Схватка

— Нет, вы просто перечислите, пожалуйста, имена, отчества и фамилии своих знакомых, — попросил Нарышкин.

На лице Рогова без труда можно было прочесть немой вопрос: кем же заинтересовалась милиция?

Он припомнил еще десяток своих товарищей и сказал, что перечислил всех.

— Не всех, вы не назвали Подлунского.

Рогов округлил глаза:

— Но он, скорее, не мой знакомый, а Владислава Борисовича.

— Вы смогли бы описать черты его характера?

Рогов улыбнулся и пожал плечами:

— Поистине интересный экзамен-экспромт, ну что же, попробую. Так вот. Подлунский — человек незаметный, скромный, педант, характер уравновешенный... обычно. Внешне он спокоен, но в его глазах нередко светится какая-то затаенная тревога. Он остроумен, всегда готов разразиться веселым смехом, но внутренняя застенчивость удерживает. Ему лет тридцать, но он остается холостяком, правда, у него есть особые причины: маленький рост, большой нос, слабое здоровье. Одевается элегантно, даже, можно сказать, роскошно, очень следит за собой, носит усы и бороду, как у Василия Ивановича Сурикова.

— Спасибо, Модест Матвеевич, теперь перейдем к официальной части. Я вынужден допросить вас в качестве свидетеля по делу об убийстве гражданина Подлунского. Предупреждаю, что по статье 181 Уголовного кодекса вы несете ответственность за дачу заведомо ложных показаний.

— Господи, да о чем вы?! Кто же и когда мог его убить? — кажется, Рогов искренне испугался, вскочил со стула, снова сел.

— Я далек от желания шутить на подобные темы. Итак, первый вопрос: были ли вы в особняке Лаевского восьмого октября?

— Да, был до семнадцати часов примерно, потом уехал домой.

— Что вы можете сказать об ограблении Подлунского около двадцати двух часов восьмого октября в Большом Козловском переулке?

— Я впервые слышу об этом. А он что, нес Лаевскому какие-нибудь полотна?

— Модест Матвеевич, здесь вопросы задаю я или — с моего разрешения. Вы знаете Монетчикова Ивана Андреевича?

— Что-то не припомню такого. Он тоже художник? О, простите, не могу без вопросов, — Рогов прикусил губу.

Наблюдая за ним, Козлов подумал, что тот относится к разряду людей, которые на допросах держатся естественно, но эта естественность особого рода: так, должно быть, ведет себя актер, вживаясь в ситуацию. Нарышкин повторил вопрос:

— Итак, знаком вам Монетчиков Иван Андреевич?

— Нет, даже не слышал о нем.

— Вы сказали, что Подлунский был больше знакомым Лаевского, чем ваш.

— Да.

— А что их связывало? На чем, так сказать, основывалась дружба?

— Они ведь одним музам служили, а подробнее, вероятно, может сказать теперь только Владислав Борисович.

— С кем еще был в хороших отношениях Подлунский?

— Этого я не знаю. Да и видел я его всего лишь раза два на каких-то юбилеях у Лаевского.

— А кто еще был на этих юбилеях?

— Народу бывало много. С некоторыми Лаевский меня знакомил, но скорее из вежливости, я даже имена их перезабыл.

— Кто такой Гришин?

Рогов задумался. Его смущал не столько следователь, сколько Козлов, который, сидя в сторонке, внимательно следил за ходом беседы. Рогов боялся наговорить лишнего. Ведь если Лаевский что-то хочет скрыть, а он проболтался, то учитель не похвалит.

А этот въедливый следователь шаг за шагом, не спеша все пытается что-то выудить из него. Вот ситуация! Рогову не терпелось как можно скорее выбраться из этого кабинета, который он уже мысленно окрестил «казематом».

— Гришина я знаю мало, скажу только, что он тоже был учеником Лаевского, сейчас работает самостоятельно.

— Как вы считаете, чем мог так не угодить своим знакомым Подлунский, что его решили убрать?

— Ума не приложу... А может быть, это чистая случайность?

— У вас есть вопросы, Геннадий Прохорович? — повернулся Нарышкин к Козлову.

— Охарактеризуйте, пожалуйста, насколько осведомлены Ирина Берг и Дарья Степановна о делах Лаевского.

— По-моему, они так же далеки от его дел, как мы от тундры.

— Что вы имеете в виду? — поднял брови Нарышкин.

— Я ничего не имею, я считаю... Просто они женщины, и их удел — кормить и ублажать.

Нарышкин попросил Рогова прочитать протокол, расписаться на каждом листе и предупредил:

— Вам, Модест Матвеевич, придется хранить в тайне материалы допроса, за разглашение тайны следствия вы можете понести наказание по статье 184 Уголовного кодекса.

Рогов прочел, расписался и медленно прошел к выходу.

— Интересно, на какой скорости он сейчас помчится назад, — весело заметил Козлов, обернувшись к Нарышкину, но тот уже снова копался в бумагах, словно ничего не произошло и не было никакого допроса, а Козлов только-только вошел в кабинет и пытается оторвать его от срочных дел. Геннадий усмехнулся и мягко закрыл за собой дверь.