Новейшая история еврейского народа. Том 3

Хотя равноправие евреев не было завоевано революцией 1905 года, экономическое положение их значительно улучшилось в годы, предшествовавшие мировой войне. Это объяснялось общим экономическим подъемом в России и ролью евреев в развитии русской индустрии. В польско-литовских провинциях оживилась в это время текстильная индустрия, центрами которой были Лодзь, Белосток и Варшава; евреи здесь принимали деятельное участие не только как предприниматели или рабочие, но еще больше как посредники по сбыту фабрикатов по всей России через целую армию коммивояжеров. Значительно выросли и домашняя индустрия, и ремесло, все более принимая формы фабричного производства. Расширенная свобода хозяйственных союзов дала евреям в руки сильное орудие в борьбе за существование: возникла целая сеть кредитных обществ и кооперативов, которые поддерживали торговцев и ремесленников дешевым кредитом и доставкою орудий производства. Вообще, русское еврейство находилось на пути к хозяйственному оздоровлению, что в связи с его культурным и политическим ростом предвещало более отрадное будущее. Но еще прежде, чем мировая война и ее последствия разрушили эту надежду, ее старались разрушить недобрые соседи в русской Польше.

Здесь в это время властвовала партия «Народовых демократов» (псевдоним феодально-буржуазных шовинистов). Представители ее в Государственной Думе (фракция Дмовского) примыкали в еврейском вопросе к самым ярым юдофобам из русских правых партий. Эти ультрапатриоты с ужасом смотрели на рост еврейства в Варшаве и других польских центрах. Их пугал приток литовских евреев в эти промышленные центры, а лозунг «национальных прав» в устах еврейских политиков казался им дерзким сепаратизмом. Против «Литваков» выдвигалось двоякое обвинение; они русифицируют Польшу, говорят на улицах Варшавы и Лодзи по-русски, а с другой стороны, создают там «вторую Иудею», ибо выступают как сплоченная нация, имеют свою прессу и театр на народном языке и германизируют Польшу своим жаргоном. Главная же цель польских народовцев заключалась в вытеснении евреев из всех отраслей хозяйственной жизни, как это делалось «всепольскими» политиками в Галиции. Послышались призывы: «Не покупайте у евреев!», «Свой к своему!» — и бойкот еврейской торговли проводился как патриотический акт.

Против еврейского национального движения выступали также прогрессивные элементы польского общества. В 1909 году «Польский прогрессивный союз», к которому примкнули и евреи-ассимиляторы, опубликовал следующую резолюцию: «Союз признает евреев не отдельной нацией, а лишь племенно-вероисповедной группой без развитого национального самосознания (?), для которой единственным способом выйти из гетто и получить фактическое равноправие является политическая и культурная ассимиляция. Жаргон не может считаться национальным языком. Ополяченных евреев мы считаем собратьями, евреев обособляющихся — элементом чуждым, а в известных случаях и враждебным». На этот вызов отвечала декларация еврейских националистов и сионистов: «Мы энергично протестуем против обвинения евреев во враждебности к польскому народу. Еврейский национализм по преимуществу культурный и никаких агрессивных стремлений не имеет. Признание гражданских и национально-культурных прав еврейского народа может создать из евреев сотрудников полякам в работе над мирным развитием Польши». Поляки оказались глухи к этим доводам. После кампании экономического бойкота, проведенной в 1909-1910 гг., разгорелась чисто политическая борьба на почве выборов в четвертую Государственную Думу (1912). В Варшаве, где еврейская община выросла до 200 000 человек, еврейские выборщики могли послать в Думу депутата из своей среды, но, уступая болезненному национальному чувству поляков, желавших послать от своей столицы непременно своего, они согласились голосовать за польского кандидата с одним условием: чтобы он не был антисемитом. Несмотря на этот акт великодушия со стороны евреев, польский избирательный комитет выставил кандидата-антисемита из национал-демократов, Кухаржевского. Евреи после этого имели нравственное право выбрать своего кандидата, но они снова проявили уступчивость и решили избрать поляка-социалиста, ибо только в рядах социалистической партии можно было отыскать человека, не зараженного антисемитизмом. Избранным оказался польский рабочий Ягелло. Это вызвало взрыв негодования в высшем польском обществе, оскорбленном вмешательством евреев в «национальные выборы». Усилилась злобная травля евреев, которых в прессе и на улицах называли Бейлисами, намекая на тогдашний ритуальный процесс в Киеве. Экономический бойкот проводился с небывалым ожесточением. Эпидемия юдофобии принимала все более опасные формы, и к началу войны почти все буржуазное польское общество, от клерикалов до «прогрессивных антисемитов» (известные писатели Свентоховский, Немоевский и др.), стояло в полном вооружении против еврейского народа. Из этого лагеря шел боевой клич: «Не может быть двух наций над Вислой!» — смертный приговор двум миллионам евреев, дерзавшим считать себя частью еврейской, а не польской нации. Этот юдофобский яд просочился в начале мировой войны на русско-польский фронт и причинил евреям неисчислимые бедствия.