Первый парень на «горшке»

Глава 9. Рамиль

– Лови-лови его! – кричала Гусыня, пасуя мне мяч, лежа на земле. – Рамиль!

Отступая назад, в полутьме с трудом разглядел летящий в стратосферу мяч. Прыгнул и ударил по нему ладонью, перекинув на другую сторону площадки.

Команда соперников, в лице очкарика, приняла мяч и дала мягкий пас чуваку, который вполне заслуженно имел прозвище Чёрная Пятница. Таких мощных скидок и каждую одну рукой я еще не видел. Вообще, было невозможно угадать, куда прилетит мяч в этот раз и, самое главное, как?! Как ему удавалась скидывать мяч под самую-самую сетку почти у столба да так, что всем казалось, что мяч, либо не перелетит через сетку, либо, вообще, улетит за пределы площадки?

Грёбаный феномен, блин!

Вот и в этот раз Чёрная Пятница сделал такую скидку, что мне показалось, что мяч улетит в аут. Но нет. Пришлось прыгать на него и падать на живот, чтобы в итоге приземлиться раньше мяча, который, как в насмешку, упал совсем рядом.

– Йес! – заголосила команда напротив. – Новенький пойдёт тырить картоху.

– А чего это сразу новенький? – возмутилась вместо меня Гусыня.

– Ну, так это, – выступил парламентёром Лёха, который играл очень даже достойно. – Новенький-голенький. Забыла детство, что ли?

– Ты думаешь, он знает, как выглядит не жаренная картошка и не в сковороде или тарелке? – иронизировала Гусыня. Подошла ко мне и подала руку, чтобы я уже, наконец, встал с земли.

– Рамиль, ну, ты как-то ответить своей подруге, – слегка растеряно вещал Лёха. – А-то я тоже стал сомневаться в том, знаешь ли ты как выглядит куст картошки.

– Куст? – спросил я, приняв руку Гусыни и встав с земли. – Картоха разве на кустах растёт?

Похоже, меня решили проверить на идиота.

– О-о! – протянули все насмешливо. – Тебе точно нужен гид.

– А я о чём? – фыркнула Гусыня и уж как-то особенно жестко и нервно стала стучать меня по спине ладонью. Вроде, стряхивала пыль, но, казалось, что между делом занималась избиением и ломанием моего позвоночника. – Может, кто-то один сходит? Быстро и зная куст картошка «в глаза».

– Ага, и уедет от нас пацан, так и не узнав, как выглядит картошка на стадии «до сковородки». Сходи с ним.

– Так и знала, что этим всё закончится, – ворчала и вздыхала Гусыня за моей спиной.

– Давайте, я с Рамилем схожу, – будто сделав большое одолжение всему колхоза, вперед вышла эта… которая бесит меня. Лена, кажется. Встав в позу так, будто на фотосессию припёрлась, уставилась на меня, видимо, ожидая, что я с благодарностью упаду ей в ноги за то, что она согласилась пойти со мной, хотя её и не просили.

– Я с Гу́сей пойду, – заявил коротко и, надеюсь, в этот раз доходчиво для блондинки.

– Не с Гу́сей, а с Августиной, – будто бы осадила меня Гусыня. На самом деле, вообще пофиг на ее её выверт.

– Но они же все называют тебя Гу́сей, значит, и мне можно.

Кажется, народ вокруг вдруг затих с особым любопытством стал к нам прислушиваться.

– Они меня, как и я их, знают с детского садика, ещё с тех времен, когда мы на соседних горшках сидели. А с тобой я знакома всего пару дней и не скажу, что это знакомство феерично и прекрасно.

– Ну, хочешь, можем вместе потом на толчке посидеть, – предложил я, прекрасно зная, что Гусыня не оценит мой «душевный» порыв.

– Думаю, после того, что мы там услышим, увидим и почувствуем, мы, вообще, не захотим друг друга знать, – неожиданно для меня она решила просто пошутить. – Так что остановимся на полных именах друг друга.

– Ладно, Августина, – специально выделил её имя. – Пошли воровать твою картошку.

– Но-но! – застопорил меня Лёха. – Ты подожди. Солнце совсем в лес упадёт, потом можно и на дело идти. Сейчас-то палевно.

*

– Мне категорически не нравится вся эта хрень, – шипел я Гусыне в затылок.

– Какая именно? Тебе много чего не нравится. Конкретизируй, – ответила она не обернувшись. Лишь продолжила пялиться через забор из травы, в которой мы сидели на корточках и ждали, когда во дворе, из которого мы собрались тырить картошку, замолкнет собака и скроется в будке. Хотя мне казалось, что скорее в мою задницу проберется какой-нибудь жук или червяк, пока мы тут сидим и ждём тишины.

– Вся хрень. Тут невозможно выбрать что-то одно. Сначала эта стрёмная площадка волейбольная с грязными столбами и сеткой. Хотя мы сейчас прошли мимо нормально освещенной площадки, где были нормальные металлически столбы и чистая сетка…

– Это детская! игровая площадка, и там играют только дети, и только в пионербол. Иди и предъяви детям, что они так сильно обнаглели.

– Ладно, – нехотя согласился я, но, так как уже завелся, то остановиться было сложно. – А ещё этот костёр… у реки, под каким-то вонючим деревом, ещё сидеть на каких-то палках. Будто обряд какой-то… Гитара ещё эта…

– Если это поможет тебе успокоиться и перестать ныть, то можешь поставить палку вертикально и сесть на неё, – отчеканила Гусыня нервно шипя.

Не сразу догнал, на что был намек, а когда понял, повалил её назад и уложил на лопатки.

– Я тебе сейчас так сяду на вертикальную палку! – рыкнул я и пробежался пальцами по её рёбрам, вынуждая девчонку сменить дерзость на тихий смех.

– Засранец, блин! – задыхалась она от смеха. – Так нечестно! Я всё папе расскажу!

– А нехер мне тут про палки вертикальные шутить, – с удовольствием продолжал щекотку и уворачивался от тонких рук, намеревающихся зацепиться за мои волосы.

– Прости-прости! Не знала, что для таких шуток должно было пройти ещё пару ночных вылазок за картошкой.

– Ну, всё! Капец тебе!

С новой силой и гораздо быстрее пробежался по ее ребрам пальцами. Не сразу сообразил, что короткая белая футболка на ней уже давно безбожно задрана, а сама она лежит на спине подо мной и извивается змеей в приступе смеха.

– Всё! Хватит! – резко выпуталась она, смеясь, когда я подзавис на моменте касания со спортивным топом под футболкой. – Слышишь? – отвлекла меня Гусыня от странных, нафиг мне не нужных, мыслей. – Тихо стало. Идём.

Коротко кивнув в сторону забора, девчонка резво перелезла через него и прихватила с собой тканевую сумку, в которой нам предстояло унести немного картошки.

Полез за ней.

– Давай эту, – шепнула Гусыня. Расправила сумку, достала из нее перчатки, сорвала охерительно большой пучок какой-то зелени и начала копать, как собака, которая нашла идеальное место для туалета.

– А нельзя было, зная, что будете жарить на костре картошку, дома её взять? – шептал я, воровато поглядывая на дом, в окнах которого не было видно света.

– Ворованная вкуснее. Не щелкай челюстями, складывай картошку в сумку. Одного куста нам хватит, – вытянул руки, и в ладони мне легла земля и несколько крупных картофелин.

– Что я делаю? – спросил сам у себя, складывая ворованное в сумку.

Кто кого, блин, не должен портить? А, Николаевич?

– Тихо! – шепотом из преисподней остановила меня Гусыня. – Кто-то идёт.

– Где? – выдохнул испуганно и поднял голову, чувствуя, как по телу рассыпался холодный страх. Кажется, яма, выкопанная Гусыней, пригодится мне прямо сейчас.

Если раньше не пристрелят.

Едва я высунулся из-за куста, на затылок легла рука Гусыни и прижала мою башку, как кнопку. Не удержав равновесия на корточках, под натиском нифига не слабой руки, упал вперед носом прямо под вонючий куст.

– Куда ты вылез?! – шипела на меня девчонка, тыча носом в землю так, будто я уже нагадил там, где она только что копала.

– Кто там шарится? – зычный мужской голос прокатился над картофельным полем.

У меня всё сжалось так, что не проскочила бы даже иголка. Ещё и Гусыня до сих пор лицом в землю вжимает.

– Сейчас стрелять буду! – крикнул мужик совсем рядом, и слова его прозвучали для меня внушительнее любого стартового пистолета.

– Бежим! – крикнул я.

Резко оторвав лицо от земли, схватил за руку Гусыню, сумку с картошкой и, за каким-то чёртом, вырванный Гусыней куст.

Со всем этим вор-набором сиганул через забор так, будто его здесь, вообще, никогда не было.

Пока я с широко распахнутыми глазами бежал зигзагообразно, чтобы в нас не попали пули, Гусыня ржала сзади и тормозила наш спасительный побег.

Это истерика. Она, наверняка, в панике и поэтому неадекватно реагирует.

– Гу́ся! – крикнул этот же голос, грозивший нас пристрелить. – Привет бате передавай.

– Передам, – крикнула она в ответ, задыхаясь от смеха.

– И пацана себе нормального найди. А-то этот как курица без башки бегает.

– Хорошо, Петрович! – всё так же, веселясь, отвечала ему Гусыня, а я всё бежал как дебил, до сих пор гонимый паникой и страхом.

Только когда мы оказались в лесу у берега реки, где уже был виден костёр, до меня, наконец, дошёл смысл слов, сказанных мужиком.

– Вы, блин, тут все конченные, – пытался я отдышаться.

– А ты зачем ботву-то с собой картофельную взял? – она всё ещё смеялась.

Опустил взгляд вниз и понял, что держу этот гребаный куст в руках как девчонка на свидании букет.

Скинул его нафиг.

– Я… откуда я знаю?! Улики уничтожал. Отстань! – отмахнулся от неё и пошёл к костру, когда Гусыню настиг новый приступ смеха.