Первый парень на «горшке»

Глава 51. Августина

Да чтоб тебя!

Знала же, что не нужно было так рано ложиться спать и всё равно завалилась сразу после бани. Не помню даже, было ли на часах хотя бы девять вечера. И теперь мне приходилось пялить в потолок, чтобы не пойти в кухню, налить себе кофе и тем самым разбудить еще и папу, который раньше полуночи не засыпает.

За окном уже появились первые признаки рассвета. Еще не совсем светло, но и не темно тоже. Организм рвался в бой – он выспался, ему классно, и он готов докопать оставшуюся половину картофельного поля, а еще срезать капусту и выкопать чеснок. Но это всё планы на день. Планы, которыми я займу всю свою голову, чтобы не думать о том, как там поживает Рамиль, выздоровел ли и болен ли он был на самом деле. А еще нужно очень сильно постараться, чтобы не думать о его бывших, будущих и настоящих.

Боже!

Перекатилась я резко на спину и растерла лицо ладонями.

Никогда бы не подумала, что могу быть такой собственницей и ревновать парня, с которым еще даже ни разу не целовалась, ко всему, что движется. И движется, блин, непременно в его сторону.

Бесят!

Рванула руку над головой и нащупала пальцами телефон на тумбочке.

4:45 утра. Или еще ночи?

Куда я собралась в такую рань?

Что-то на уровне подсознания ожидало, что я сейчас возьму телефон и увижу смс от Рамиля, из которой узнаю, что он по мне хоть немного скучает или хотя бы потерял за эти два дня. Но ничего. Пусто.

Если бы хотел, то он уже давно нашёл бы меня в соцсетях или узнал у кого-нибудь номер моего телефона. У той же Тани, например. Раз уж мы живем с ней в одной комнате и дружим, то он должен догадаться, что у нее точно есть мой номер.

Но нет. Он не хочет. А у меня к понедельнику отболит. По крайней мере, я хочу, чтобы это неведомое мне ранее чувство сошло на нет и больше не ныло в районе солнечного сплетения.

Пролистала все соцсети, почитала мировые новости и поняла, что мне это надоело. Как и лежать, перекатываясь с бока на бок.

5:37 утра. Теперь хоть можно с уверенностью сказать, что это утро.

В принципе, можно уже вставать. Папа тоже скоро проснется, а я пока приготовлю завтрак.

Скинула с ног одеяло и опустила ступни на прикроватный коврик. Перебрала пальцами ног, врезаясь в высокий мягкий ворс. Телефон отложила на тумбочку. До вечера я о нем не вспомню. Или старательно буду делать вид, что в нем для меня ничего интересного быть не может.

Встав с постели, подошла к окну и одернула шторы. Как-то пасмурно. Или так только кажется из-за тумана? В любом случае, настроение, которое и так было близко к нулю, упало еще на пару пунктов.

Заглянула в свой шкаф и взяла с полки папин свитер, который он уже давно не носит, и теперь крупная вязка отлично согревала меня подобными пасмурными днями.

На цыпочках вышла из комнаты и, поджав губы, боясь разбудить папу, бесшумно прикрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной, чтобы перевести дыхание, которое тут же оборвалось, стоило мне взглянуть на диван.

Я, наверное, всё ещё сплю. Точно – сплю. Иначе, откуда на диване в нашем зале взяться кучерявой голове спящего Рамиля? Не прокрался же он ночью через окно, чтобы снова поспать на «полюбившемся» ему диване?

Еще от недавно ноющего чувства в груди не осталось ни следа. Сейчас там все горело и трепетало настолько, что хотелось взвизгнуть. Он здесь! Он правда здесь! Приехал дурачок. И, наверняка, опять застрял в луже, которая снова собралась после недавнего дождя.

Тихо подошла и коснулась его мягких волос, чтобы убедиться в том, что он действительно настоящий. Рамиль даже не шелохнулся. Спит, посапывает. Одна рука вдоль тела, другая – ладонью на животе поверх одеяла. А в трехлитровой банке на журнальном столике букет цветов.

В банке. Трехлитровой. Папа впустил Рамиля домой, а потом два мужика не смогли найти вазу, но зато нашли иной выход из этой ситуации.

И почему меня не разбудили?

Хотя, понятно почему – папа видел мое настроение эти дни и, наверное, побоялся испортить мне его еще больше ночью.

Еще недавно лежащее на дне настроение резко вспорхнуло. Осталось только дождаться, когда Рамиль проснется и расскажет мне о цели своего визита.

Если он предложит мне остаться добрыми друзьями, это будет эпично. Эпично я перееду его трактором…

Чтобы не пялиться и не лыбиться ему как дура, прокралась в кухонную зону и решила замесить тесто на оладьи. Но взгляд то и дело возвращался к спящему парню. Приходилось прикусывать нижнюю губу довольной улыбки. Но пару раз сердце тревожно сжималось, когда Рамиль начинал кашлять. Всё-таки, болен.

На всякий случай приготовила имбирь и лимон к чаю. Провела ревизию аптечки, поняв, что все необходимые лекарства на всякий случай у нас есть.

Пока заливала третью партию оладий, услышала, как из комнаты вышел папа и тихо хохотнул. Обернулась и увидела нависающего над Рамилем папу, который надевал теплую клетчатую рубаху поверх домашней футболки.

– Ну, хорёк, – покачал папа головой и мимоходом накрыл ногу парня одеялом. – Спорим, что, если рядом с ним завести трактор, он даже не дернется.

– Пусть спит, – отвернулась я, всеми силами стараясь сохранять на лице маску безразличия.

– А кто это у нас тут такая довольная с утра? – пощекотал меня папа, попутно доставая себе кружку для кофе. – Растаяла?

– Ничего я не растаяла, – дернула плечами, безуспешно строя из себя железную леди. – Где ты его нашел?

– Где-где? – хохотнул папа. – Там же, где и ты его нашла в первый раз. Слушай, Гу́ся, может, он к этой луже специально приезжает? А мы его как дураки всё вытаскиваем и вытаскиваем.

– Пап! – укоризненно посмотрела на него и пригрозила деревянной лопаточкой.

– Шучу-шучу, – поднял он руки ладонями ко мне. – Буди его. Хочу послушать кучерявые оправдания.

– Вот сам и буди его, – деловито заявила я. – Это же твой друг. Ты его тогда пустил к нам ночевать, и вчера тоже. Так что…

– Их, кстати, было трое. Но я выбрал самого красивого. Нашенского, – хитро подмигнул мне папа.

– Трое? – непонимающе захлопала ресницами и глянула на спящего Рамиля. – Кто еще там был?

– Какой-то дурак в кепке и второй в очках темных ночью. Тоже дурак, короче… Я их выдернул из лужи, да на главную оттащил.

Стало понятно, о ком он.

– Они уехали?

– Конечно, Гу́ся. Я же сказал, что выбрал самого красивого. С цветами. Будить будешь?

– Не-а. Я же сказала, что это твой друг, вот ты его и буди. А я пойду капусту срежу, – сунула в руку папы деревянную лопаточку. – Заодно оладьи допечете. И Рамиль, похоже, простыл. Я приготовила лекарства, имбирь и лимон. Ты знаешь, что делать.

– А перцовка, сало, картошка? – возмущенно вскинул папа брови.

– Хм, – ухмыльнулась я и ехидно посмотрела на спящего парня. – А знаешь, пап. Делай с ним, что хочешь.

– Можно подумать, что я бы стал делать как-то иначе…

***

Уже около получаса я находилась в огороде, неторопливо срезая капусту и укладывая ее в ящики, которые папа затем занесет домой.

Взгляд мой то и дело падал на дом и тропинку к нему. Можно было бы разбудить Рамиля и выслушать, ради чего и для чего он приехал, но… Будет, наверное, максимально странно, разбудить его и сказать: «Говори говорю!». Пусть сам. Раз уж сам приехал, то и на то, чтобы сказать мне, для чего он приехал, тоже должен решиться сам.

– Кхм-кхм! – раздалось над головой, отчего я резко встала и повернулась к парню, с трудом сдерживая себя от того, чтобы не засмеяться. – Привет, – улыбнулся Рамиль виновато.

– Привет, – ответила я с легкой улыбкой.

Папа постарался на славу. Рамиль стоял передо мной в калошах, в растянутых на коленях папиных трениках и в его же старой мастерке, на кучерявой голове красный «петушок», а в руках та самая трехлитровая банка с букетом.

– Поговорим? – сложил Рамиль брови домиком.

– Ну, раз ты здесь, то, наверное, придется.

– А нож уберешь?

– Он мне не мешает, – покрутила я в руках острое лезвие.

– Ну, ладно! – решительно выдохнул Рамиль и весь как-то так подобрался, что даже я спину выпрямила. – В общем, я всё, – сказал он так строго и серьёзно, что даже я впечатлилась.

– Ну, пока тогда, раз ты всё, – хмыкнула я и поджала губы, чтобы замаскировать улыбку, увидев в глазах Рамиля растерянность.

– Я всё – в смысле, что со всеми всё. Нет ни бывших, ни будущих, ни настоящих. Есть только ты, Августина.

– Угу, – кивнула я плавно. – Надолго?

– Хотелось бы, чтобы навсегда, – чуть замешкался он под моим пристальным взглядом. Так и хотелось потрепать его по кудрявой челке, торчащей из-под «петушка». – А еще я отдал бате обратно квартиру, машину, деньги и переехал в общагу. В твою общагу.

– Попахивает нездоровым сталкеризмом, – чуть нахмурилась я. А затем меня догнал смысл сказанных им слов. – Подожди. Ты отказался от машины и квартиры? Но зачем? Зачем ты это сделал? Это глупо, Рамиль!

– Затем, что это всё не я. С машиной, квартирой, деньгами отца… Я приехал в город пацаном с сумкой, планами и амбициями. И потерял всё. Потерял из-за легкодоступности всего – себя, а затем потерял и тебя. А еще я тебе наврал.

– Да? – дернулась моя бровь. Нож в руке тоже.

– Вернее, не я, а пацаны, когда сказали тебе, что я болею. Тогда они наврали, ну, или коряво оценили мое состояние, но теперь я, походу, заболел на самом деле. Твой батя только что впихнул в меня два зубчика чеснока и стопку водки, в которой красного перца было больше, чем водки.

– А с одеждой что? – указала я на его внешний вид.

– Твой батя сказал, что так я точно похож на деревенского жениха, – обреченно вздохнул Рамиль.

– Опять назвал наше село деревней?

– Угу, – поджал он губы и вытянул перед собой трехлитровую банку с букетом. – Давай попробуем всё сначала, Августина. А начал. А ты?

– Кажется, ты начал с такого начала, о котором я даже не подозревала. А я… – отвела взгляд в сторону и задумчиво посмотрела на дом. – … а подумаю, Рамиль.

– Хорошо, – кажется, облегченно выдохнул парень. – Ну? Что мне делать?

– Для начала унеси эту шикарную вазу с букетом обратно в дом.