Этайн, дочь Хранительницы

— О! Все уже здесь, кажись! — высоченная, крепкая, больше похожая на парня, чем на девушку, Медб неожиданно тихо для своей комплекции подобралась к компании и присоединилась к ней.

— Эйрина нет еще, — поправляет ее Серен.

— Эйрина и не будет, — грустно отвечает на это Олаф. — Его мэтресса Александра в Африку отпускать отказалась, так Эйрин из Университета отчислился — и в добровольцы. Я так не смог, увы.

И все сразу как-то мрачнеют. Не только парни, но и девчонки чувствуют себя неловко в своих нелепых студенческих мантиях посреди города, готовящегося к войне.

Куранты отбивают полдесятого — и тут же звучит фанфара. Мелодия, которую она играет, «Gaudeamus», специально для Университета была в свое время воссоздана по чужой памяти сидой Немайн. А вот текст университетского гимна, положенного на эту мелодию, пришлось сочинять заново — по той простой причине, что оригинального текста Немайн не знала почти совсем: сумела вспомнить только две первых строки: «Будем веселиться, пока молоды!» Сейчас, правда, гимн петь не будут: звук фанфары — лишь сигнал к началу торжественного построения факультетов.

Вторая группа третьего курса «естественников» во всем ее нынешнем составе: Танька, Олаф, Серен, Санни с Падди да Медб — устремляется к корпусу своего факультета. Корпус этот невелик и выстроен сравнительно недавно. По сути, это лишь одноэтажная каменная пристройка к двухэтажному главному зданию, в котором с давних пор разместились «колдуны»-инженеры, математики и химики. Вместе с «естественниками» в пристройке временно ютятся папины подопечные — медики, но для них позади главного здания вовсю строится несколько новых корпусов — лекционный, «анатомичка» — результат невероятной победы Танькиного отца, «медицинского» декана мэтра Тристана ап Эмриса, над епископом в тяжелейшем диспуте о допустимом и греховном в медицине — и несколько отделений университетской клиники. Строительство это, по идее, должно было закончиться как раз к началу занятий, но что-то не сложилось: видимо, помешали африканские события, оттянувшие на себя людей и финансы. А симметрично «естественному» к главному зданию пристроен корпус «гуманитариев», где поселились юристы, философы, историки и богословы. Богословы здесь тоже временно: скоро их вообще окончательно возьмет под свое крыло церковь, и тогда теологический факультет не только переселится в восточную часть города, за три квартала от своего нынешнего пристанища, но и превратится в отдельное учебное заведение, семинарию, независимую от университетского ректората.

У дверей факультета вторую группу радостно-покровительственно приветствует первая, «единичка», — восемь человек, в основном парни. Группы различаются не только номерами, но отчасти и направлением обучения: если во второй группе главное внимание уделяют живой природе, то «единичка» — прежде всего, будущие рудознатцы-геологи да землепроходцы и навигаторы — географы. Тяжелые это профессии, требующие не только выносливости, но и немалых физических сил, — вот и не рвутся туда девчонки. Да и студентов мужского пола из первой группы юнцами не назовешь. Двое, рыжий и темноволосый ирландцы, — бывалые моряки, два брата-десси из клана Дал Каш, дальняя и почти незнакомая родня Падди и Кайла. Один — камбрийский рыцарь, побывавший в первом африканском походе и заболевший на всю жизнь страстью к путешествиям. Трое — среднего возраста бородачи, англы-мерсийцы, обучающиеся рудознатству по договору Глентуи с их королевством: эти слушают еще дополнительно некоторые лекции у «колдунов». Еще один — не слишком молодой, хотя еще и не старый, камбрийский монах с подбритым лбом, будущий миссионер, готовящийся проповедовать Христову веру в дальних странах; он по особому разрешению ректора одет и сегодня не в студенческую форму, а в черную рясу, согласно своему монастырскому уставу. Ну и единственная девушка в «единичке» — худенькая и глазастая, почти как сида, армянка Каринэ́, дочь-наследница купца из Трапезунда, готовящаяся всерьез принять в свои руки дело старого отца.

Чуть поодаль от «единички» уже стоят «естественники» с других курсов — еще не ведающие о своем переходящем из года в год прозвище «головастики»-первокурсники, рядом с ними — смотрящие на новичков свысока второкурсники-«чижики», позади — закаленные жизнью четверокурсники-«лисы» и совсем взрослые и солидные пятикурсники-«во́роны». Есть, разумеется, своя кличка и у третьего курса — «со́вы», с намеком на зубрение по ночам и на тонкий слух, натренированный ловить самые тихие подсказки. Так что второй группе, еще недавно числившейся в зеленых желторотых «чижиках», предстоит привыкать к образу более солидной и серьезной птицы.

К новоиспеченным «совам» приближаются две фигуры в черном — деканы естественного и дружественного ему медицинского факультетов. Многие предметы на этих факультетах совпадают и даже читаются одними и теми же преподавателями. Отец, как всегда, чуть прихрамывает: сэр Тристан отдал полтора десятка лет военно-полевой медицине, много раз сам оказывался на поле боя, и лишь попав под удар ядра, пущенного из боевой метательной машины, и потеряв ногу, сменил белый госпитальерский плащ с красным крестом на черную преподавательскую мантию. Студенты-медики, особенно девушки, его побаиваются: несерьезного отношения к учебе у будущих врачей их декан не терпит и вообще норовит поддерживать на факультете чуть ли не армейские порядки. До́ма, правда, он становится совсем другим: маме сло́ва поперек не скажет. А как скажешь-то, если ты ей не только муж, но и еще и ученик? Отец, бывает, так маму и называет — Учительница, а то и вообще Учитель, в мужском роде, — и похоже, что вовсе не шутит. Нет, вообще-то он иногда и на своем настоять может, конечно. Таньке вот на естественный факультет поступать позволил, да еще и не дожидаясь обычного в таких случаях шестнадцатилетия, хоть мама поначалу и против была... Как же благодарна ему Этайн за это!

Сейчас «медицинский» декан подчеркнуто официален: виду не подал, что узнал ушастую третьекурсницу. Вот что значит воинская дисциплина! А рядом с ним едва сдерживает свои обычно стремительные шаги декан «естественников» — чуть старше средних лет гречанка, мэтресса Александра, в прошлом ученица самой леди Анны Ивановны. Дорого заплатила когда-то дочь греческих иммигрантов из Египта за то, что самовольно променяла готовившуюся ей судьбу домашней хозяйки на тернистый путь камбрийской травной ведьмы: семья от нее отреклась, надежного мужского плеча рядом тоже не нашлось — а теперь, видно, вряд ли уже и найдется. Всё, что есть сейчас в жизни мэтрессы Александры, — это ее факультет: половина одноэтажной пристройки со всеми аудиториями и лабораториями, половина университетского аптекарского сада (он, как и корпус, тоже поделен между «естественниками» и «медиками») и, самое главное, факультетские обитатели — примерно пять дюжин студентов да дюжина преподавателей. Раньше сил мэтрессы Александры, говорят, еще хватало на какие-то научные исследования в аптекарском саду, но все два года, которые ее знает Танька, она, судя по всему, занимается только скучной бумажной работой. Получается, что и от ведовства-то своего она оказалась, по сути дела, отлучена. Одно хорошо: хоть и зовется декан «естественников» ведьмой, да не озлобилась, а нерастраченные материнские чувства свои перенесла на студентов. По имени всех уж точно помнит, кроме, разве что, новичков-«головастиков». Вот и сейчас мягко, приветливо улыбается своим подопечным.

Иногда в начале учебного года деканы выступают перед студентами своих факультетов с короткими речами, но в этот раз, похоже, всем предстоит слушать выступление одного и того же человека — ректора. Танька на первом курсе успела еще застать на ректорском посту леди Анну Ивановну, но вскоре та оставила свою должность из-за своего уже немалого возраста и полностью сосредоточилась на преподавании своего знаменитого курса травного ведовства. Уже почти два года Университетом руководит новый, второй в его истории, ректор — мэтресса Эйра. Или, лично для Таньки и в домашней обстановке, тетя Эйра. Потому что приходится маме сестрой, а заодно и ученицей: бывает и такое. Правда, как и сэр Тристан, леди Эйра в стенах университета не позволяет себе никаких «особых отношений» с детьми родственников и друзей. Спасибо, хоть не строже к ним относится, чем к прочим студентам!

Удивительный все-таки человек тетя Эйра! И разносторонностью, и умом, и доблестью своей, и вообще судьбой чем-то похожа на Танькиного отца. Волею случая давным-давно стала сестрой вошедшей в ее семью сиды Немайн — и стала с нею рядом и инженером, и воительницей. Прошла в молодости несколько войн с саксами, а сейчас вот взвалила на свои с виду не такие уж сильные плечи целый Университет. Правит им, пожалуй, так же, как смогла бы править в чрезвычайной ситуации всей Республикой Глентуи, случись что с Немайн.

Сейчас леди Эйра верх Дэффид стоит на Университетской площади перед студентами и преподавателями со всех факультетов. Ветер колышет черную мантию ректора, делая ее фигуру похожей на развевающийся флаг. Трепещут обвязанные вокруг ушей ленточки — знак участницы Зимнего похода. Белокурые — седина такие не берёт — волосы, вопреки обыкновению, на этот раз заплетены в толстую косу и украшены воткнутой в нее настоящей стрелой. Точеное лицо кажется издали совсем молодым, словно леди Эйра сбросила с себя лет тридцать и вернулась в свою боевую молодость.

— Друзья, коллеги и ученики! — просто, без ненужного пафоса обращается ректор к присутствующим. — Университет Глентуи поздравляет вас с началом нового учебного года. Увы, этот год обещает быть непростым: страна вступает в войну. В войну, от исхода которой зависит будущее и всего христианского мира, и Камбрии, и Республики, и каждого ее жителя. Место студентов и профессоров нашего Университета в этой войне — не на поле боя, но оно не менее важно и не менее почетно. Мы должны, несмотря на любые трудности, сохранять и приумножать знания, помогать ими тем, кто сейчас отправляется сражаться, беречь их для будущей мирной жизни. Желаю вам достойно справиться с этой трудной задачей, и да помогут вам Бог и ваш собственный разум! Laboremus! (2)

Речь закончена, но плотная стена студентов еще некоторое время стоит — ожидает продолжения. Затем кто-то, видимо, спохватывается — и толпа быстрыми ручейками начинает растекаться по университетским корпусам, этажам и коридорам. Танька, как и многие другие, устремляется к стенду с расписанием занятий. Оказывается, оно еще не вполне готово: при некоторых предметах отсутствуют имена преподавателей. «Мэтр Деметрий? Покинул кафедру и отправился лекарем в Африку. Леди Нион? Временно оставила Университет из-за возвращения на государственную службу. Мэтресса Бригита? Отбыла в Александрию в составе «книжной» комиссии — спасать библиотечные фонды. Батюшка Антоний? Получил благословение патриарха и отплыл в Африку полковым капелланом» — слухи передаются от одних студентов к другим, множатся, обрастают подробностями. О ком-то из преподавателей жалеют, по поводу ухода кого-то, стыдясь, радуются — но таких нелюбимых немного. Конечно, в расписании у «сов» есть новые дисциплины, с не всегда понятными названиями: например, «Тайны устройства малых элементов живого» или «Законы наследственности и изменчивости», или «Совместная жизнь живых существ»; первую читает профессор Бриан ап Ллойд, вторую — мэтресса И. Ни-Десси, третью — мэтр Р. Мак-Артур. Два последних, видимо, из молодых: пишут, по новой моде, полностью свои клановые или семейные имена, а от личных оставили лишь инициалы. Моду эту, на передачу из поколения в поколение в качестве неизменной части имени клановых приставок, отчеств или семейных прозвищ потихоньку прививает гленцам Танькина мама: говорит, что население Республики быстро растет, повторяющихся личных имен и отчеств очень много, и без такой меры скоро, того и гляди, людей начнут путать друг с другом. Вот и Танька во всех университетских документах с некоторых пор значится как Этайн верх Тристан Плант-Монтови, хоть это и повышает ее ответственность перед кланом за все поступки.