Оттенки времени

Глава 7. Сердце на ладони

Врач еще раз просмотрел результаты анализов, разложенные на столе, пощупал пульс и лимфоузлы, покосился на листок со списком исследований, которые можно было сделать прямо в Холлертау, и адресовал мне озадаченную улыбку.

— Ваше Величество, я рекомендую полный покой. Похоже на переутомление. Анализы в целом хорошие, но гемоглобин повышен, что немного странно. Давайте еще раз сделаем биохимию, проверим фолиевую кислоту, витамин В12, а еще гормоны щитовидной железы. Вы пока отдыхайте.

— Можете делать любые анализы, а отдыхать я пойду после совещания. — Я оглянулась на Катарину, которая стояла с другой стороны стола и внимательно слушала врача. — Фрау Хафнер, передайте канцлеру, что я сейчас буду. Пусть подождет меня в домашнем кабинете.

— Может быть, мы отложим… — начала она.

— Со мной все нормально. Вы болели один день, значит, это не сильный вирус. Мы с канцлером решим срочные вопросы, и я пойду отдыхать.

Катарина и врач переглянулись, будто советуясь друг с другом.

— Конечно, Ваше Величество. — Катарина улыбнулась, сделала реверанс у порога и исчезла за дверью.

— Знаете, а давайте-ка еще железо в плазме крови посмотрим. Довольно необычно, что у вас такой высокий гемоглобин, — с излишним энтузиазмом произнес доктор, делая себе пометку. Выглядел он при этом обеспокоенным.

— Почему вас так пугает повышенный гемоглобин? Это плохо? — Еще не хватало заболеть чем-то серьезным. Но тогда тем более не буду тут сидеть и думать о том, что меня настиг рак, как моего деда короля Фредерика VII.

— Нет, нет, что вы! — воскликнул доктор. — Я уверен, ничего страшного. Давайте еще раз все обсудим после результатов анализов.

Канцлер с докладом о последних новостях ждал в домашнем кабинете. Меня все еще знобило, даже шерстяная кофта не помогала, поэтому я придвинула стул к окну и уселась, подставив лицо не по-осеннему теплым солнечным лучам. Канцлер зачитал все заметки, перестал расхаживать передо мной и сел просматривать правки к закону об иммиграции. Катарина поставила на подоконник поднос с чаем, наполнила мою чашку и расположилась рядом на кушетке со своим неизменным планшетом, тасуя расписание на месяц.

Я обхватила горячие фарфоровые бока чашки, грея пальцы и вдыхая насыщенный травяной запах — ромашка, душица, что-то еще, наверное, малина, — сделала глоток и с наслаждением застыла. Как хорошо!

Как только выздоровею, найму еще одного частного детектива для расследования самоубийства матери, дозвонюсь до Тео, расскажу отцу про веитов и устрою совещание с ним, Куртом и Лагари — проанализируем данные по «Новой жизни» и Вальднеру. Мне нужно с кем-то об этом поговорить, не с носителем, нужно независимое рациональное мнение. В таком состоянии, как сейчас, разговоры все равно ни к чему не приведут, а только создадут ощущение, что бегаешь по лабиринту, из которого забыли сделать выход.

Подружкой Чарли никак не может быть та нахалка из аэропорта, бессмыслица какая-то. Но даже если и она, разве мы с ним что-то друг другу обещали? Он свободный взрослый мужчина, а у меня в папке на прикроватной тумбочке лежат анкеты на целый ворох женихов. В конце концов я сама ему сказала, что ничего от него не жду, а с Риком он может общаться в любом случае. Если захочет.

Мы обсудили кандидатуры в комиссию для оценки программы Вальднера, и канцлер занялся разбором вороха документов, только что принесенных его помощником.

В комнате стояла духота, совсем кислорода не хватало, я встала, чтобы открыть окно, но шаг отозвался дрожью в коленях, и я плюхнулась обратно на стул. Пузырьки в руках снова бегали, хотя меня никто не трогал. Катарина подскочила и приоткрыла окно.

— Ваше Величество, — зашептала она, наклонившись, — давайте мы прервемся. Вы такая бледная, я боюсь, как бы вам не стало хуже.

Канцлер что-то уронил со стола. Оно с шумом упало на пол. У меня в голове словно бабахнуло от испуга. По телу разлилась слабость, пузырьки скопились в пальцах, в руках появилось ощущение, будто они затекли, а во рту возник привкус железа.

— Да, может быть, и стоит… — Я застыла с чашкой в руках.

Катарина отложила планшет, не сводя с меня встревоженного взгляда. Пару таких взглядов досталось чашке в моей руке: правильный секретарь, как фрау Хафнер, должна предугадывать любую неприятность, даже внезапную неспособность королевы держать что-то в руках.

— О, Ваше Величество! — воскликнул канцлер, поднимая на меня взгляд от бумажек на столе. — Возможно, вам будет интересно. Институт по лечению генных заболеваний, учрежденный герром Вальднером, сообщил, что они собираются запатентовать новый метод пренатального восстановления ДНК. По их прогнозу, детская смертность из-за подобных патологий снизится на двадцать процентов. Это же великолепно! Как только мы утрясем юридические вопросы, то тоже сможем присоединиться к этой программе.

Канцлер прямо-таки светился от счастья, да и меня это поразило. На двадцать процентов? Я полистала в голове книги, вспоминая цифры: по сильно приблизительным подсчетам, даже если учесть чрезмерный оптимизм заявителей, этот метод лечения не даст умереть двум миллионам малышей. Черт, да этот Вальднер действительно крут.

Я почти успела донести чашку обратно до подноса на подоконнике, но перед самым краем пузырьки в пальцах взорвались, и чашка полетела на ковер.

— Ой-ой, Ваше Величество! Я так и знала! — Катарина подскочила, бросилась ко мне. — Господин канцлер, господин канцлер, скорее зовите врача…

Ее голос отдалился, в животе вспыхнула боль, разлилась по телу дрожью и липким потом. Я не смогла вздохнуть, но попыталась не паниковать и не кричать. Все рассыпалось серыми точками перед глазами.

— Нет, нет, все в порядке. — Я сжала кулаки, пытаясь вернуть пальцам чувствительность. Пузырьки теперь побежали по телу, добрались до горла и мешали говорить. Боль в животе на секунду стала невыносимой и, когда я уже была готова заорать, отпустила.

Катарина схватила меня за руку, измеряя пульс. Она не паниковала, не терялась, а будто повторяла про себя инструкцию на подходящий случай: все фиксировала в расписании, и критические ситуации с королевой тоже. От ее спокойствия перед глазами прояснилось, но внутри поднялась волна мути, затошнило, железистый привкус стал ярче, накатила слабость. Зато живот больше не болел. Взволнованный неразборчивый голос канцлера донесся издалека, как сквозь слой ваты.

— Наклонитесь. Дышите спокойно. — Катарина твердой рукой посадила меня удобнее. — Ох, я же чувствовала, что-то не так. Надо было уговорить вас отдохнуть.

Накрывала мутность и тошнота. Я вцепилась в Катарину, чтобы не упасть.

Она говорила, обращаясь то ко мне, то к подбежавшему лакею, а может, к кому-то еще. Внутри опять вспыхнула боль, разворачивающейся спиралью разливаясь по телу, выжигая тошноту и головокружение. Кто-то смахнул с подоконника чайник, и он упал, заливая ковер, а потом откатился и остановился у батареи, покачиваясь. Вся комната закачалась перед глазами, распадаясь на кусочки. Рука в бежевом пиджаке под пальцами оборачивалась песком, и песчинки улетали в окно, исчезали, завиваясь прощальным вихрем вокруг занавески. Нет, нет, неужели это конец?!

Нависло встревоженное лицо врача, почему-то черно-белое, как и все вокруг. Я изо всех сил держалась, стараясь не показать, как мне страшно, ведь это слабость, а отец говорил, что у меня нет на это права.

Все разлетелось на атомы, и темнота опрокинулась в лицо.