Первый парень на «горшке»

Все парни и, особенно, девчонки сверкали неподдельным любопытством на недавно проснувшихся лицах, разглядывая невиданного ранее гостя в наших краях.

– Ага, – поддакнул папа. – Брелок себе сделаю.

Кажется, мой отец за эти короткие часы, что знаком с Рамилем, отточит мастерство подколов до совершенства. Не сказать, что раньше он был гораздо скромнее в своих высказываниях. Обычно доставалось всем моим друзьям и знакомым, но они знали и понимали, что это всего лишь шутка или тонкая шпилька, а вот городской мажорчик принимает каждое сказанное моим папой слово за чистую монету.

– Привет, Гу́ся! – поприветствовали, наконец, меня и отвлеклись от иномарки, когда я закинула к ним в кузов свой рюкзак.

– Привет, – ответила им и схватилась за протянутые мне руки парней, которые помогли перебраться через высокий борт машины.

– А это кто? – очень громко и не очень вежливо спросила Ленка, кивнув в сторону хмурого Рамиля. – Жених твой?

– Нет, – ответила твёрдо, не оставив явно заинтересовавшейся мажором девушке возможности позубоскалить.

– А тебе-то что, Ленка? – спросил её Витя, который, знаю точно, давно был в нее безответно влюблён.

– Да так… – протянула девушка кокетливо и уставилась прямо на Рамиля, накручивая на палец медную прядь волос. – …жениха себе давно ищу, да чтобы на красивой дорогой машине был…

– У тебя от женихов «невеста-то» проветриваться успевает? – громко съязвил сидящий рядом со мной Лёха, который был ее одноклассником.

В кузове все громко рассмеялись.

Я тоже не смогла сдержать улыбку, зная, как и все, Ленкину натуру.

– А он немой, что ли? – не оставляла она попыток доколупаться до мажора.

– Не твой, – буркнул тот, наконец, и мазнул по ней взглядом, в котором четко читалось отвращение.

– Ну, прыгай, – позвал его Лёха. – Нам лишние руки не помешают.

– Лёх, ну ты чё?! – нарочито возмутился папа. – Не видишь, какой красивый и причесанный к нам приехал? Какие ему сенокосы? Не для того мамка цветочек растила. Да, Рамилька?

– Хотите сказать, что мне слабо сухую траву в кузов покидать? – огрызнулся парень, грозно посмотрев на моего отца.

– Не слабо, что ли? – спросил папа и только сейчас по его ехидной ухмылке я поняла, что он специально подначивает парня.

Вот только зачем? Что ему это даст, если его даже на поле не будет, чтобы лично видеть, как городской изнеженный цветок будет страдать под солнцепеком? В чем прикол?

– Не слабо, – с вызовом ответил Рамиль, удерживая бои взглядов с моим отцом.

– Ну, так прыгай в кузов. Любой дурак может с бравадой языком во рту слюни пенить. Ты делом покажи, что у твоих слов есть вес.

– Папа, – произнесла я с нажимом, намекая ему, что пора бы уже остановиться.

– А я-то что? – состроил он невинную рожицу. – Рамилька сам сказал, что сухой травы не боится. За язык его никто не тянул.

– Да легко, – фыркнул мажор и сам полез в кузов, отказавшись от протянутых ему в помощь рук.

Сел напротив меня и мазнул по моему лицу злым взглядом, будто это я заставила его повестись на папину практически детскую провокацию и закинула в этот кузов.

– Едем? – громко спросил Витя, чья блондинистая голова торчала из кабины.

– Подожди! – махнул ему папа и, подозвав к себе Байкала, поднял его к нам в кузов.

– Зачем? – округлились мои глаза, пока пёс с восторгом ластился в руках друзей, которых знал всю свою жизнь.

– Ну, а что? – повел он плечами. – Рамильку взяли, а Байкала – нет? Еще неизвестно, от кого там прока будет больше.

– Ты, может, ещё куриц на меня и гусей скинешь? – выпалила я раздраженно.

– Всё, Гу́ся, – отмахнулся от меня папа. – Не умеешь шутить – не начинай, – хлопнул ладонью по борту и громко скомандовал. – Езжайте!

Двигатель шишиги взревел, и мы тронулись с места. Отдаляясь от ухмыляющегося папы, без слов пообещала ему, что, когда вернусь, прикопаю его под кустом смородины.