Первый парень на «горшке»

Глава 20. Рамиль

Дискотека, и правда, восьмидесятых. Как телепортом нас выкинуло в то время, когда в моде ещё были странные мастерки на все случаи жизни аляпистой расцветки. Петушиные начесы на головах, розовые и голубые тени на женских веках, и густые усы, к счастью, только у мужиков. Хотя… видел я тут одну бабку, которая пришла в ярких розовых трусах поверх черных лосин и шевельнула в мою сторону усами над ярко-розовыми губами.

Брр…

После этой деревни мне точно понадобится какая-нибудь реабилитация.

Едва мы попали в клуб, в который на тот момент только-только начал стягиваться народ, как Гусыня сразу взяла всех своих «ребят» в оборот и распределила роли. Проверила всё ли готово, пощелкала оборудование, которое, походу, у них здесь с восьмидесятых годов так и хранится, и растворилась где-то в толпе. Приветствуя гостей, отдавала комплименты их, с позволения сказать, нарядам. Она говорила абсолютно с каждым и каждый говорил с ней, улыбался и касался плеча или пожимал руку. Я будто попал на мероприятие, где Августина являлась светской личностью, которая у всех была в почёте. И, если говорить откровенно, то она и в самом деле отличалась от них всех некоторой статью, уверенностью в движениях и каким-то внутренним спокойствием и умиротворением. Словно она всё это проделывала уже миллион раз и ей совершенно не сложно проделать всё то же самое в миллион первый. Выше всех их казалась, что ли…

Мне же она не доверила даже убрать куст с подоконника, чтобы его никто не уронил. Сама всё сделала.

Николаевич, видимо, зная повадки своей дочери, даже помощь предлагать не стал – сразу слился в беседку к мужикам, которую они превратили в курилку. А мне осталось место у темной стены, откуда я смотрел на то, как зал наполняется затхлым пыльным прошлым, а всё это событие местного масштаба освещают какие-то круглые белые пластиковые тарелки, прибитые по периметру всего зала. И сменяют в них друг друга цветные огоньки. Кажется, эта штука называется светомузыкой, если я правильно помню батины старые воспоминания.

Помялся с ноги на ногу, скрестил их в лодыжках и уставился перед собой, с облегчением заметив, как прямо на меня через весь зал неслась Августина в белом платье, чистота которого была видна даже в этом полумраке. Её воинственны взгляд черных глаз был направлен прямо на меня. В какой-то момент я даже напрягся, что мне может влететь от нее каблуком, но затем быстро вспомнил, что ещё нигде за сегодня накосячить не успел. Или успел? Чёрт знает этих женщин! Они сами решают, когда и как ты накосячил, а сам ты об этом узнаешь только тогда, когда получишь по хребтине.

– А, ну, стоять! – внезапно рыкнула Гусыня, едва не перекрикивая музыку.

И только сейчас я понял, что смотрела она не на меня, а на окно рядом со мной, через которое пацаны передавали друг другу пиво.

– Вы офонарели?! – шипела она на них, отбирая бутылки, которых и так было всего две.

– Гуся, да ладно тебе, – заискивающе начал какой-то пацан. – Молодая, что ли, не была?

– Ох, как мы заговорили! А, ну-ка, молодые, – крутанула она их в сторону комнатки у сцены. – Взял ноги в руки и пошли в каморку тянуть лимонад через трубочку. Буду подходить и проверять, и, если в стаканах окажется не лимонад, пойдёте завтра же копать школьную картошку. В пять утра. Я понятно объясняю?

– Да, бли-и-ин! – у пацанов поникли плечи, на лицах застыла крайне опечаленная гримаса.

– Живее! – подтолкнула их Гусыня. – А-то я родителям вашим прямо сейчас обо всем расскажу.

Фыркнув, они всё-таки, пошли туда, куда были посланы.

– А ты куда полез? – поймала она третьего лазутчика в окно за волосы.

– Ой! – икнул пацан. – Привет, Гуся! Красивое платье.

Смотрел он при этом, впрочем, на знакомые ему бутылки пива в ее руках.

– Спасибо, Грачев, – улыбнулась девушка натянуто. – А теперь попробуй попасть в клуб через дверь и потом не забудь покинуть его в одиннадцать или позже, но с родителями, и тоже через дверь.

– Ну, я пойду?

– Иди-иди, Грачев, – отпустила она его.

Тяжело вздохнув, всучила бутылки очкастому Стёпе, пробегающему мимо нас с проводами, а затем сама встала рядом со мной к стене почти плечом к плечу.

– Ты у них тут главнокомандующая? – спросил я.

– Нет, я у них тут главнокипишующая, – улыбнулась Гусыня и прикусила нижнюю губу, вглядываясь в людей перед нами. – Просто мне важно, чтобы всё было идеально подготовлено, чтобы затем во время праздника не приходилось за чем-то подпрыгивать и бегать. Радоваться и расслабляться – значит, радоваться и расслабляться.

– Логично.

– Угу, – кивнула она и перевела внимание на сцену, свет над которой стал разгораться ярче, а в его центре оказался Лёха.

В солнцезащитных очках, объемных наушниках на шее, в яркой мастерке кислотно-зеленого цвета он напоминал собой карикатуру на диджея, пританцовывая и тыча пальцами в кнопки жалкого подобия диджей-микшера.

Но апогеем его образа стала кепка, которая выглядела так, будто он надел на свою голову половину дискошара. Свет, падающий на него и мелких прожекторов, отражался от его башки и яркими цветными зайчиками разбегался по всем собравшимся. Но всем это нравилось – никто не посчитал его идиотом, для них он был кумиром

– О, боги! – цокнула девушка. Ксюша, кажется. Встала рядом с Гусыней и положила свой подбородок ей на плечо. – А я думаю, нафига он сегодня у меня клеевой пистолет и старые диски взял?

– Ты думала, что он просто дурачок, а он, оказывается, с выдумкой, – прижалась Гусыня ко лбу подруги виском. – Смотри, какой дизайнер из него получился. С выдумкой.

– Это не отменяет того факта, что иногда он дурачок, – деланно ворчала Ксюша.

– «Иногда дурачок». А раньше ты говорила, что он просто дурак, потом ты говорила, что Лёха дурачок, а теперь он уже иногда дурачок. Кажется, в чьих-то отношениях прогресс?

– Ой, Гу́ся! Всё! –девушка спрятала в её плече смущенное лицо. – Меня Лёша и так достал нашими несуществующими отношениями. А теперь ты ещё.

– Да ладно тебе, – качнулась с ней Гусыня. При этом тонкая лямка её платья соскользнула с узкого плеча. – Ты же знаешь, что Лёшка мне как брат. Не могу я за него не радоваться.

– Нечему радоваться, – вздёрнула нос подружка. – Не-че-му.

– Ну-ну, – хитро улыбнулась Гусыня и, мимолетно задев меня взглядом, тоже сосредоточилась на сцене, где затихла музыка и «свистнул» микрофон.

Сверкающая на все стороны света башка взяла слово:

– Как делишки, односельчане? – бойко и громко начал заводить толпу парень. Впрочем, стоит отдать ему должное – толпа охотно на него реагировала. – Напоминаю, что с вами сегодня снова диджей Патефон, и вы собрались здесь только для того, чтобы насладиться моим непревзойденным музыкальным талантом, сногсшибательной красотой, мощной харизмой и, конечно же, скромностью.

По залу прокатились смешки.

– Музыку давай уже, балабол, – крикнул голос, походящий на голос какой-то бабки. – Мне надо быстро потанцевать, а потом козу идти доить. Да деда своего проверить надо – живой он там, не.

– Фанатки, – многозначительно отмахнулся Лёха. – Только, баб Маша, давайте договоримся, что в этом году вы мне ничего на сцену не кидаете. Ваши прошлогодние зубы я еще не сточил.

– Я свистеть пыталась, малохольный, – смеялась бабка вместо со всем залом. – Только рот сильно широко открыла.

Поджав губы, тоже не сдержал улыбку. У этих ненормальных тут живёт какая-то своя особая атмосфера и микроклимат, нетронутый цинизмом и вы. Они даже общаются друг с другом так, будто в одном доме все живут.

– Проказница, – подмигнул ей Лёха, чем снова насмешил весь зал, а саму бабку, походу, даже засмущал. Одним ловким движением перекинул микрофон из руки в руку и голос его загремел из колонок. – Ну, что, народ? Начинаем дискотеку! Иии первый трек для разогрева, слова которого знают абсолютно все. Крошка моя… – микрофон резко направляется в зал.

– …Я по тебе скучаю! – запели все хором и, казалось, сама музыка им и не нужна.