и бездействия властей.