На руинах империи

* * *

Первый день в карцере Гвенна провела с призраком Грустного Тима.

Он был одним из первых увиденных ею кеттрал. Именно он встречал новых кадетов, когда те с круглыми глазами, нетвердо держась на ногах, сходили на берег. Позже она узнала, что это не входило в его обязанности, он это делал не по приказу. Видит Хал, у него хватало других забот. Он был из самых уважаемых в Гнезде командиров с сотнями боевых вылетов. Ему бы к прибытию Гвенны заниматься тактикой или подготовкой оружия, а он сидел, раскинувшись в нарочно вынесенном на причал полотняном кресле, с бутылкой черного рома рядом и широкой ухмылкой на загорелом израненном лице.

– Добро пожаловать на Карш, несчастный сброд! – взревел он, когда моряки пришвартовали судно и первые новобранцы сошли на берег. – Я бы угостил вас ромом…

Он сделал добрый глоток из бутылки и поставил ее обратно на доски причала.

– Только мне говорили, что неприлично спаивать детишек младше десяти лет от роду. – Пожав плечами, он отхлебнул еще. – Все равно вы, придурки жалкие, еще до вечера задумаетесь, как бы слинять. До конца недели уж точно. Я пришел сказать вам одну вещь: так у всех поначалу бывает. У каждого, что бы ни твердили вам другие наставники. Я хочу дать вам один маленький совет…

Он поймал взгляд Гвенны и подмигнул ей.

– Не сдавайтесь!

«Грустным» Тима прозвали в шутку. На острове, где чуть не каждый был изранен, замучен, зол и одержим, Тим смеялся. И, в отличие от многих, почти не снимавших черной формы, Тим предпочитал захваченную в каком-то вылете смешную травяную юбочку. Он один устраивал на островах игры и состязания, да еще умудрялся вдохнуть в соревнование самых смертоносных в мире воинов дух легкомыслия. Он не раз среди ночи переплывал пролив, часами торчал в воде, поджидая пьяных кадетов, возвращавшихся лодками с Крючка. Непостижимо, когда он успевал готовиться к заданиям, но все его вылеты проходили успешно. Он подцеплял в них то новый шрам, то синяк, но каждый раз возвращался смеясь. Кроме последнего.

Гвенне тогда исполнилось четырнадцать. Когда птица Тима задержалась на день, никто не забеспокоился. Кеттрал задерживались часто и по самым разным причинам. Но когда без вестей прошла неделя, люди стали задумываться, а потом и заговорили. На десятый день пошли толки, не послать ли на поиски другую птицу. Лететь вызывались все крылья на Островах, даже ветераны, которые терпеть не могли Тимовых забав. Но отправить никого не успели, потому что Тим вернулся. Один, пилотом. Он потерял руку и очень много крови.

– Погибли, – сказал он, сползая со спины птицы; глаза у него были пустые. – Моего крыла больше нет.

Он тоже недолго протянул. На следующий день кадеты, наряженные на уборку казармы его крыла, нашли Тима в петле. На столе стояла пустая бутылка рома. Все постели были смяты, будто он спал в койках погибших товарищей.

Гвенну его самоубийство привело в бешенство. Не он ли, сукин сын, встретил их с корабля бодрым советом никогда не сдаваться? И какого хрена? Затянуть петлю на шее и повиснуть на стропилах – это не сдаваться? Ярость с годами остыла, но Гвенна так и не простила его. Так уходят слабаки. Хилые и трусливые.

Она и теперь так думала, но впервые начала понимать, почему он так поступил.

Не в чувстве вины дело. Она и прежде бывала виновата. Вину можно пережить, можно сквозь нее прорваться, можно жить с ее грузом на плечах. В темноте карцера, обхватив руками колени и уставившись в пустоту, она поняла, что человек может затянуть узел не от желания умереть, а потому, что уже мертв. Гвенна – совсем одна, без Джонона, без Чо Лу, без Киля и без Адер, без возможности отвлечься безумной дракой – чувствовала, что гниет изнутри, что все ее потроха понемногу разлагаются. Кожа, наверное, продержалась бы подольше, только зачем? Рано или поздно и она лопнет. Может, лучше с этим покончить? Храбрее.

Она еще не разобралась с призраком Тима, когда шумно распахнулась дверь карцера.

Едва она подняла голову, в камеру грубо втолкнули мужчину. Тот споткнулся о пустую миску, покачнулся, явно ничего не видя в темноте, ткнул ее в бок носком сапога, выругался и упал.

Вот и есть на что отвлечься.

Гвенна посмотрела, как он шарит руками, нащупывает стену, переворачивается и садится к ней спиной. Двигался он с опаской, как если бы каждое движение причиняло боль. Опершись спиной о стену, осторожно вздохнул, пощупал рукой ребра, еще раз вздохнул и кивнул. Все это он проделывал для себя, не напоказ. Только потом он прищурился и заговорил:

– Тея вад маста, сангхат нирхат?

Последовало долгое тяжелое молчание.

– Сангхат нирхат? – повторил он приказным тоном, и только теперь Гвенна распознала язык.

– Я не говорю на манджарском.

– А… – Он помолчал. – Приношу извинения.

В его устах слова звучали непривычно, жестко, как невыделанная кожа.

– Я думал, вы из моих людей.

– Не из ваших.

Он подался к ней, нацелил взгляд чуть левее ее виска. Не видел в темноте, а она его неплохо разглядела: узкое лицо, длинные черные волосы, свисающие на подбородок усы, как носила манджарская знать. Левый глаз заплыл, все лицо с этой стороны – сплошной синяк; нос, похоже, сломан, и пахло от него кровью. И еще настороженностью и страхом, но страхом, зажатым в кулак, – вопреки обстоятельствам.

– Вы та женщина.

– Женщина, бесспорно.

– Та, что прорвалась на мой корабль. И потопила его.

В голосе его прорезался гнев. Она лениво задумалась, не попробует ли он, хоть и изранен, наброситься на нее. И что ей делать в этом случае.

– А вы тот капитан, – ответила она.

– Бхума Дхар. Был капитаном «Ашваи».

Он поднял обращенные внутрь ладони, трижды склонил между ними лицо. Гвенна не знала этого жеста.

– Что это?

– Вы меня видите? – резко отозвался он.

Выдавать свое преимущество – тактическая ошибка, но сейчас ей было не до тактики.

– Да. Что значит этот жест?

– Это мой стыд.

– А выглядит, будто вы умываете лицо.

– Стыд – не кровь, его не так легко смыть.

На это Гвенна не нашла что ответить, и они долго сидели, слушая, как плещут о борт волны. Бхума Дхар откинулся на переборку, сложил руки на коленях. Кажется, он не думал нападать.

– Ваши люди… – нарушила затянувшееся молчание Гвенна. – Джонон спас еще кого-нибудь?

Она не видела, но ведь она видела не все.

– Многие пережили взрыв и гибель корабля. – Дхар покачал головой. – Ваш адмирал вытащил только меня и моего первого помощника.

И опять этот странный жест головой и руками.

Гвенна представила, как напитавшиеся водой тела плавно, точно снежные хлопья, опускаются в темную глубину.

– Сожалею.

– Это не ваш стыд, – покачал головой Дхар.

– Я подорвала ваш клятый корабль.

– Вы сражались за Аннур. Ваш дави был – нападать. Мой дави – защищать.

– Дави?

– Как ваш «долг», только сильнее.

Гвенна подавилась смешком.

– Последнее время люди невысокого мнения о моем «дави».

– Вы наказаны? – спросил капитан, прищурившись в темноту.

Она промолчала.

– За что? – спросил манджари.

Гвенна колебалась. Бхума Дхар – враг. Он приказал атаковать «Зарю». И от того, что они заперты в одной камере, он не становится менее опасен. С другой стороны, с ее историей все ясно без слов, а лгать не осталось сил.

– Я уронила снаряд. Ваш солдат его поднял и забросил на «Зарю». Погибли десятки аннурцев. – Она покачала головой. – Не только вам знаком стыд.

– И все же вы потопили мой корабль.

– Ослушавшись прямого приказа адмирала.

– Что он приказал?

– Не вмешиваться.

– Глупый приказ, – нахмурился Дхар. – Если бы вы не потопили «Ашваи», мы бы победили.

– У вас на корабле уже была абордажная партия, – покачала она головой. – Я не знала, не видела.

– Если была, – задумчиво ответил капитан, – я ее тоже не видел. Так или иначе, корабль вы потопили.

– Тут так не делается.

– Где?

– В армии. В бою. С приказами. Все равно, была или нет у Джонона абордажная партия. Все равно, потопила ли я корабль. Если каждый обормот будет действовать, как ему вздумается, все пойдет наперекосяк. Из-за такого погибают люди. Люди, которые не должны были погибнуть.

– Должны были погибнуть… – Он погладил длинный ус. – Это ведь о каждом можно сказать. Нас всех ждет смерть. Мои матросы уже мертвы. Мертв мой первый помощник. Ваш адмирал его убил, и меня убьет, когда закончит с допросами.

– Что он хочет знать?

– Почему мы атаковали. Почему оказались здесь.

Гвенну кольнула тонкая иголочка любопытства.

– А почему вы здесь оказались? В такой дали от берега ничего нет.

– Кроме вас.

– О нас вы знать не могли. Мы и сами плохо представляли, где окажемся.

От него повеяло подозрительностью – пыльным, приторным запашком подгнившего лимона или апельсина.

– Простите мне мое недоверие.

– Почему не верите?

– Аннурский корабль в манджарских водах? Сбиться с пути вы не могли. – Он покачал головой. – Нет. Вы способны ослушаться приказа, но ваш адмирал – нет.

Поддавшись нахлынувшей усталости, она откинулась на переборку.

– Мы думали вас обойти. Никак не ждали встречи так далеко от берега.

– Этому я верю, – помолчав, медленно кивнул Дхар.

– Если верите, могли бы поговорить, прежде чем нападать.

– Я верю теперь, – поправился капитан. – Отдавая приказ к атаке, я не сомневался, что именно вы топили наши суда.

До нее не сразу дошло.

– Топили ваши суда?

Дхар не ответил, замолчал. Между ними скалили клыки лютые звери: прошлая вражда, язык, верность флагу. Все было непонятно. Гвенна не слыхала, чтобы Адер предпринимала действия против Манджари. Зачем бы, во имя Хала? Аннур расползался по швам. В сотне миль от столицы разбойники грабили проезжих. У императора не хватало сил даже свои земли удержать, куда уж посылать корабли в белые пятна западного океана? Не то чтобы она собиралась объяснять все это Дхару. Если ему неизвестно о слабости Аннура, от нее он ничего не узнает.

Впрочем, спустя некоторое время манджарский капитан пошевелился.

– Около года назад, – тихо сказал он, – стали пропадать наши торговые суда.

– Может, их никто и не топил. Вам такое не приходило в голову?

– Первое, что я подумал. Океан есть океан. Бывают шторма. Корабли тонут. Люди гибнут… – Дхар помолчал. – Но не в таком количестве.

Темный ужас вбил гвоздь ей в затылок.

– В каком количестве?

– За последний год исчезло двадцать девять судов.

Она помотала головой – такое число в ней не умещалось. Двадцать девять. Дхар прав. Ни на какие шторма таких потерь не спишешь, тем более всего за год.

– Полгода назад, – рассказывал Дхар, – до Бадрикаш-Рамы дотащился сильно поврежденный корабль. Капитан доложил о нападении аннурских судов.

– Не сходится. Если бы мы собирались вас атаковать, неужто, как распоследние придурки, подняли бы «восходящее солнце»?

– Те суда нападали без флагов, но капитан в детстве учился у корабелов. Он узнал аннурскую работу. – Дхар долго смотрел в темноту, прежде чем договорить. – Еще через два месяца вернулся другой купец, тоже сильно потрепанный, и тоже рассказал о нападении аннурцев. «За Интарру!» Так кричали с палубы того корабля. За Интарру.