Первый парень на «горшке»

Глава 50. Рамиль

– Блин, Рам, уже стемнело! Куда мы едем? – психовал Влад, обгоняя очередную машину на трассе. – А цветы-то ты нахрена купил? Мог на любом поле нарвать. Вон их тут сколько, – махнул он рукой в сторону лобового.

– Там, вообще, есть жизнь? – спросил Алик и старательно вгляделся в тьму через тонированное стекло.

– Выйди и проверь, – не сдержался я, рявкнув на друга, сидящего на заднем пассажирском. – Задрали, нытики!

На несколько минут повисло долгожданное молчание. Сминая в руках стебли цветов из купленного буквально только что букета, смотрел на дорогу, подсвеченную фарами.

В грудной клетке что-то происходило. Трепет смешался с волнением, страхом и предчувствием. Приятным предчувствием. Снова и снова в своих мыслях я прокручивал реакцию Августины, каждый ее взгляд, каждую улыбку, прикидывал примерные реплики, но вместе с тем готовился принять и тот факт, что перед моим носом просто хлопнут дверью, даже не слушая. С Августиной всё может быть. Шкала непредсказуемости рядом с ней всегда вылетала за грани.

– Здесь направо! – рявкнул я, завидев знакомый поворот. И пускай поле уже было полностью убрано, уезжая отсюда, я запомнил каждую гребаную табличку и указатель.

– Тут даже дороги нет, Рам! Куда мы, блин, едем? – вопил с заднего сидения Алик.

– А там Тарантина уже, наверное, все дырки без меня зашила, – притворно хныкал Влад.

– А-то ты шить умеешь? – взглянул я на друга со скепсисом.

– Ну, поштопал бы ее раз-другой, – хмыкнул Влад безразлично. – Девчонка-то сочная. Языкастая такая. Фемка, наверное. Но для разнообразия можно закрыть глаза на ее рваные шмотки.

– Она подруга Августины, – напомнил я ему. – Так что хрен тебе, что обломится. По крайней мере, побегать точно придется.

– Да легко, – уверенно заявил Влад. – Тоже как ты прикинусь бедным, поселюсь в общагу к тебе же. Твоего нового друга Ваню временно размещу на своей хате. И буду окучивать Тарантину. Раз-два поломается, да даст через пару дней. Ко мне даже тараканы общажные привыкнуть не успеют.

– Спорим, что она тебе и через неделю даже поцеловать себя не даст, – вытянул я правую руку для заключения пари.

Я свой поцелуй от Августины не получил даже спустя три недели и вряд ли получу еще ближайшие три.

– Спорим, – сразу согласился Влад, быстро пожав мою руку. – Алик, разбей. Если я выиграю, то ты возвращаешься в свою хату и забираешь у бати машину.

– А если ты проиграешь, то отказываешься от своей машины и хаты до конца универа.

Влад жестко завис. Такого наказания для себя он, походу, не ожидал.

– Ладно, – кивнул он, наконец, решительно. – Только я выиграю. Через три дня пришлю тебе фотку с оседлавшей меня Тарантиной.

– Три дня? – хохотнул я с издевкой. – Прощайся с тачкой и квартирой, лошара.

– Посмотрим-посмотрим, – самоуверенно закивал Влад с ярким азартом в глазах.

– Тормози! Не проедешь! – крикнул я, завидев знакомую лужу.

– Моя тачка везде проедет, – выронил Влад и вдавил педаль газа в пол сильнее.

Проехав немного по луже, тачка увязла в грязи.

– Твою мать! – рыкнул Влад, ударив по рулю. – Давай!

Двигатель его тачки ревел и едва ли не визжал от того, с каким остервенением Влад жал на педаль, напрасно надеясь выскочить из этой западни.

– Не получится, – знающе сказал я. – Глуши, пока движок не убил, или пойдемте толкать.

– В грязь?! – перешел Алик на фальцет. – Ты угораешь? Там, блин, болото!

– Я же говорил, что не проедем, но кто меня слушал, – развел я руками, открыл дверь и вышел из машины с букетом в руке, не заморачиваясь о том, что под кроссовками чавкнула грязь.

Вскинул взгляд в темное вечернее небо и, выдохнув с облегчением, невольно улыбнулся, завидев первые яркие звезды. Вот чего мне не хватало в городе всё это время – неба, нетронутого высотками.

– Твою мать! Твою мать! – сокрушался тем временем Влад, которому грязь явно пришлась не по вкусу. Наверное, примерно так же выглядел и я, когда в этой же луже встала моя машина. – Батя меня убьёт! Утопит в этой луже, а потом проложит здесь же асфальт, меня не вынимая.

– Не ной! – осек я его. – Я недавно тоже встрял в этой луже и ни один из вас не пришёл, чтобы меня вытащить. У одного телки, у другого – батя. Вызывайте эвакуатор. Дальше я сам дойду. Или ждите, когда за вами трактор пригоню.

– Моя машинка! – хныкал Влад, наверное, целуя ее в капот.

Не заморачиваясь о пацанах, которые вдвоем не пропадут, так как Алик уже кому-то звонил, я двинулся в сторону села, видя, как вдалеке горели фонари уличного освещения.

Пройдя метров пятьсот, услышал приближающееся тарахтение трактора.

Улыбка сама собой приклеилась к лицу.

Это точно судьба! Иначе и быть не может! Второй раз я застреваю и второй раз на помощь мне приезжает она – хрупкая фея на своем приворотном тракторе.

Остановился на месте и, не сходя с дороги, просто стал ждать, когда появится трактор и ослепит меня светом прожекторов на крыше.

Меньше чем через минуту на дороге со стороны деревни показались фары, а затем и сам трактор, едущий прямо на меня.

Делать нечего. Как дебил раскинул руки, в одной из которых был букет и просто с улыбкой ждал, когда трактор до меня доедет. Если Августина не хочет меня слушать, то пусть делает со мной всё, что пожелает. Один фиг я не уеду отсюда, пока не получу хоть какой-то результат.

Трактор подъехал ко мне почти вплотную. Словно испытывал мои нервы на прочность, ожидая, когда я сойду с дороги. И только в этот момент до меня дошло, что трактор в деревне может быть не только у Августины. У дворов некоторых домов в деревне стояли такие же. От осознания этого факта стало по-настоящему страшно. Вдруг за рулем псих какой, который с легкостью переедет меня как знакомую кучку.

В момент, когда в мозг выстрелила мысль о том, чтобы отступить, трактор остановился. Двигатель затих. Я с облегчением выдохнул.

Точно – Августина. Только она может себе позволить испытывать мои нервы на прочность таким образом и любым другим, пока она меня не простит.

Фары не потухли, но, ослепленный, я слышал, как открылась дверца трактора, кто-то спрыгнул с подножки, и дверца захлопнулась.

– Нет, Рамилька, на ночь всё равно целовать не стану. Даже за цветы, – низкий голос Николаевича пустил волну легкой паники по позвонкам. Если Августина ему всё рассказала, то сейчас эти цветы будут торчать из моей задницы, пока Николаевич тащит меня по бездорожью за ноздрю, накинутую на тракторный крюк.

– Здравствуйте, Николай Николаевич, – выдавил я с трудом.

– Ну, здорово, коль не шутишь, – протянул мужик руку, и этот его жест можно было расценивать как знак того, что Августина ему ничего не рассказала, иначе этой же рукой мне бы уже прилетело в ухо.

С облегчением выдохнув, перекинул букет в левую руку и протянул Николаевичу правую, пожав ее в ответ.

Но ровно в тот момент, когда я не смог вырвать свою кисть из его широкой сухой ладони, стало понятно, что расслабился я совершенно зря.

– А теперь рассказывай, что ты натворил? – угрожающе, но вместе с тем очень спокойно проговорил Николаевич, глядя мне в глаза. – Почему моя дочь второй день подряд ходит как в воду опущенная?

Шумно сглотнул. Чем больше Николаевич ждал моего ответа, тем больнее становилось моей руке.

– Потому что я дебил, слабак и вовремя не расставил приоритеты.

– И что делать будем? – чуть сузил глаза Николаевич, а я уже перестал чувствовать пальцы правой руки.

– Извиняться, – стиснул зубы и шумно втянул носом воздух. – Сильно и долго.

– Думаешь, этого веника хватит?

– Готовь стерпеть все унижения.

– Это ты здорово придумал, Рамилька. Дважды просить не придется, – ехидно ухмыльнулся Николаевич и, наконец, выпустил мою руку. Пальцы сразу начало колоть от долгожданного прилива крови. – А ты, чё, пешком перся к нам?

– Нет. Я с друзьями, машина застряла в луже.

– Она для вас заколдованная, что ли? – хохотнул Николаевич.

– Дебил в той машине не только я.

– И? Выдергивать надо или они сами справились?

– Надо.

– Ну, так поехали! – чертыхнулся Николаевич и пошёл к трактору, махнув мне рукой, чтобы я шел за ним. Вслед за мужиком я залез в трактор и сел на жесткий выступ позади водительского кресла. – Не жмись, Рамилька. Твой букет меня не впечатлил.

Тихо усмехнувшись, слегка отодвинулся от Николаевича.

Трактор затарахтел, вибрация от движка прокатилась по всем позвонкам, и мы тронулись с места.

Уже на подъезде к пацанам, которые стояли в стороне от лужи и машины, Николаевич издевательски заржал.

– Вы машинки из одного игрушечного набора покупали, что ли? Что твоя красная, что эта белая… Они, вообще, для езды? А-то, может, водоплавающие?

Издевайся, издевайся, Николаевич. Я пока отрепетирую терпение.

– Цепляйтесь, разверну вас в город, – выглянул Николаевич из трактора и дал подбежавшему к нему Владу трос.

– Типа, задом? – непонимающе спросил Влад.

– Типа задом ты думал, когда в эту лужу ехал. Хотя… у вас у городских всё через зад, – покачал головой Николаевич. – Через голову, умник. Цепляй к морде и к трактору, вытяну вас и разверну в сторону города. Игрушка-то хоть заводится?

– Да, – чуть растеряно ответил Влад, глядя на меня так, будто искал спасения или подсказки какой.

Нет, Влад. Просто смирись и прими. Смирись и прими.

– Ну, так иди и цепляй. Долго моргать будешь?

Пацанов Николаевич оттащил аж до самой федеральной трассы. Только убедившись в том, что эти двое уехали, мы прыгнули обратно в трактор, чтобы Николаевич смог увезти какой-то пресс-подборщик для сена в соседнюю деревню.

К дому подъехали со стороны заднего двора. Трактор оставили под навесом.

– Стой, павлин! Распушил свой хвост, – остановил меня Николаевич и кивком головы указал на дом. – Видишь, свет не горит ни в зале, ни в кухне, ни у Гу́си в комнате. Спит, значит, уже.

– Но время… – глянул я на экран своего телефона. – … уже одиннадцать. Чёрт!

Путешествие на тракторе оказалось куда более долгим, чем я думал. Быстро эта махина не ездит.

– Дочка проснулась в пять утра, так что точно спит, особенно учитывая ее настроение эти дни… Так, Рамилька, – затушил Николаевич сигарету о ботинок и убрал руки в карманы старой куртки, похожей чем-то на бушлат. – Сейчас мы сделаем вид, что я старая мудрая бабка, поэтому… утро вечера мудренее. Сейчас мы оба тихо заходим в дом, ты падаешь на диван в зале и не пикаешь до самого утра. Услышу, что прокрался к Гу́се в комнату – вырву крадульки. Компренде?

– Компренде, – согласился я тут же.

– Ну, вот и ладненько, – тяжелой поступью уставшего за день человека Николаевич двинулся к дому. – А утром Гу́ся сама решит, каким образом тебя четвертовать. Не знаю, что у вас произошло, но, если хочешь, чтобы руки-ноги были целы, молись, чтобы дочка моя проснулась утром в хорошем настроении, иначе с четвертованием помогать ей буду я.

– Компренде.