На руинах империи

– Зачем лаборатория в крепости? Или в охотничьей засидке, если на то пошло?

– Чтобы на кого-то охотиться и побеждать, его следует понимать, – ответил Киль.

Помещение было длинным, широким, и Гвенна с удивлением отметила, что в одну стену встроен ряд наклонных окон.

– Снаружи я их не видела.

– Благодаря наклону они незаметны снизу.

– А почему они не разбились? Если здесь все такое древнее, должны были десять тысяч раз растрескаться.

– Наука, – неопределенно пояснил Киль.

Она обратила внимание на ближайший стол, погладила металл пальцем. Ни пятнышка ржавчины.

– Скажете, ему тоже тысяча лет?

– Многие тысячи.

– Надо думать, кшештрим умели делать сталь получше нашей.

– Умели. Только это не сталь.

Под столом были устроены полки с разнообразными стеклянными сосудами и банками, на подносах лежали инструменты, предназначенные резать, пилить, обдирать, – все из того же неподвластного времени металла. Гвенна взяла в руки короткий нож – в пальцах он был легче перышка.

– Как я понимаю, здешние кшештрим были не простые солдаты.

– Самые молодые из кшештрим прожили тысячи лет. Никто их них не посвящал все эти тысячелетия исключительно войне. – Киль помолчал и добавил: – Почти никто.

– Так эти, в крепости, половину жизни охотились за неббарим? А другую половину проводили здесь… – Понимание окутало ее холодным свинцовым плащом. – Разбирая их на части.

– Они алкали знаний.

Гвенна повертела в пальцах короткий нож и отложила его на стол. По краям столешницы и по середине тянулись желобки, видно для стока жидкости в проделанные в торцах отверстия.

– И не тех знаний, что ищут в книгах, – угрюмо заключила она.

– Откуда, вы думаете, берется книжное знание?

– Вы так говорите, будто восхищаетесь ими.

Историк не ответил. Обернувшись, Гвенна увидела, что он опять смотрит в пустоту. Глаза его, в задумчивости или нет, всегда оставались одного цвета, цвета стали. Она не поняла, на что он смотрит – если на что-то и смотрит.

– Это была интересная раса, – наконец ответил Киль.

– Вам интересны чудовища, уничтожающие целые народы?

– Стать чудовищем способно любое существо.

– Надо думать, и мы себя не сдерживали, когда настал наш черед их убивать.

– Нет, – ответил историк, все так же глядя в никуда. – Мы себя не сдерживали.

Гвенна еще немного посмотрела на него, щуря глаза, и отвернулась. У нее скрутило живот. Она отошла к металлическим шкафчикам.

– Что здесь еще есть?

– Точно не знаю.

– Знали же про это… – Она взглянула на свою руку. – Про этот матцкел.

– Дедукция. Экстраполяция.

– Не хотите еще поэк-стра-по-лировать?

– Нет надобности, когда можно посмотреть.

– А если его открыть, ничто не меня не напрыгнет или не взорвется в лицо?

– Маловероятно.

Она все же отступила в сторону, прежде чем кончиком ножа сбросить защелку.

Дверца открылась медленно и так беззвучно, словно петли смазали только утром.

Ничего не взорвалось. Никто на нее не напрыгнул.

Внутри снова полки. Еще флаконы и бутылки. Острые инструменты совершенно обескураживающих форм и размеров. На аннурском рынке за один такой она бы выторговала целое состояние. Все были не длиннее ее ладони. Гвенна присмотрелась к орудиям, прикинула, для чего они могли служить. Сдирать кожу? Пилить кости? И отвернулась к следующему шкафчику.

Из-за открывшейся дверцы на нее уставился череп.

Некоторое время она просто смотрела на него, потом протянула руку, подцепила пальцем за глазницу и вынула. В кадетах она месяцами изучала человеческую анатомию. Десятки раз держала в руках черепа. Однако этот показался ей тяжелее и крепче. Зубы в челюстях без щербинки, целые, чистые. И острее обычного, будто приспособлены рвать и терзать мясо. Ей подумалось, что это не череп, а скульптура, вырезанная из материала белее, прочнее, чище – лучше кости.

– Макет?

– Неббарим.

Гвенна покачала головой:

– Ни в коем случае. Я имела дела с древними костями. Они бурые, хрупкие. А этот… – она ножом постучала по макушке, – крепче стали.

– Я уже говорил, что неббарим напоминали нас, но не были нами. Быстрее, сильнее. И скелеты их соответствовали силе.

Киль протянул руку, и Гвенна отдала ему череп. Историк немного подержал его на ладони, заглянул в глаза и, вдруг развернувшись, метнул в стену. Гвенна отступила, вскинула руку, чтобы заслонить глаза, но кость не разлетелась – череп с основательным гулким стуком отскочил от стены и упал шагах в шести, где, покрутившись вокруг своей оси, медленно остановился.

Гвенна подняла его, поискала трещины, щербины, хоть какие-то следы повреждения, но купол черепа остался гладким, как мрамор.

– И вы хотите меня уверить, что он настоящий? – Она перевела взгляд от пустых глазниц к историку.

– Не имеет значения, чего я хочу. Череп настоящий, настоящими были и неббарим. Потому кшештрим и создали это строение.

В следующем помещении вместо длинных металлических столов стояла одна каменная плита по пояс высотой, отполированная до блеска. Склонившись над ней, Гвенна увидела свое отражение: грязное, осунувшееся, обожженное солнцем лицо в брызгах крови. Она отступила. В камень через каждые несколько шагов были вделаны цепи. На некоторых остались обручи оков.

– Здесь, надо понимать, они занимались пытками?

– Кшештрим никого не пытали – в человеческом понимании этого слова.

– Тогда зачем им цепи?

– Они хотели понять своего врага. Им нужно было знать, чем можно ранить неббарим, чем замедлить их движения или привести в замешательство.

– И здесь они проводили опыты на живых. – Гвенна ткнула пальцем в сторону предыдущей комнаты. – А когда перебирали с опытами, трупы разбирали на части вон там. – Она покачала головой. – Никакая это не засидка, а бойня.

– Все было не так, как вам представляется, – заметил Киль.

Гвенна хотела ответить, но осеклась, когда в голове заметалась новая мысль. Она медленно обернулась к историку. Правда вошла между ребрами холодным клинком.

– Вы из них, – сказала она. – Вы кшештрим.

Киль кивнул, как на незначительный пустяк.

Она мгновенно отскочила, бессознательно увеличив дистанцию, выхватила клинок из ножен, выставила в нижнюю защиту. Она сумеет его убить…

«Нет, – поправилась она, – мне кажется, что я сумею».

Его изломанная фигура казалась такой бессильной, безобидной, но лишь потому, что он хотел так выглядеть. Он не погиб в сражении с манджари. Он пережил хамакшу. Он, хоть и хромой, не отставал от самой Гвенны на подъеме в гору. Она с ужасом поняла, что представления не имеет, на что способен бессмертный историк. Тот, не замечая твердо выставленного ему навстречу клинка, взглянул ей в глаза.

– Я вам не враг.

«Убей его, – шепнул внутренний голос. – Убей сейчас, пока не поздно».

Она не знала, говорит в ней мудрость или болезнь.

– Не враг? – Гвенна переступила в сторону, давая себе возможность зайти под углом. – Вы и неббарим так говорили, прежде чем пристегнуть их к тем столам?

– Я здесь никогда не служил.

– Однако много чего знаете об этом месте.

– Я знаю многое о многом.

Он двигался в такт с ней, непринужденно, как бы невзначай, но она теперь видела – видела то, чего не замечала долгие недели совместного пути: как он всегда оставлял себе возможность парировать или уклониться, с какой неощутимой легкостью согласовывал свое движение с ее.

– Почему вы дали мне понять?

Киль именно позволил ей увидеть правду. Это было ясно. Он не одну неделю, месяцами болтал этой правдой у нее перед носом. Не будь она так тупа, так занята собой, гораздо раньше бы поняла.

– Так легче взаимодействовать, – ответил он. – Понимая, кто я такой, вы поймете суть моих познаний и возможностей.

– Что же вы прямо не сказали? Какого хрена Адер не скрыла?

– Это разрушило бы основы доверия.

– Я вам и так не доверяю.

– Доверяете, – убежденно возразил историк. – За прошедшие месяцы я помогал вам не раз и не два. Прежде чем узнали, что я кшештрим, вы убедились, что я силен, полезен, надежен.

– Надежные люди не проводят всю жизнь во лжи.

– Надежные люди лгут постоянно. Ни одно из моих умолчаний не угрожало вам, кораблю, команде или цели экспедиции.

Она методично перебрала в голове каждое его утверждение, каждое действие со времени выхода из Аннура. До сих пор все его сообщения о Менкидоке и болезни подтверждались. При атаке манджари он был на палубе, не жалел стрел. Во время бури помогал Бхума Дхару держать «Зарю» на курсе. Желай он повредить экспедиции, у него была уйма возможностей. Он спас ее от яда габбья.

Все это не давало оснований ему доверять. Надо сойти с ума, чтобы увидеть в нем союзника. Но и с тем фактом, что он не действовал как враг, приходилось считаться.

– Вы здесь, – медленно проговорила Гвенна, – в этой экспедиции не из праздного любопытства.

– Любопытство не бывает праздным.

– Непременно попрошу высечь эти слова на вашем надгробии.

– Люди очень давно дожидаются моей смерти.

В его голосе не было самодовольства.

– Давайте-ка я спрошу прямо, – сказала Гвенна. – Зачем вы здесь? Зачем отправились с нами? Кеттралы вам, конечно, на хрен не нужны.

Он разглядывал ее своими серыми глазами.

– Напротив. Меня очень интересуют кеттралы. Но вы правы в том, что меня интересуют не только они.

– Жду не дождусь уточнений.

– История…

– История была и нету, – перебила Гвенна. – Что бы ни было здесь раньше, оно прошло.

Киль строго взглянул на нее:

– История никогда не кончается. Порой она засыпает, не более того.

– Что бы эта чушь ни значила.

– Поймите, с Менкидоком что-то не так.

– Кроме шуток? – Она вылупила на него глаза.

– Что-то, помимо болезни. Найденный нами на юге город… Его не должно там быть. И тела в Соленго… – Киль покачал головой. – Мир вывихнул сустав.

– С миром всегда так. Вам ли, историку, не знать? Всегда где-то что-то идет кувырком.

– В данном случае просматривается закономерность.

– Какая закономерность?

– Я еще не могу представить цельную картину.

– Вот чем вы тут занимаетесь? Ищете недостающие кусочки?

– А также веду подготовку к различным бедствиям.

– Каким еще бедствиям?

Он долго не сводил с нее серых, как камень, глаз. А когда наконец ответил, голос был холоднее стен этого склепа.

– К войне. – Он поднял Хал знает сколько раз переломанный палец. – Голоду.

Еще один палец.

– Мору. Безумию. Хаосу. – Растопырив все пальцы, Киль уставился на свою ладонь, словно впервые увидел, и стиснул пальцы в кулак. – Уничтожению.