Том 4. Стиховедение

8

Об остальных дифтонгах достаточно сказать суммарно.

Английское оу в один слог появляется у Цветаевой в наброске 1918 года: «Зерна не выбивает цеп, Ромео не пришел к Джульетте, Клоун застрелился на рассвете…» Обычно по-русски такие заимствования двусложны даже у эстетов (ср. рифму Б. Лившица клоун — во что он). Однако в собственно английских словах разложение этого дифтонга, кажется, ощущается как вульгаризм: так у И. Иртеньева: «Но-у смокинг, но-у фрак. Даже ха-у но-у. У меня один пиджак, Да и тот хреновый…»

Из этого, между прочим, следует, что пользование иноязычными звуками у поэтов не имеет отношения к владению языком: Цветаева по-английски не знала, но пользовалась английским дифтонгом, тогда как Пастернак по-французски знал, однако писал «Honny so-it…». Точно так же Асеев, не зная английского языка, чутко рифмует «Тоуэр» (так!) в один слог: «Мне не страшен ни Тоуэр, Ни паточно-тошный Версаль: Их свои раскачать готовы И свалить сердца…»

Испанское ue в русских текстах — редкость; однако В. Марков отмечает, что у Бальмонта, который знал испанский язык и переводил Кальдерона, собственное стихотворение «Кальдерон» (из «Сонетов солнца, меда и луны») начинается грубым разложением этого дифтонга: «La vida es su-eño. Жизнь есть сон. Нет истины иной такой объемной…»

Итальянское uo у Пушкина упрощается в о: «А Бонаротти? или это сказка…» (может быть, по образцу Бонапарте). Такое написание встречается и у прозаиков пушкинского времени. (Ср. в два слога у Мандельштама: «А небо, небо — твой Бу-онаротти…») У Мятлева написание подлинника сохраняется: «Здесь ла скуола венецьяна…»

Итальянское ei легко дифтонгизируется, видимо, потому, что по-русски звукосочетание ей чаще, чем еи: у Вяземского («По мосту, мосту») — «И каждый мост — мост dei sospiri, И мост одышки, наконец»; у Блока — «…о том Лишь двум сердцам знакомом мире, который вспыхнул за окном Зимой, над Ponte dei Sospiri…». Можно подозревать, что оба поэта здесь подразумевали вместо итальянского дифтонга обычное русское ей.

У Пушкина в «Евгении Онегине» (I, 55) есть строки: «Брожу над озером пустынным, И far niente мой закон». В. Набоков в своем комментарии (к V, 27) отмечает, что здесь Пушкин произносит итальянское двусложное слово в три слога, и тщательно сохраняет эту неправильность в своем английском переводе: «I wander by a wasteful lake, And far niente is my rule». Такое же произношение мы находим потом у Мятлева: «Даже некогда читать, Фар ниэнте — благодать»; у Вяземского: «Юга dolce far niente»; и даже у Брюсова (под влиянием Пушкина?) в стихотворении «Dolce far niente» (1924): «Пока там, в море, льются ленты, Пока здесь, в уши, бьет прибой, Пью снова dolce far niente Я, в юность возвращен судьбой». Двусложное niente в русской поэзии мы нашли только у Г. Оболдуева: «Выкинув мысль об экзамене, Словно студенты, Жизнь проводили под знаменем „Dolce far niente“».

(Впрочем, Набоков все же был гиперкритичен, считая 3-сложное niente неправильностью: оно встречается и у итальянских поэтов. Р. Факкани указал нам на хрестоматийные строки Джусти: «Un libro fatto è meno che ni-ente, Se il libro fatto non rifà la gente».)

Видимо, не случайно, что такое разложение дифтонга мы находим в словах малопопулярного итальянского языка, а не широко распространенного французского. У Мятлева мы находим аналог только в «Рассказе о русской кампании», более вульгаризированном, чем «Курдюкова» («Тут вие шемен лежит, Тут ле жен шемен бежит»); в огромной «Курдюковой» этому подобна лишь строчка: «Заключив с ним алиянс». Ср. такое же разложение дифтонга и в испанском слове у Симонова («У огня»): «Вечные слова „Yo te quiero“ Пляшущая женщина поет».

Хорошо известно, что немецкий дифтонг ei у Жуковского и Батюшкова иногда разлагается: «Выпьем за здоровье Глинки Мы глинтвеину стакан»; «Наш Витгенштеин, вождь-герой»; «Завидевши твои, о Реин, волны». К этому можно прибавить у Мятлева: «Маинц город неопрятный…» — и, что еще интереснее, поговорку, отмеченную Далем и увековеченную Гоголем: в стихах Вяземского она приобретает такой вид:

Когда ж мейнгер Иван Андреич
Хоть мимо глаз ее мелькнет,
Сейчас тут: шпрехен ли зи деич?
И бутербродом полон рот, —

т. е. даже от условного сходства с исходным deutsch не остается почти ничего.