Первый парень на «горшке»

Глава 19. Рамиль

– Может, я, всё-таки, никуда не пойду? – канючил батя Гусыня, пока она наглаживала ему рубашку, а сам он поглаживал себя по голове у зеркала на стене. – Старый я уже для всех этих танцулек. Буду как дурак там масталыгами трясти.

– А ты тряси ими как умный, – нашла выход Гусыня и повернула рубашку.

– Не, ну, в самом деле, Гу́ся, сходите с Рамилькой вдвоем, а я потом по слухам узнаю, что там было или не было.

– Пап, – психанула Гусыня и отставила в сторону шипящий и исходящий паром утюг. – Еще немного и мы подеремся. А на дискотеку ты все равно пойдёшь, но уже заплаканный. Компренде?

– Хочешь сказать, что ты меня уделаешь, сопля тараканья? – угрожающе сощурился Николаевич, а я всерьёз напрягся, прикидывая за кого из них двоих болеть в этой драке и когда (и стоит ли) их разнимать.

– Ты же сам сказал, что уже старый, так что я просто возьму пылесос и соберу тебя в него вместе со всем твоим старческим песочком. Рубашку надевай, – протянула Гусыня ему наглаженную одежду.

– Она ещё и белая, – взвыл мужик.

– Зато с коротким рукавом и льняная. Штаны тоже возьми, – дала она ему вторую часть гардероба. – И не вздумай под сандалии надеть носки. Заставлю прямо в клубе их снимать.

– Я мог бы, вообще, пойти просто в шортах и футболке, – ворчал Николаевич, скрываясь в своей комнате.

– Если бы у тебя были усы, пап, я бы тебе их сейчас хорошенько потрепала.

– Достаточно того, что ты истрепала мне все нервы этими тряпками.

– Не ной, пап. И, вообще, в чем проблема надеть новую вещь и сходить в ней красивым на дискотеку? Ты каждый раз ворчишь, что не хочешь и оно тебе не надо, но всё равно же потом надеваешь и идешь. Цену себе набиваешь?

– Я пытаюсь набить тебе на лбу, что у меня и так достаточно вещей в шкафу и на новые тратиться – лишнее. Ты же мне уже в прошлом году покупала рубашку на такую же дискотеку, почему бы мне в ней не пойти?

– Потому что не пойти. Она прошлогодняя и уже застиранная.

Хлопая дверцами, Гусыня убирала в шкаф утюг и марлю. Доску для глажения вставила между стеной и шкафом.

Осмотрелась вокруг, на мгновение остановила взгляд на мне и, вздохнув, утопала в свою комнату. А я, как дебил, остался один в их гостиной, которая зал и ждал следующего раунда их словесной перепалки.

Но вместо того, чтобы продолжать строить из себя самую умную, Гусыня выпорхнула из своей комнаты с полотенцами в руках и зашла в помещение, которое Николаевич называл своим кабинетом.

Зашумела вода.

Ну, да. Кабинет. А я, дурак, хожу в уличный туалет-теремок и моюсь в филиале Ада.

А еще из них троих был готов идти на неведанную дискотеку только я. Настолько «увлекся» стиркой, что решил не ограничиваться трусами и затем постирал ещё и остальные свои вещи, чтобы хоть на одно местное мероприятие не идти как колхозник.

Николаевич вышел из своей комнаты и, недовольно поправляя на себе одежду, которая неплохо на нем смотрелась, посмотрел сначала на сове отражение, а потом на меня:

– Ну, что? Как?

– Нормально, – дернул я плечом. Опустил взгляд ниже. – Носки снимите.

– Модники, етить! – ругнулся он себе под нос, но носки, всё же, снял.

Через несколько минут недовольного ворчания Николаевича перед зеркалом открылась дверь и к нам вышла Гусыня, обмотанная полотенцами как после душа.

– Ну, Гу́ся! Ну, ёмаё! – недовольно тряс руками мужик. – Ну, такую шутку убила!

– Предупреждать надо, – хитро она улыбнулась. – И это тебе за плохое поведение. Рамиль, – обратилась она ко мне, поправляя на голове полотенце. – Я там тебе достала зубную щетку. Она новая. Вдруг пригодится. Зелёная, – рассказала она основное и скрылась в своей комнате, из которой слышались шуршания, тихие напевания под нос и рёв фена.

Я же, пока Николаевич придирчиво разглядывал себя в отражении высокого зеркала, наконец, почистил зубы и привел волосы в относительный порядок. Правда ничего, кроме пальцев для того, чтобы себя причесать, не обнаружил. Походу, Гусыня любит порядок и все свои штучки хранит только в своей комнате.

Я и Николаевич уже были готовы. Гусыня всё еще ковырялась и шуршала в своей комнате, поэтому мы не нашли иного занятия, кроме как сидеть на диване и смотреть на дверь ее комнаты, ожидая, когда она уже, наконец, выйдет и мы потащимся на дискотеку.

И вот, случилось: дверная ручка повернулась, дверь медленно открылась и к нам вышла Гусыня… Нет. Не так.

К нам вышла Августина.

Белое, кажется, шелковое платье, на тонких бретелях невероятно оттеняло её загар и делало гладкую кожу сияющей. Серебристые босоножки на стройных ногах я заметил только тогда, когда она сделала несколько шагов по деревянному полу. Черные как вороново крыло волосы были уложены волнами и служили жгучим контрастом с нежностью платья.

– Идём? Или кто-то ещё хочет со мной поспорить? – на губах, изогнутых в ухмылку, блеснула помада, не сильно отличающаяся оттенком от естественного цвета её губ.

– Тебя переспоришь, ага, – вздохнул её батя и первым встал с дивана. – Идём, Рамилька. И швабру с собой прихвати.

– Зачем? – отмер я и тоже встал.

– Слюни свои будешь подбирать. Диван, вон, уже намочил.