Гул мира: философия слушания

II

Как ученый и композитор, я долгое время глубоко интересовался лирической песней (art song), но в последнее время я задаюсь вопросами о песне как таковой, независимо от жанра и текста. Один из них касается исключительно индивидуального характера песни или, точнее, пения, с которым связан один парадокс.

Песня трансперсональна – по большому счету петь может каждый и для каждого. И всё же иногда песня носит личный характер. В правильных обстоятельствах она, кажется, обращается к слушателю в самой сокровенной глубине. Правильные обстоятельства не предполагают использования записи песни в качестве «акустических обоев» или манипулятивного музыкального сопровождения, однако многое зависит от намерений. Вопрос о записи возникнет моментально, учитывая, что записанная песня является безусловно доминирующей формой в современную эпоху.

Скрытое во всех песнях и явленное в некоторых – колебание между рассредоточением и концентрацией чувства собственного «я». Парадокс песни заключается в усилении чувства уединения посредством публичного акта. Песня всегда социальна. Даже максимально интимное пространство родителя, поющего ребенку перед сном, зависит от разветвленной сети культурных и текстуальных традиций. С другой стороны, гимны создают сильное чувство групповой солидарности, даже в неподходящих обстоятельствах. В наши дни британские любители регби поют духовную песню Swing Low, Sweet Chariot, дабы накачать свои команды и самих себя, в полном безразличии или неведении о рождении песни из страданий чернокожих рабов.

Когда песня действительно активно взаимодействует со смыслом, как это делается в высокохудожественных композициях, следующих предписаниям своего жанра, парадокс становится осязаемой частью взаимодействия. Музыка изменяет смысл и тем самым делает его личным как для себя, так и для слушателя. Однако обмен зависит от первичного социального акта – обращения одного человека, являющегося певцом, к другому, являющемуся слушателем.

Это описание изредка применимо к записи, но всегда к песне, исполняемой вживую. Внимательно прослушанная запись может вызвать ощущение личного обращения. Однако если ее всегда можно нейтрализовать, то пение вживую – почти никогда.

Почему? Один из возможных ответов заключается в том, что певец отсутствует в записи, поскольку слушатель воспринимает механизм, а не самого человека. Запись ни к кому не обращается. Но когда присутствует певец, пусть даже на расстоянии, песня обязательно включает в себя просьбу о признании, которая может быть отвергнута, но не может быть полностью проигнорирована. Песня в этом контексте становится осязаемой формой обмена, лежащего в основе всех человеческих отношений, обмена вне смысла и субстанции, который Жан-Люк Нанси отождествляет с опытом бытия. Когда певец присутствует, слушатель разделяет с ним впечатление от песни.