На руинах империи

Сердце бушевало у Рука в груди. Мучительно хотелось кинуться на Змеиную Кость, разбить ей лицо, вырвать из ее лап Бьен и рвать дальше. Он подавил порыв. Хищник знает, когда замереть, а когда прыгнуть.

Боль в руке ослабела, неведомая защита в крови выгоняла яд, напоминавший о себе теперь только неприятным подергиванием. Он не дал воли вернувшейся силе, а вместо того напрягся всем телом и упал в мягкую грязь. Кочет прищурился на него, будто что-то заподозрив.

Змеиную Кость никакие опасения не тревожили.

– Поглядим, какой из твоего мужчины любовничек, – сказала она, заставляя пленницу нагнуться к самому лицу Рука.

От глаз Бьен било ужасом.

– Прости, – сказала она. – Рук, прости.

Он встретил ее взгляд, но не ответил. Яд оранжевой змейки сводил челюсти, как и все остальное.

Над собой, позади, он услышал подошедшего наконец Кочета.

– Что мне по душе в Домбанге, – сказал тот, наклоняясь и задирая Руку нок до самого пояса, – это что здесь так и не прижился обычай носить штаны.

Он запустил руку между ляжек упавшего.

Ярость и неверие исказили лицо Бьен. Руку приходилось видеть ее испуганной, приходилось видеть разъяренной, но такой – никогда.

Он закрыл глаза, представил замершего в высокой траве ягуара, почувствовал, как противник опускается над ним на колени. Ягуар – самый терпеливый из хищников дельты. Он не делает лишних движений. Он никогда не спешит. Ягуар ждет, ждет, ждет, если надо, ждет полдня. Он терпелив, словно солнце; терпелив, словно небо; он смотрит, как добыча подходит все ближе и ближе, он не столько видит, сколько чует и слышит, ощущает ее шаги по земле. И только когда жертва так близка, что для нее нет спасения, только когда судьба уже зажала ее в своем кулаке, он наносит удар.

Локоть ударил Кочета в челюсть – у того запрокинулась голова.

Рук перевернулся, свалил с себя тяжелое тело и кулаком нанес беспощадный удар в висок Змеиной Кости.

Она взвыла – от боли и ярости, отшатнулась, попыталась удержать Бьен, но Бьен уже выворачивалась из ее хватки. Драться она, может, и не умела, зато всю жизнь спасалась от жадных рук, а Змеиная Кость была оглушена, так что Бьен высвободилась в считаные мгновения.

Пока Рук вставал на колени, Кочет успел подняться – хоть и сутулился, хоть кровь и проступила между зубами – и уже тянул из-за пояса нож. Рук взметнулся, обхватил его поперек туловища, свалил в грязь, вогнал плечо в живот врага, выбив из того дух.

– Идем! – кричала Бьен. – Уходим, Рук!

Он не хотел уходить. Он хотел добить лежащего под ним мужчину. И мог добить. Он чувствовал, как разворачивается в нем умение убивать, но Бьен кричала:

– Рук! Копье! У нее копье!

Он выпустил Кочета, перекатился на бок, краем глаза увидел движение и покатился дальше. Острие копья прочертило борозду в мягкой грязи, Змеиная Кость шаталась и плевалась кровью не хуже своего дружка. Отдергивая оружие, она не удержала равновесия, отлетела к стене.

Рука тянули за плечо – тянула Бьен. Прочь, прочь от схватки, прочь от силы и ярости внутри, обратно к свету, к жизни, к безопасности – в мир, в котором еще теплилась любовь.

На одно застывшее мгновение он ее возненавидел.