Оттенки времени

Глава 10. Легенда о Мотыльке (часть 1)

Дитмар наотрез отказывался меня отпускать: возмущался, сердился и недоумевал. От спектра его эмоций нити ползли в стороны, раскалывалась голова, и приходилось разговаривать с ним через дверь — так было легче. В конце концов он и его помощник получили прямой приказ охранять доктора Шварца, потому что тот владел секретной государственной информацией. Им поручалось доставить доктора Шварца вместе со всеми его материалами и записями в Холлертау и разыскать Курта, где бы тот ни находился. Я боялась даже думать о том, что сейчас переживает Курт. Как же мы с ним допустили такое?

Мы с Чарли решили поехать в ночь. Дитмар осмотрел машину и отдал ему ключи, а потом он и его помощник долго стояли, наблюдая за нашим отъездом. Я бы взяла их с собой, если бы не эмоциональный фон — от Чарли голова так не болела.

Отъехав, Чарли пошарил в машине, нашел GPS-трекер под приборной панелью, оторвал его и выбросил в окно. Я наблюдала за этим, борясь с угрызениями совести. Трекеры стояли на всех королевских машинах, чтобы всегда знать, где королева — это правило безопасности устраивало и меня, и охрану, но сейчас этого как раз никому знать не следовало.

Список задач, которые нужно сделать в Холлертау, копился, как снежный ком. Заседание бюджетной комиссии, поправки к законопроекту по иммиграции, подготовка к совету и выбор одежды на праздник для себя и Рика — лишь малая часть задач. Вместо этого я направлялась в Мюнхен, надеясь приблизиться к разгадке тайн веитов.

Совесть голосила и просила вернуться в Холлертау, но я напомнила ей: «Дети пропадают, друзья погибают, будущее носителей висит на волоске. Не говоря о том, что на меня покушались уже два раза, а еще, когда я нервничаю, люди падают с лестниц. Думаешь, стоит это проигнорировать и заняться проверкой законопроектов?» Совесть еще поворчала, и тогда я добавила: «Я присмотрю за Чарли, чтобы он не влез в неприятности». И последний довод стал самым весомым: пока не разберусь с новыми способностями, Рику небезопасно рядом со мной.

В машине я листала папку, которую дал доктор Шварц, и прикидывала, сколько врачей в моей жизни могли обнаружить то же самое, например, когда я лежала в больнице Олимпии после ранения: у меня, у Тео, если бы он добрался до больницы, у остальных носителей. Конечно, они должны были знать, что ищут. Вряд ли людям первым делом в голову приходят мысли о необычных способностях. Вероятно, поэтому все эти медицинские штуки для выявления носителей еще не используются повсеместно. Их применяют те, кто четко знает, что ищет.

Мы въехали в Германию ранним утром. Нашли тихую стоянку и поспали пару часов на заднем сиденье, а, проснувшись, осознали, что наедине, и нам никто не мешает, но так увлеклись, что чуть не лишились машины: как только я выпускала нити из-под контроля, они начинали буянить, поэтому пришлось прерваться. Раздосадованный Чарли ворчал про машинных гремлинов и что он думает об их поведении, а я кусала губы от разочарования. Чертовы нити! Теперь никакой личной жизни.

На стоянке я сожгла в мусорном бачке папки с результатами исследования моей крови. Разглядывая, как огонь пожирает бумагу, я раздумывала над содержимым сейфа Курта: списки носителей, которых мы разыскивали, чтобы дать им новые документы и новую жизнь, все подозреваемые в связи с веитами, много личной информации о них, добытой Лагари и ставящей массу вопросов к нашим методам перед теми, кто это прочитает. Курт просил все уничтожить, если что-то пойдет не так. Считать ли гибель Тео таким событием или Курт собирает команду, как мы и планировали? Сколько же всего предстоит сделать! Я поймала себя на том, что подпрыгиваю на месте от нетерпения.

Огонь равнодушно поглотил результаты анализов.

«Паутина» подсвечивала людей в кафешках у заправок вдоль шоссе, в проезжающих мимо машинах. Точка Чарли ярко горела рядом, делясь спокойной сосредоточенностью. Я снова видела, что происходило вокруг, и плела «паутину». Меня не застанут врасплох и не обманут, не запрут против воли и даже не дотронутся, если не захочу. Мир снова засверкал и расцвел.

К Чарли тянулась яркая уверенная нить, раскрывая его настроение и без прикосновений. Даже не нужно было сосредотачиваться, чтобы ощутить его эмоции. Наверное, потому что он не закрывался от меня, но все же я предпочла бы его обнять, как только появится возможность. Нити, уходящие наружу, казались эфемернее и не так четко отражались в «паутине», колеблясь в зыбком мареве быстро сменяющихся чувств. «Паутина» делала мир предсказуемым: раскладывала его на знакомцев и посторонних, предупреждала об угрозе и помогала в слежке, а ориентиром были эмоции, словно слепки личности.

— Так хорошо, что способности вернулись, — сообщила я Чарли, посчитав пятнадцать точек на заправке, которую мы проехали. Ощущение счастья вызывало вину: неправильно радоваться, когда Тео мертв, да и разрушение ванной доктора Шварца в мои планы точно не входило. — Честно говоря, я не такого ожидала, но я как тот самый жонглер: научусь жонглировать десятью шарами и смогу делать крутые штуки.

— Черт, — Чарли хмыкнул, — а когда-то я не верил в экстрасенсов и хилеров, считал себя материалистом. Но я верю в тебя и во все крутые штуки, что ты сотворишь.

— Я тоже не верю в экстрасенсов, — заявила я.

Он улыбнулся, и на душе стало спокойно и тепло.

— Зачем ты сожгла папку? — аккуратно спросил Чарли. — Разве это не доказательство покушения?

— Нет, отчет доктор Шварц подготовит отдельно. А вот рецепт «коктейля» лучше с собой не возить.

У Хэмстеда могут быть данные о физиологии носителей, но давать ему рецепт «ведьмовского коктейля» я не собиралась. В списке найденных в моей крови после отравления компонентов, кроме амигдалина, числились псилоцибин, риталин[31] и еще несколько неизвестных мне веществ. Понятно, откуда галлюцинации, но непонятно, из каких глубин памяти выпорхнул Мотылек.

— А что там было про тебя?

Я поизучала «паутину». Чарли действительно испытывал любопытство.

— Доктору Шварцу кажется важным, что у меня всегда высокий гемоглобин и уровень гормонов щитовидной железы, например Т4 свободный, а при этом нет зоба[32]. Он отметил ускоренный обмен веществ и потребность в усиленном питании мозга. С моими нейромедиаторами что-то не то — их больше, чем нужно. Аминокислот-передатчиков должно быть четыре, а у меня шесть[33]. Некоторые лекарства действуют на меня нестандартно. Еще была фраза: «Интенсивность межнейронной передачи сигналов увеличена».

— И что это значит?

Когда-то я читала учебники по физиологии, но тогда они не сильно помогли. Стало ясно, почему: потому что там рассказывалось о биохимии Homo sapiens, а не о моей. Я — неведомое чудовище, мутант, как и другие, за которыми охотится инквизиция, но для врачей, генетиков и лаборантов наши способности не такой уж и секрет. Генерал знает, как далеко они зашли.

— Значит, выявить носителя в современном мире проще простого. Нас переловят, как мух. Не поможет ни смена фамилии, ни отрицание способностей — достаточно сделать определенный анализ крови.

— Да? Так просто? — Чарли нахмурился. — Что за анализ?

— Доктор Шварц писал что-то про определение активности нейромедиаторов. Наверное, если определять активность тех, которые есть у нас, но нет у вас, сразу все станет понятно. Что-то вроде анализа на вирусный антиген: если искомое вещество присутствует, значит, этот человек — носитель. — Я вздохнула, в глубине души надеясь, что мало кто из медиков сможет сообразить что к чему. Но ведь есть еще генетики. — Можно проследить семейную историю. Обо мне и Рике им точно известно, но королеву и принца просто так не убьешь.

— Но попытка была! — со злостью отрезал Чарли.

— Может быть, потому что я вышла на след веитов? — протянула я и задумалась: если так, то это успех, с одной стороны, а с другой — сущий кошмар, потому что безупречной королевы из носителя точно не получится, ведь за мной охотится инквизиция. Тем более если окажется, что под угрозой мой сын. Кажется, именно сейчас я по-настоящему поняла Адаберту: если выяснится, что мой сын в опасности рядом со мной, я пойду на все ради его спасения, даже на разлуку.

Чарли тоже не нравился расклад: он кривился и буравил дорогу мрачным взглядом, а у меня внутри зрела ненависть к веитам, сильнее, чем раньше, опаснее. Ненависть — разрушающее опасное чувство: после нее остается лишь опустошение, из которого трудно выбраться. Оно, словно зыбучие пески, поглощает все вокруг — свет, радость, уверенность.

Я нащупала в кармане стеклянного голубя.

— Ты был когда-нибудь в Санд Харбор?

— Что это? — с подозрением переспросил Чарли.

— Заповедник в Неваде.

— Хм, нет.

Я поколебалась пару секунд.

— А Джош?

Чарли вскинул брови, но взгляда от дороги не оторвал. Через минуту он ответил:

— После колледжа он год путешествовал. Может, и туда заезжал, но я не уверен. Почему ты спрашиваешь?

— Пытаюсь понять, насколько это важно.

Чарли хмыкнул, но ничего не сказал. Каждый раз, когда мы упоминали Джоша, «паутина» вспыхивала и тяжелела, словно на меня выливали ведро воды, и мокрая холодная одежда тянула к земле. Это походило на волну. Она накрывала с головой, топила и рождала страх, что я не смогу сделать следующий вдох. Еще несколько волн, и я растеряю остатки самообладания.

Я рассказала про клинику «Новая жизнь» и фразу «Мир принадлежит людям». Мы попытались найти связи с Хиксом, но информации катастрофически не хватало.

К десяти утра мы добрались до Мюнхена — последнего известного места, где отметился Хикс. Чарли зашел в салон сотовой связи, а я сидела в машине и пыталась разобраться с «паутиной»: прощупывала все вокруг, чтобы понять, как она работает. От обилия целей нити соединялись в канаты, и их перед глазами рябило уже несколько десятков. Меня растягивало в разные стороны, будто нити тянули за собой пальцы, глаза, сердце. Еще парочка таких канатов — и разорвет на части. В пригороде такого не происходило.

Чарли вернулся и забрался в машину.

— Так, телефоны у нас теперь есть. Давай позвоним всем, кому надо, каждый раз меняя симки и аппараты. На всякий случай. Я принес четыре комплекта. Хватит же?

— Не слишком ли ты перестраховываешься?

— Когда речь идет об инквизиции — не думаю. — Чарли закрепил на приборной панели подставку для телефона. — У них было несколько сот лет, чтобы разработать систему. Твоя королевская служба может кишеть их людьми, а ты даже не подозреваешь об этом.

— А когда-то я думала, что это у меня паранойя, — пробормотала я, наблюдая, как Чарли вставляет симку в первый телефон.

— Сколько сейчас у Марты? Час ночи? — Он ввел пин-код, и экран засветился.

— Два. Все равно звони.

Чарли мрачно кивнул, набрал номер и включил громкую связь. Вот в тишине спящего дома раздается звонок, второй, будит обитателей, они с неохотой откидывают одеяло, борясь с зарождающейся тревогой, ведь просто так ночью не звонят. На четвертом звонке Чарли нахмурился еще сильнее, а на пятом посмотрел на меня. Марта, возьми же трубку!

— Они могли уехать, — неуверенно начал Чарли, — если их что-то спугнуло.