Новейшая история еврейского народа. Том 3

«Восточный ветер» внес свежую струю и в неподвижную атмосферу еврейской жизни в Голландии. Через эту страну также ежегодно проходили партии эмигрантов из Восточной Европы, которые по пути в Америку останавливались в порту Роттердама и часто оставляли в стране группы семейств. От этого притока переселенцев еврейское население Голландии увеличилось за последние два десятилетия XIX века (в 1881 г. было 82 000, а в 1899 г. — 104 000). Половина всех голландских евреев находилась в Амстердаме. Их гражданские права никем не оспаривались, а участие их в политической жизни страны было слишком незаметно, чтобы возбуждать политические страсти на национальной почве. Здесь были одинаково слабы и сила притяжения, и сила отталкивания между еврейским и христианским обществом. Эта взаимная сдержанность при формальном гражданском равенстве предохраняла обе стороны от конфликтов, причинявших столько горя евреям соседней Германии.

Не убереглась, однако, от модной болезни антисемитизма католическая соседка Голландии, Бельгия. Туда зараза была занесена из родственной по языку и религии Франции. В тот самый год (1898), когда антисемитизм шумел на улицах Парижа в связи с «делом Дрейфуса», горсть бельгийских антисемитов пыталась поднять такое же движение у себя дома. Клерикалы, заседавшие в сенате, требовали отказа в натурализации еврейским переселенцам. При обсуждении в сенате законопроекта о разносном торге антисемиты уверяли, что все евреи в Бельгии занимаются этой профессией в ущерб нормальной торговле. На это сенатор-еврей Гирш возразил, что коробейников в стране насчитывается 17 000, а евреев во всей Бельгии только 9000, считая в том числе жен и детей, т. е. менее 2000 семейств, — следовательно, они не могли монополизировать разносный торг. В том же году клерикалы пытались воскресить юдофобию при помощи одной из тех средневековых церемоний, о которых Европа давно забыла. В Брюсселе заседал католический конгресс, в котором участвовали высшие сановники церкви различных стран. В воскресенье, 17 июля, члены конгресса устроили торжественный крестный ход по улицам по случаю «чуда», совершившегося в этот день в 1370 году: евреи тогда будто бы прокололи церковную гостию для оскорбления символа тела Христова, но из хлебного символа потекла кровь, и обнаруженные святотатцы были сожжены на костре во славу Божию. Память этого мнимого чуда праздновалась теперь шествием по улицам Брюсселя десятитысячной толпы, с кардиналами и епископами во главе. Либеральные и радикальные газеты протестовали против этой манифестации, ворвавшейся из мрака XIV века в современность; местами либералы и социалисты устраивали контрдемонстрации против поповской затеи. Вскоре, однако, эта мгновенная вспышка антисемитизма погасла: эпидемия ослабела в своем французском гнезде после ликвидации дрейфусиады, а в Бельгии с ее горстью евреев антисемитизм был более смешным, чем грустным явлением. Маленькая бельгийская колония продолжала мирно жить в своих прежних гнездах — Антверпене, Брюсселе, Льеже, Генте, увеличиваясь притоком переселенцев из России, так как Антверпен лежал по пути эмигрантов в Америку. В этом городе евреи фигурировали и среди местного крупного купечества, и в рядах рабочего пролетариата.

Вне сферы влияния антисемитизма оставалась Италия, где 40 тысяч евреев терялись среди 33 миллионов христиан. Итальянские евреи использовали в полной мере свою гражданскую свободу. Они заседали среди избранников народа в палате депутатов (число их колебалось там между би 15) и в сенате; они занимали на государственной службе высокие посты, не исключая и министерских. Вовлеченные в круг общегражданской жизни, евреи забыли не только о своем недавнем гетто, но и о том, чему гетто служило только устарелой внешней оболочкой, — о своей национальной организации, от которой уцелели только полупустые синагоги. На месте старых невзрачных синагог в Риме, Милане, Флоренции, Ливорно, Турине воздвигались великолепные «храмы», часто с реформированным богослужением, музыкальными хорами и органом, но в этих храмах молились немногие. Религиозный индифферентизм при отсутствии национального самосознания оказал свое действие. Раввинский институт в Падуе, связанный с славным именем С. Д. Луццато, был перемещен в Рим (1887), но перемена места не содействовала его возрождению. Еврейская наука в Италии заглохла: еврейские умственные силы уходили в итальянскую науку и литературу. Из них особенно прославился антрополог-психиатр Чезаре Ломброзо, наделавший много шуму своей теорией о психофизических особенностях преступных типов и о родстве гениальности с помешательством. Иммиграция из Восточной Европы была ничтожна в Италии, которая сама посылала в Америку массы своих эмигрантов.

В Швейцарии вынужденная эмансипация евреев (том II, § 52) улучшила их гражданское положение, но отношение к ним христианского общества не изменилось. Тут не было модного боевого антисемитизма, но сохранилась старая взаимная отчужденность, не устраненная наружной ассимиляцией. Патриархальное население кантонов пыталось еще местами установить стеснительные законы для евреев. Нашелся и удобный повод, уже испытанный в Германии: покровительство животным. Некоторые кантоны воспретили убой скота по еврейскому обряду, будто бы мучительный для животного, и этим лишили многих евреев возможности питаться мясом. Швейцарский Союзный Совет признал это постановление противным конституционному принципу религиозной свободы. Поднявшаяся в стране агитация привела к референдуму, который дал такой результат: 11 кантонов против 10 и 188 668 голосов против 116 592 высказались за запрещение — и запрет «шехиты» стал законом для всей Швейцарии (1893). Таким образом, ортодоксальные швейцарские евреи были поставлены в такое же положение, как их единоверцы в Саксонии: они были вынуждены либо стать вегетарианцами, либо привозить «кошерное» мяса из-за границы по высокой цене. Число евреев в Швейцарии к концу XIX века дошло до 10 000, из коих свыше 3000 были уроженцами России. Кроме обычных эмигрантов, шла из России в Швейцарию школьная эмиграция: вытесненная из высшей и средней школы еврейская молодежь ежегодно направлялась сотнями в учебные заведения Цюриха, Берна, Лозанны и Женевы, где доступ иностранцам был не так труден, как в Германии. Большинство юных странников по окончании образования возвращалось на родину, но часть оставалась в Швейцарии и впоследствии натурализировалась там. В национальном отношении коренные швейцарские евреи приближались к точке замерзания, но теплое течение с востока не позволяло им дойти до этой точки. Шум революционных кружков молодежи будил сонных швейцарцев. С 1897 года город Базель стал излюбленным местом сионистских конгрессов. Раскаленная национальная атмосфера этих конгрессов и горячие прения в социалистических кружках должны были растопить лед и в сердцах туземцев.

Близость России и доносившиеся оттуда вопли гонимых не давали заснуть и евреям Скандинавии. Еврейская колония в Швеции, в конце века достигшая 4000 человек, сосредоточивалась преимущественно в Стокгольме, а столь же незначительная колония Дании — в Копенгагене. Обе скандинавские колонии пользовались всеми благами гражданской равноправности, не страдая от змеиных укусов антисемитизма. Малочисленность и незаметность евреев избавляли их здесь от неприятностей, которые испытывали слишком заметные в христианском обществе евреи Германии.