Новейшая история еврейского народа. Том 3

§ 3 Антисемитская петиция и эксцессы в Восточной Пруссии (1880-1881)

Работа штеккеров и марров принесла свои плоды. За Штеккером шли более степенные люди, добивавшиеся ограничения гражданских прав евреев путем воздействия на парламент и правительство, а за Марром и его «Антисемитской лигой» шла улица, тот буйный элемент мещанства и чиновничества, которому приятно было травить евреев. Этот люд шумел в антисемитских собраниях, скандалил в ресторанах, оскорблял и выталкивал оттуда посетителей еврейского типа; доходило и до столкновений на улицах и в вагонах городских железных дорог. Модным движением увлеклась и значительная часть немецкого студенчества, те бурши, которые в шумных забавах, попойках и дуэлях видели главный смысл студенческой жизни. В Берлине образовался «Союз немецких студентов», члены которого обязывались не иметь никаких сношений с товарищами-евреями и нередко оскорбляли их в стенах университета. Оскорбленные иногда вызывали противников на дуэль, и дело кончалось кровавой развязкой. Даже среди гимназистов появились маленькие антисемиты, поощряемые явным сочувствием учительского персонала. Какой-то учитель гимназии в Берлине, Генрици, выступал в народных собраниях с яростными юдофобскими речами. Либеральная городская дума нашла, что такой педагог не может воспитать честных граждан, и уволила его от должности, — но это только увеличило популярность Генрици среди антисемитов и усилило его агитаторский пыл. Все эти скандалы творились под флагом патриотизма, во имя любви к Богу, кайзеру и фатерланду. Антисемитские собрания посылали приветственные телеграммы в патриотическом духе канцлеру Бисмарку и получали от него весьма любезные ответы. Источник этих взаимных любезностей таился в том «рептильном фонде», из которого ведомство канцлера выдавало негласные субсидии газетам «патриотического» направления. На эти деньги издавались, по-видимому, вновь появившиеся антисемитские листки и брошюры, которые без поддержки извне не могли бы распространяться.

Первым политическим актом антисемитов была подача коллективной петиции имперскому канцлеру. Генрици и его друзья развили широкую агитацию при собирании подписей под петицией. Эта кампания длилась целый год (1880). Во вступительной части петиции были ясно сформулированы ее мотивы:

«Уже давно умы патриотов всех сословий и партий крайне озабочены растущим засильем еврейской части населения. Былые надежды на слияние семитического элемента с германским оказались обманчивыми, несмотря на предоставленное евреям полное равноправие. Теперь речь идет уже не об уравнении евреев с нами, а скорее об умалении наших национальных преимуществ вследствие преобладания еврейства. Растущее влияние этого народа вытекает из расовых особенностей, которые немецкая нация не хочет и не может усвоить без гибельных для себя последствий. Опасность налицо, и многими уже замечена... Опираясь на существующие законы, благоприятные интересам капиталистов и возникшие под влиянием евреев; пользуясь богатствами, приобретенными путем ростовщичества, биржевой игры, банковских и акционерных операций; создавая общественное мнение при помощи бессовестной и подкупной прессы, еврейская раса успела настолько распространить свое гибельное влияние, что оно грозит уже серьезной опасностью не только хозяйственным отношениям и благосостоянию немецкого народа, но и его культуре и религии. Эти опасности будут расти в той мере, в какой евреям удастся массами проникать в такие профессии, особенно на государственные должности, которые раньше для них были закрыты... Так как еврейство представляет собою реальную власть, то бороться с ним нужно также реальными средствами власти».

На основании этих доводов петиционеры предъявили правительству следующие требования: 1) ограничить переселение евреев в Германию из других стран; 2) удалить евреев от всех ответственных государственных должностей и не допускать их в судебное ведомство в качестве единоличных судей; 3) для сохранения христианского характера низшей народной школы допускать туда только учителей-христиан, даже в том случае, если школа посещается и еврейскими детьми; в средних же и высших учебных заведениях учителя-евреи могут быть допущены к преподаванию только в исключительных случаях; 4) вести особую официальную статистику о положении евреев в Германии.

Содержание этой петиции должно было доставить удовольствие прусскому правительству: ведь оно и без того на практике нарушало конституционный акт равноправия в тех областях государственной службы, на которые указывали петиционеры. Реакционный министр исповеданий Путкаммер запрещал назначать евреев учителями в гимназиях; в других министерствах еврейские кандидаты, даже наиболее даровитые, допускались обыкновенно только на низшие должности. Иммиграция евреев из Польши и России всегда встречала препятствия со стороны прусских властей, и петиция могла подать повод только к усилению этих репрессий, что и сделано было Бисмарком спустя несколько лет, когда из Пруссии были беспощадно изгнаны массы польско-русских евреев, давно там поселившихся. Судя по введению к петиции, намерения ее авторов шли гораздо дальше — к полной отмене акта эмансипации евреев; но из осторожности инициаторы сочли нужным на первых порах ограничиться «скромными» требованиями, которые могут быть удовлетворены «в порядке управления», без обсуждения их в парламенте, обязанном стоять на страже конституции. Текст петиции был разослан в десятках тысяч экземпляров по всем городам Германии. Везде деятельно собирались подписи под нею, и в связи с этим велась разнузданная антисемитская агитация. В сопроводительной записке при петиции говорилось, что Бисмарк и прусское правительство одобряют такое изъявление народных желаний. Поэтому многие чиновники, чтобы угодить начальству, не только не препятствовали распространению петиции, но сами часто подписывались под нею и склоняли к тому же подчиненных.

Этот подкоп под конституцию вызвал протест со стороны либералов. Как только петиция появилась в газетах, группа видных представителей берлинского общества опубликовала (12 ноября 1880 г.) горячо написанную декларацию, в которой новое антиеврейское движение было названо «национальным позором» Германии[4]. В этом воззвании говорилось, что антисемитская агитация грозит разрушить с таким трудом достигнутое национальное единство Германии, ибо она направлена против таких сограждан, «которые честно и усердно старались, в единении со всей нацией, отбросить свои особенности» (die Sonderart abzuwerfen). На Германию надвигается тьма средневековья, волна расовой ненависти и фанатизма. «Заветы Лессинга расшатаны теми, которые обязаны с амвона и кафедры разъяснять, что наша культура преодолела уже былое обособление племени, некогда давшего миру идею единого Бога». Декларация кончается призывом к обществу: «воспрепятствовать смуте и отвратить национальный позор, усмирить искусственно возбужденные страсти» и восстановить гражданский мир в стране. Декларацию подписали известнейшие ученые (Момзен, Дройзен, Гнейст, Вирхов, астроном Ферстер и др.), берлинский обер-бургомистр Форкенбек, депутаты парламента, старшины берлинского купечества и члены городской думы (всего было 76 подписей).

Через неделю после опубликования этой декларации, в прусской палате депутатов произошли горячие прения по еврейскому вопросу. Депутат прогрессивной партии, профессор Генель (Hänel) обратился с запросом к правительству по поводу агитации, которая ведется в Пруссии против еврейских граждан и местами приводит к эксцессам; так как агитация связана с распространением петиции на имя канцлера, то депутат спрашивал, как относится прусское правительство к этим требованиям нарушения основных законов. Запрос Генеля обсуждался в двух заседаниях палаты (20 и 22 ноября). Вицепрезидент прусского совета министров граф Штольберг ответил, что петиция еще не поступила к канцлеру, но что правительство не намерено отступить от основного закона о равноправии граждан. Официально холодный тон ответа, в котором даже не упоминалось о евреях, не мог успокоить авторов запроса, а последовавшая затем речь одного консервативного депутата (Рейхеншпергера) раскрыла тактику правительства. Одобряя стремления антисемитов, депутат выразил желание услышать от представителя министерства, что оно не намерено изменить свою административную практику по отношению к евреям. Было ясно, что пожелания антисемитов совпадают с практикой правительства. И вот на трибуну вышли лучшие ораторы прогрессивной партии. Рудольф Вирхов (знаменитый медик) в своей речи назвал «шарлатанскими» приемы антисемитов, которые оперируют то расовыми, то религиозными, то экономическими мотивами; он заявил, что правительство, опирающееся на консервативную партию, несомненно солидарно с антисемитами и несет ответственность за их действия. Другие ораторы характеризовали штеккеровский «христианский социализм» как низкую демагогию. Лидер прогрессистов Евгений Рихтер в блестящей речи сказал, обращаясь к консерваторам: «Вы жалуетесь на биржевую спекуляцию евреев, но забываете, что в ней участвовали немецкие князья и герцоги, которых изобличил в парламенте именно еврей Ласкер. Народные банки — наилучшее орудие против ростовщичества, а во главе Берлинского народного банка стоит еврей Штрассман, член Берлинской городской думы. Вы жалуетесь на «еврейскую прессу», но сознайтесь, что вы этим обозначаете либеральную печать вообще. Правительство преследует социал-демократов, выступающих только против имущих классов, и покровительствует социал-христианам, проповедующим вражду к целой расе. Я отлично знаю, что в этом деле замешаны руки и голова германского канцлера; друзья Бисмарка, Трейчке и Буш, участвуют в антисемитском движении. Недаром петиция обращена к князю Бисмарку. Петиционеры уверены, что если соберется миллион подписей, то Бисмарк возьмется за дело. Для выяснения этого мы и внесли запрос, ибо желаем, чтобы было подавлено реакционное движение, позорящее нашу страну».

После громовых речей оппозиции все ждали объяснения Штеккера, одного из тайных вдохновителей петиции. Он выступил с длинной речью, в которой сквозь маску смиренного пастора проступали черты хитрого, изворотливого политика. Штеккер уверял, что единственное его желание — «водворить социальный мир, нарушенный евреями». «Еврейский вопрос для меня не вопрос религии или расы, а вопрос социально-нравственный. Он заключается в том, что полмиллиона наших сограждан-евреев принадлежат к другому племени, другой религии, имеют другой строй понятий, чувств и стремлений, отличающих их от нас, и в том, что они начинают занимать в нашей нации положение, не соответствующее их численности. Мы живем в государстве, где 80 процентов населения (верующие) христиане, и мы вправе требовать, чтобы на это государство смотрели, как на христианское общежитие, управляемое христианскою властью и христианским законодательством». Не замечая противоречия между последними словами и вступительным заявлением, что еврейский вопрос не религиозный и не расовый, Штеккер в дальнейшем запутался в сети собственных измышлений и был публично изобличен во лжи. Когда ему крикнули слева: «Подписали ли вы петицию?», он сначала ответил: «Нет», — но когда ему указали, что его подпись имеется там, он признался, что впоследствии присоединил ее к прочим. Прения в ландтаге кончились без принятия определенной резолюции. Из самого обмена мнений достаточно выяснились отношения разных партий к еврейскому вопросу и характер «нейтралитета» правительства в этом деле. Ввиду официального ответа министерства, оставалось только ждать результата петиции после подачи ее канцлеру.