Первый парень на «горшке»

Глава 30. Августина

В молчании смотрела за тем, как грозовые тучи плавно уходили за горизонт.

Рамиль молчал и, похоже, стал отрицать мое существование, не пытаясь ни заговорить со мной, ни даже посмотреть на меня.

Лишь иногда с каменным выражением на лице прикусывал нижнюю губу и хмурил брови, о чем-то задумавшись.

– Не дала себя поцеловать, и ты решил рядом со мной, вообще, никак языком не пользоваться? – пустила в парня маленькую шпильку.

Нам нужно продолжить хоть какое-то общение, хотя бы перед моим папой, чтобы у него не возникло вопросов, да и нам самим было бы удобно сосуществовать под одной крышей еще неизвестно сколько дней.

– А что ты хочешь от меня услышать? – посмотрел, наконец, на меня Рамиль. И взгляд его, и тон вопроса мне сразу не понравились.

Похоже, отказ в поцелуе, все же, перерастет в настоящий конфликт.

– Не знаю, – дернула я плечами, которые приходилось обнимать, чтобы меньше мерзнуть. – Обычно ты очень разговорчив. Расскажи что-нибудь или спроси. Не можем же мы вечно играть в молчанку?

– Ладно, – опустил он безразлично уголки губ и снова отвернулся от меня к горизонту. – О себе я ничего рассказывать не стану, чтобы ты не подумала, что я делаю себе рекламу, чтобы выклянчить поцелуй. Так что спрошу: как давно ты водишь трактор и зачем тебе это, вообще, надо?

– Лет с двенадцати, – неосознанно выгнула брови. Не ожидала от него такой простой вопрос. Думала, захочет чем-нибудь уколоть назло. – Мне это и не надо было. Просто папа поспорил с Петровичем о том, кто из них раньше научит управлять трактором своих детей. Петрович Лёшку или папа – меня. В общем, папа выиграл, а я теперь имею вот такой навык.

– У меня бы мама батю зашибла на месте, если бы увидела, что он посадил меня не за простой руль, а за руль трактора в двенадцать лет.

– Мама умерла, когда мне было восемь, так что папа остался незашибленным, – улыбнулась я натянуто.

Воспоминания о маме отозвались горечью и спазмом под ребрами.

– Прости, я не подумал. А почему она умерла? Несчастный случай? Можешь не рассказывать, если не хочешь.

– Она долго болела. Рак. Потом я пришла из школы, а папа сидит на крыльце один… Как-то так.

– Прости, – тихо произнес Рамиль.

– Тебе не за что извиняться. Никто не виноват. Это болезнь.

В этот раз молчание стало необходимостью: отдышаться, привести чувства в равновесие и перестать зацикливаться на воспоминании, когда мама заплетала мне косы перед школой, шутила, смешила меня, смеялась сама, а я смотрела на неё в отражение старого трюмо. Тройное зеркало, три отражения…

– Мои родители развелись, когда мне было одиннадцать, – произнес тихо Рамиль.

Подняла голову и посмотрела на его хмурый профиль. Кажется, в его голове тоже крутились довольно болезненные воспоминания.

– Почему они развелись? Расскажешь? – спросила я, понимая, что ему, возможно, тоже хочется выговориться.

– Они не поставили меня в известность, – горько улыбнулся Рамиль. – Но из разговоров мамы с ее сестрой я понял, что папа часто изменял. И в какой-то момент маме это надоело. Она просто собрала чемодан, меня и ушла из дома. А потом у нее появился другой, который мне не понравился, потому что он не дарил мне такие же крутые подарки как папа. А потом у мамы с другим появилась дочка, я стал лишним… Так я думал. Но потом всё пришло в норму. С мелкой мы дружим. Она в этом году, кстати, в первый класс пойдёт… – при воспоминании о своей маленькой сестренке лицо Рамиля заметно просветлело, улыбка стала теплой-теплой и перестала напоминать гримасу. Он по-настоящему любит свою сестру. – … Ну, а потом закончилась школа, начался универ, я приехал в этот город из того, в котором жил с мамой. Переехал в общагу. Об этом узнал батя и принес мне прямо в общагу ключи от квартиры и от тачки, на которой я в эту квартиру и уехал. Как-то так… И теперь я здесь, на старой конюшне, нюхаю уходящий дождь с девушкой, которую нельзя поцеловать. Можно сказать, что где-то я повернул не туда, но… – задержал он дыхание и шумно выдохнул. – … не знаю.

– А я знаю.

– Да?

– Да. Дождь закончился и ушел в сторону от села. Можно идти домой, сушить вещи и греться. Лично я не хочу заболеть перед началом учебного года.

– Идём, – совершенно нехотя согласился Рамиль. Краски его лица снова померкли.

Сорвав с поперечной доски свою футболку, просто закинул ее на шею. Я же свою футболку просто понесла в руке.

Обходя и перепрыгивая лужи, вошли в село, где не было ни капли дождя.

– Как так? – не понимал Рамиль. – Лило как из ведра, а здесь сухо. У вас тут какой-то купол разворачивают над деревней во время дождя?

– Просто было одна большая туча, которая прошла мимо. Не волнуйся, – усмехнулась я и шутливо толкнула парня плечом. – Я тоже, когда маленькая была, думала, что если надо мной идёт дождь, то это значит, что он по всей планете идет.

– Смейся-смейся над наивным городским парнем, – зловеще сощурился Рамиль, словно намекая мне на скорую расплату за мои плоские шуточки.

– Наивный он, ага, – фыркнула я и повернула на свою улицу.

Вдалеке сразу показалась яркая красная машина Рамиля, которая уже успела для меня стать опознавательным знаком дома. Своего рода, маяк. Мимо дома точно не пройдёшь, даже ночью.

Но стоило нам подойти ближе, как красный «маяк» заслонила высоким черным внедорожником, пыль за которым не осела даже после того, как он резко затормозил напротив моей калитки.

– Кого это принесло? – насторожилась я, пытаясь вспомнить владельца машины хотя бы по номерам.

– Моего батю, – сказал Рамиль коротко и хмуро. Словно забрало опустил.

– Что-то не похоже, чтобы ты был ему рад, – протянула я тихо, боясь, что нас могут услышать люди в припарковавшейся поперек дороги машины.

– Не похоже, – процедил Рамиль сквозь стиснутые зубы и нервно дернул плечами, словно их коснулось что-то мерзкое.

Спрятал руки в карманы шортов и решительно, но обманчиво спокойно пошёл к машине, дверь которой уже начала открываться.

– Ты охренел?! – завопил широкоплечий подтянутый мужик с раскрасневшимся лицом, едва сделал из своего внедорожника шаг. – Это что за каникулы в деревне у бабушки, твою мать?! – хлопнул он дверцей машины и, тряся руками, подошёл почти в плотную к Рамилю, который не дрогнул. Лишь спину сделал прямее, будто выше казаться хотел. Хотя он и так выше своего отца. И, похоже, во многих смыслах. – Мать там успокоительные глотает, а ты в какой-то дыре трусы покупаешь! Что это за рванина? – кричал краснолицый, пальцами цепляя шорты, сидящие на Рамиле.

– Рамиль! – выскочила из машины девушка в легком белом платье и, обогнув капот внедорожника, с разбегу повисла на шее парня. – Мы так волновались! Что ты здесь забыл?

Можно было бы подумать, что это его сестра, но… буквально несколько минут назад я узнала о том, что его сестра в этом году идёт в первый класс. Так что выходит, что девица, висящая на его шее, – его девушка. А сам Рамиль – обычный подонок, который распускает язык и руки, пока его девушки нет рядом.

Или это та самая девушка, которая ушла от него к его отцу?

В любом случае, находится здесь стало неприятно.

Рамиль, к слову, не спешил обнимать девушку в ответ. Он даже руки из карманов не вынул. Лишь слегка согнулся вперед, но, наверное, больше под тяжестью веса девушки, нежели у него на то было желание.

– Хватит на нём висеть! – гаркнул отец Рамиля и неслабо дернул девушку за плечо, отчего та оказалась практически отброшена за спину мужчины. Но не посмела даже возмутиться или возразить, лишь продолжила смотреть на Рамиля, глазами, полными какой-то странной вины и боли. Ещё немного и расплачется. – Садись в машину, сопляк! Дома поговорим. Там же и останешься сидеть на пару месяцев, – толкнул он своего сына в плечо, отчего тот пошатнулся, но с места не сдвинулся.

Удар был неслабым. Даже я встрепенулась и сделала шаг вперед с мыслью выдрать из ближайшего забора штакетину и настучать мужику по красной роже.

Из дома вышел мой папа. Прикурил сигарету и жестом показал, быть тише. Подперев плечом дверной проем веранды, стал смотреть с высоты крыльца на разворачивающуюся напротив нашего двора сцену.

– Я никуда не поеду, – ровным и твердым тоном произнес Рамиль.

– Мать ждёт! – уже кричал его отец. А я пошла к крыльцу своего дома, чувствуя себя здесь ненужным свидетелем. – Думаешь, у меня есть время, таксистом тебе подрабатывать? Сел в машину и поехал к матери!

– Я. Никуда. Не поеду, – сохранял Рамиль спокойствие и, кажется, это выводило его отца из себя гораздо сильнее того обстоятельства, что ему пришлось приехать сюда.

– Сел в машину, твою мать! – замахнувшись, мужик шлепком ладони попал Рамилю по задней части шеи и толкнул его в сторону машины.

Я машинально дернулась вперед, твердо намереваясь пожертвовать одной штакетиной, чтобы навалять этому краснорожему упырю.

– Не лезь, – тихо сказал папа и задвинул меня к себе за спину.

– Но, пап!

– Я сам, – сказал он мягко и, глубоко вдохнув, крикнул. – Эй, индеец! Тебя мама не учила, что детей бить нельзя?

– Чё?! – весьма лаконично спросил мужчина, резко повернув голову в сторону крыльца, с которого уже спускался папа и я за ним.

Незаметно прихватила с собой палку, которой играла с Байкалом, и спрятала за спину с намерением применить её, если краснорожий тронет моего папу хоть пальцем.

– Ты на старости лет оглох, что ли? – усмехнулся папа, но звучал при этом достаточно грозно. – Пацана не трогай. Он наш.

В уголках губ Рамиля на короткое мгновение мелькнула улыбка, но сразу погасла, когда его отец подал голос:

– Твоё какое дело, мужик? Вали гусей своих паси и не лезь в чужие дела.

– Ладно, – вздохнул папа и открыл калитку. – Поближе подойду. А-то, смотрю, у тебя с годами не только со слухом туго, но и со зрением беда.

– Тебе чё надо…?! – начал было отец Рамиля выяснять отношения, но резко умолк, оставшись в открытым ртом смотреть на моего папу. – Николаевич? Колька?! – суровость его лица сменилась на неуверенное подобие улыбки, которая довольно быстро погасла.

– Ага, я, – сказал папа тоном, в котором тоже не читалось большого дружелюбия. – Августина, – позвал он меня, не оборачиваясь. – Возьми-ка с собой Рамиля и его сестрёнку, накройте на стол, а мы пока поговорим. Да, Ромка?

– Пап…

– Я там салат не доделал. Доделайте, – сказал папа, как отрезал.

– Ладно, – согласилась я с большой натяжкой. Кивком головы позвала Рамиля и его «сестру» войти в дом. Сама вошла последней, на всякий случай, приставив у входа в дом палку.