Друзья моря. Книга первая. Эарнил

Глава 35. Между смертью и жизнью

Старейшина и Эарнил пришли в просторный светлый дом, хозяин кивнул на кресло, и молодой человек сел.

— Завтрак?

— Буду благодарен.

Старейшина рассматривал Эарнила.

— Ты и вправду Блюститель?..

— Да.

— Странно.

— Возможно.

— Обычно Блюститель менялся со смертью предыдущего. А лорд Фарамир еще не стар.

— Так получилось, — ответил Эарнил.

— Ты сын лорда Фарамира? Впрочем, можешь не отвечать… Я и так вижу. В молодости я воевал за Минас-Тирит. Твоего... Вашего отца, — поправился он, — трудно было не запомнить. Хотя… в нем было больше от лорда.

— Это действительно так, — согласился Эарнил. — Он куда больше лорд, чем я.

— Зачем вы пришли?

— Я хочу попробовать остановить болезнь… А если не получится, остаться с вами.

— Как? Вы не лекарь… Не Король… — вздохнул Старейшина. — Я уже ни во что не верю… Наш лекарь сам умер от этой напасти. Нужно чудо. А чудес в наши дни, похоже, уже не бывает, — вздохнул он.

«Вы же верите в Элессара — великого врачевателя», — про себя горько усмехнулся Эарнил. Он покончил с завтраком и заговорил.

— Мастер?..

— Герион, сын Артамира.

— С чего все началось?

— Заболела одна из женщин в соседней деревне. Потом ее муж, дети. Еще не зная, насколько все серьезно, их навестила ее сестра. Потом заболела уже она и ее семья… Наш лекарь сказал, что болезнь похожа на чуму… Мы заколотили их дома и никого не выпускали оттуда, но увы, болезнь пошла дальше. Тогда, в соответствии со старинным указом Блюстителя Хурина от 1636 года, я немедленно отправил посыльного к лорду Атандилу. И вскоре нас заперли здесь. Лишили какой-либо надежды на спасение.

— Я понимаю вас, мастер Герион… Но если бы он не отдал подобный приказ, то болезнь могла бы опустошить весь Гондор…

— И все же кто-нибудь мог бы спастись, а так мы все обречены… Наши дети, внуки. Мне еще немного легче, чем остальным... Моя дочь с мужем и детьми живет в Ламедоне, и они в безопасности.

— Это страшно, но иного пути нет. Иначе умрут дети по всему Гондору, а возможно — и дальше. Безопасных мест не останется.

— Наш лекарь умер от этой болезни… И он говорил, что лекарств от нее нет… зачем вы пришли к нам?

— Мне трудно объяснить это. Я останусь в вами. И если мне суждено умереть — умру.

— Не хочу обидеть вас, милорд, но это неразумно и бессмысленно.

— Наверное… Но я не мог поступить иначе.

Потянулись странные дни. Светило солнце, пели птицы, уже привычно сверкал водопад в вышине. Сияющая всеми красками лета маленькая горная долина была удивительно безмятежна, как будто здесь не поселились страдание и смерть.

Поначалу жители пытались запирать заболевших в их домах, но это почти не помогало, и к появлению Эарнила они прекратили делать это. Если в доме кто-то заболевал, то вскоре болезнь поражала всю семью. Каждый день в деревнях кто-нибудь умирал. Некоторые выздоравливали, но увы, их было не так много.

На следующий день после Блюстителя сюда все же пришли Эрейнион и Бреголас и попытались лечить больных. Но чаще всего это не приносило ни исцеления, ни даже заметного облегчения. Люди по-прежнему умирали.

— Это чума? — спросил Эарнил у Эрейниона.

— Думаю, что нет. Чума проявляется несколько иначе… У местных людей нет бубонов. И у чумы больше жертв… Здесь же выживает примерно половина. Но болезнь очень заразна. Есть болезни, когда члены семьи могут избежать заражения, выделив заболевшему отдельную комнату. Но сейчас это не помогает. Через пять-семь дней заболевают все. Но знать количество этих дней очень важно.

— Почему?

— Когда все больные поправятся, надо будет выждать семь-восемь дней. И если не будет новых, можно будет открыть дорогу. Люди редко заболевают в тот же день. Болезни нужно время.

— Это так странно... — произнес Эарнил. — Люди еще кажутся совершенно здоровыми, но они уже несут в себе недуг и, увы, обречены.

— Обречены не все. Но очень многие.

Эарнил помогал жителям копать могилы и ждал своего часа. Люди были удивлены его странному поступку. Добровольно прийти к ним в деревни, где если и не все, то очень многие мечтали о бегстве... Одни считали его чокнутым — и таких, пожалуй, было большинство, — другие были благодарны за помощь.

Мысли Эарнила часто обращались к Эрендис и детям. Он обещал ей вернуться. Но, вполне вероятно, он навсегда останется здесь в этой глуши. Снова он думал о том, как хрупки человеческие жизни и судьбы. И как неожиданно все меняется. Знал ли он в конце весны, что, возможно, прощается с детьми навсегда? Фириэль так ждала его… Писала ему письма… А маленький Кирион даже не запомнит его. Принц опять останется один… Хотя... теперь уже нет. У него есть внуки, и он очень привязан к ним. Гвиндор… Который так не хотел отпускать его сюда. И, наверное, был прав. Стало ли кому-нибудь легче от того, что он копает здесь могилы и терпеливо ожидает своей участи вместе с остальными жителями обреченных деревень?

Иногда он ловил на себе мрачный взгляд кузнеца Борона. Но жители не напоминали Блюстителю о том, что он не смог им помочь. Похоже, теперь они воспринимали его как одного из них. Тем более, что Эарнил держался очень просто, никому не напоминал о своем титуле и должности, не возражал, когда к нему обращались на «ты».

«Перед болезнью и смертью все равны... — размышлял он. — И какая разница костям, лежит ли поверх могилы дорогая мраморная плита с перечислением титулов и заслуг мертвого или просто растут цветы…»

Все чаще он думал о том, что ждет человека после смерти. Правда ли, что душа человеческая уходит за пределы Мира к Создателю? Если так, то почему люди настолько боятся смерти? Если Творец благ, то смерть не должна восприниматься трагедией. Да, это разлука, но она не вечна. И уж нет никакого смысла цепляться за жизнь. Но он снова и снова видел ужас в глазах селян. Боязнь заболеть, страх скорой смерти, ужас утраты родных. Слышал рыдания по покинувшим их детям, родителям, любимым. — «Если наша жизнь не заканчивается смертью, разве плохо, когда любящие люди уходят в мир иной вместе?» Но многие, даже похоронив близких, хотели жить…

Однажды, проходя мимо одного из домов, Эарнил увидел в окне ребенка. Тот тоскливо и, казалось, уже безучастно смотрел перед собой. Блюститель подошел к двери. Отметка говорила, что в доме болезнь. Но он все равно постучал. Ему не открыли. Он толкнул дверь — было заперто. Тогда Эарнил попробовал выбить ее, но она была сделана на совесть. Блюститель нашел во дворе топор и выломал ее. В доме было тихо и жутко, в нос ему ударил запах тления. Он прошел в комнату. На подоконнике сидел истощенный мальчик лет семи.

— Здравствуй. Пойдешь со мной?.. — спросил Эарнил.

Тот не ответил, и он подошел и взял ребенка на руки.

— Значит, Борон все же умер, — заметил Герион, увидев мальчика.

Эарнил вспомнил, что последние дня три, а то и четыре, не видел хмурого богатыря. Вечером кузнеца похоронили. Ребенок безучастно лежал в комнате, которую Блюстителю выделил Герион. Эарнил подошел, сел на пол у изголовья кровати, и положил подбородок на край постели напротив лица ребенка.

— Хочешь есть?

Ребенок не ответил.

— Как тебя зовут?..

Мальчик молчал, и Эарнил пошел к Старейшине.

— Нет, он не дурачок… Но сначала он пережил гибель матери и старших братьев… Их же застрелили… А потом еще эта проклятая болезнь и смерть отца…

— Как его зовут?..

— Эделион.

— Сколько ему лет?

— Почти восемь, но могу и ошибаться.

Эарнил вернулся к ребенку. Тот по-прежнему равнодушно смотрел куда-то сквозь него. «Около восьми, чуть старше Фириэль…» — подумал он. Эарнил погладил мальчика по голове, но, казалось, тот не заметил этого. «Вся его семья мертва, остался только он… Какая насмешка… Несчастный ребенок, потерявший рассудок и обреченный… Нет, не на жизнь, а на жалкое, странное существование». Эарнил аккуратно подвинул мальчика и лег рядом. Ночью он проснулся от того, что ребенок, словно испуганный зверек, прижимался к нему. Тогда Эарнил обнял его и попробовал запеть, вспомнив колыбельную, которую обычно пела детям Эрендис. Утром он проснулся от того, что мальчик, приподнявшись на локте, внимательно смотрел на него.

— Доброе утро, — сказал Эарнил.

Ребенок молчал.

— Тебя зовут Эделион? — Он попробовал улыбнуться.

Эарнил поднялся и скоро вернулся с куском белого хлеба, намазанным вареньем. Голод взял свое, и мальчик начал жадно есть. Эарнил подождал, пока перемазанное вареньем существо доест, затем умыл его, снова усадил на кровать и сел рядом. Внезапно ребенок обнял его. Эарнил ласково погладил его по волосам и снова начал негромко напевать. Когда он встал, Эделион поднялся и побрел за ним. Теперь он ходил за Эарнилом по пятам словно тень.

Вечером после ужина мальчик подошел к Эарнилу, взял его за руку и посмотрел ему в глаза.

— Ты что-то хочешь?..

Мальчик кивнул.

— Что?

Эделион молчал.

— Ты хочешь еще есть?

Тот помотал головой.

— Пить?.. — Но Эарнил снова не угадал. — Спеть тебе? — вдруг осенило его.

Ребенок снова кивнул.

— Скажи «спой» или хотя бы «да».

— Д-да, — прошептал мальчик, и Эарнил опять запел.

— Как тебя зовут?

— Эделион…

— Сколько тебе лет?..

— В-восемь.

— Что ты любишь?.. — Но этот вопрос стал ошибкой Эарнила.

— Маму, — ответил ребенок и горько заплакал.

— Она ушла, малыш… Далеко-далеко… И не может за тобой вернуться.

— Умерла-а-а, — сквозь слезы произнес мальчик.

— Люди не умирают… — неожиданно для себя самого сказал Эарнил, — умирает только тело, а душа... живет… Ее душа жива. Но она не может вернуться к тебе.

— Ее закопали...

— Закопали ее тело… Душу закопать невозможно. Тело… Тело — это как одежда. Одежда для души… Как платье...

Эарнил взял мальчика на руки и снова запел.

— Это пела мама... — вдруг сказал Эделион.

— Как звали твою маму?

— Алмиэль, — прошептал мальчик.

На следующий день умер лекарь Бреголас, найдя свой последний приют в этой маленькой горной долине, о которой до последних событий он даже не знал, а вскоре слег и Эрейнион. Эарнил, как мог, ухаживал за лекарем, и, к его большой радости, тот начал медленно выздоравливать. Но теперь болезнь пришла и в дом Гериона. Заболел старейшина, а за ним — его жена. Так что теперь Эарнил стал заботиться и о них. Урвэн, супруга Старейшины, спустя два дня умерла, сам же Герион, казалось, начал поправляться. Однако скоро у Эарнила тоже начался сильнейший жар, и он слег. Он не знал, сколько минуло дней, когда сознание все же вернулось к нему. Измученный, обессиленный, он лежал и был даже не в состоянии позвать на помощь. В комнату заглянул похожий на тень лекарь и наклонился над ним.

— Хвала Небесам, вы очнулись.

— Пить… — одними губами прошептал Эарнил.

Эрейнион напоил его и вечером пришел снова. Эарнил по-прежнему почти не мог разговаривать. Прошло еще несколько дней, прежде чем он понял, что будет жить.

— Жив ли мастер Герион?

— Старейшина? Да.

— Много умерших?

— Не меньше половины…

— Здесь был ребенок… Эделион… Вы не знаете, что с ним?