Том 4. Стиховедение

Литературный интертекст и языковой интертекст

Интертекстом принято называть словосочетание, повторенное в поэзии несколько раз, так что новое употребление заставляет читателя вспомнить о старом. Однако в классической поэзии можно найти много таких повторений, которые, по-видимому, не рассчитаны на напоминание о прежних употреблениях и возникают случайно. Такие формульные конструкции возникают сами собой из‐за того, что поэтический словарь ограничен, слова определенного ритма тяготеют к определенным позициям в строке, а для конца строки дополнительно отбираются легко рифмующиеся слова. В статье предлагается называть их «языковыми интертекстами» в отличие от семантически нагруженных «литературных интертекстов».

Понятие «интертекст» стало популярным в филологии с конца 1960‐х годов. Словесные переклички между отдельными строчками, скажем, Пушкина и Державина, Пушкина и Батюшкова отмечались и раньше; но теперь они стали рассматриваться как приглашение вспомнить не отдельные строчки, а их большие контексты и у Державина, и у Батюшкова. Начал эту разработку контекстов и подтекстов К. Тарановский в гарвардском семинаре по Мандельштаму, вершиной была книга его ученика О. Ронена 1983 года, тоже на материале Мандельштама. Практические результаты интертекстуального анализа были замечательны: непонятные стихотворения стали понятными, понятные обогатились новыми оттенками смысла, и все благодаря тому, что поздние тексты стали читаться на фоне более ранних — Мандельштам на фоне Вяч. Иванова, Тютчева, Овидия и забытых стихов товарищей по «Цеху поэтов». Теоретические результаты этих исследований заметно отставали: интертекстуальный анализ до сих пор остается скорее искусством, чем наукой. Отчасти это потому, что не решен исходный вопрос: где кончается интертекст и начинается случайное совпадение? Обычно этот вопрос даже не ставится: молча как бы предполагается, что если исследователь замечает перекличку, то она уже не случайна. Такой критерий ничуть не хуже других, но он требует задуматься хотя бы над психологией исследовательского восприятия. И здесь сразу возникают неожиданности. А именно, обнаруживается множество текстовых перекличек, повторений и самоповторений, ускользающих от внимания исследователей.

Когда-то Владислав Ходасевич определил тему своей книги «Поэтическое хозяйство Пушкина»[571] как «самоповторения у художника». Главным образом это были самоповторения образные, реже — словесные, но не упускал он и частичные стиховые повторения: например, «Без романтических затей» — «Без элегических затей» — «И гармонических затей» (ГН, ЕО6, ЕО4)[572] или «Я посетил Бахчисарая В забвеньи дремлющий дворец» — «Пустынный памятник тирана» — «Забвенью брошенный дворец» — «Осмотрен, вновь обит, упрочен Забвенью брошенный возок» (БФ, «Вольность», ЕО7). Однако у него таких наблюдений — несколько десятков, а у Пушкина таких строк-самоповторений — сотни. Спрашивается, почему?

Вот примеры. Откуда строчка «Навстречу утренним лучам»? Из двух мест: «Навстречу утренним лучам Постель оставила Людмила» (РЛ3) и «…дым Кругами всходит к небесам Навстречу утренним лучам» (П3). Откуда строчка «И в молчаливом кабинете»? В ЕО7 Татьяна «И в молчаливом кабинете… Осталась, наконец, одна», в ЕО8 «И в молчаливом кабинете Ему <Онегину> припомнилась… хандра». Откуда строчка «Татьяну милую мою»? В ЕО4: «…я так люблю Татьяну милую мою», в ЕО7 «Но здесь с победою поздравим Татьяну милую мою». Повторения внутри «Онегина» могут быть сознательными напоминаниями в одной ситуации о другой, но повторение из «Руслана» в «Полтаве» — вряд ли (или это отрывистое описание боя со шведами, копирующее описание боя с печенегами, всколыхнуло в Пушкине воспоминание о «Руслане» в целом?).

Вот строки нетождественные, однако повторяющие целых три слова:

в одной и той же главе «Онегина» об Ольге сказано «Не долго плакала она», о Татьяне — «И долго плакала она» (ЕО7);

в «Онегине» «в землю падшее зерно Весны огнем оживлено» (ЕО3), в «Руслане» «рощи и долины Весны огнем оживлены» (РЛ2);

брат-разбойник вспоминает: «Ах, юность, юность удалая! Житье в то время было нам» (БР), Пушкин Языкову повторяет: «О, юность, юность удалая! Могу ль тебя не пожалеть» (1928; ср.: «Как наша юность удалая» у самого Языкова, 1924; а у Лермонтова в «Измаил-Бее» «Столпилась юность удалая»);

«Он время то воспоминал» (КП1) — слова о кавказском пленнике, «Я время то воспоминал» (1824) — слова поэта книгопродавцу;

«Им настежь отворяет дверь» седой калмык (ЕО7), «И настежь отворяют дверь» графу Нулину (ГН);

«И мучась ревностью напрасной» (РЛ1) — сказано о Рогдае, «Измучась ревностью напрасной» (КП2) — о кавказском пленнике.

Строк, в которых повторяются только два слова, неизмеримо больше; они ощутимо однообразны:

у поэта «одни страданья, Плоды сердечной пустоты» (1821), у Татьяны «свои мечты, Плоды сердечной полноты» (ЕО3); еще Гершензон указал, что за этими строками — «Послание к Плещееву» Карамзина: «адские мечты, Плоды душевной пустоты»[573];

«В тени хранительной дубравы» Ленский разделял Ольгины забавы (ЕО2), «В тени хранительной темницы» утаены красоты Гиреевых жен (БФ);

в «Братьях-разбойниках» «Потухший взор изобразил Одолевающую муку» (БР), в «Полтаве» «Смущенный взор изобразил Необычайное волненье» (П3);

«святой хранитель Первоначальных, бурных дней» упоминается в «Руслане» (РЛэ), а виденья «Первоначальных, чистых дней» — в «Возрождении» (1819);

«Измены утомить успели» Евгения Онегина (ЕО1), а «Проказы утомить успели» самого поэта (1821);

«В объятиях подруги нежной» покоится Ратмир (РЛ5), «В объятиях подруги страстной» — кавказский пленник (КП2);

«О ты, который сочетал…» — начинается одно послание (1819), «О ты, который воскресил…» — другое (1821);

в «Онегине» «Сражен приятель молодой» (ЕО6), в «Тазите» «Сражен наездник молодой» (Т);

Онегин в 1‐й главе был «Довольный жребием своим» (ЕО1), а после обиды Ленскому — «Довольный мщением своим» (ЕО6);

«И в сумрак липовых аллей» (ЕО7) стремится Татьяна, «Под сенью липовых аллей» прадед-арап мечтает «об Африке своей» (1824);

«Минуты верного свиданья» ждет любовник (1818), «Минута сладкого свиданья» блеснула Финну (РЛ1);

«Исчезли юные забавы» в стихах к Чаадаеву (1818), «Исчезли мирные забавы» в «Бахчисарайском фонтане»;

«И гнева женского полна» жена Кочубея (П1), «И гнева гордого полна» героиня «Графа Нулина»;

Руслан — «Нежданным счастьем упоенный» (РЛ5), Наполеон — «Последним счастьем упоенный» (ЕО7);

русалки в «Руслане» — «С улыбкой хитрой на устах» (РЛ4), Ольга в «Онегине» — «С улыбкой легкой на устах» (ЕО7);

Людмила — «Зовет, и помертвела вдруг, Глядит с боязнию вокруг» (РЛ2), а Гирей — «Недвижим остается вдруг, Глядит с безумием вокруг» (БФ);

«В чаду веселий городских» (1820), «Что шум веселий городских?» (Ц);

«И раб судьбу благословил» (ЕО2), «И я судьбу благословил» (1826);

взор нечестивых «Не узрит вашего лица» (жен пророка, 1824), а враги России нашего «Не узрят гневного лица» (1831);

«Товарищ юности удалой» (ГН), «Товарищ юности унылой» (1831);

«При кликах юности безумной» (1822), «Утехи юности безумной» (1824);

«Орлов, я встану под знамена Твоих воинственных дружин» (1819) — и Карл XII «перед синими рядами Своих воинственных дружин» (П3);

царь Николай «Россию… оживил Войной, надеждами, трудами» (1828), Мазепа «угнетен годами, Войной, заботами, трудами» (П1, тот же год).

Цепочка повторений перекидывается, понемногу меняясь, из примера в пример:

Ленский задремал, «Склонясь усталой головою» (ЕО6), а конь Руслана «Трясет упрямой головою» (РЛ6), Зарема, «Как пальма, смятая грозою, Поникла юной головою» (БФ); Ольга под венцом «Стоит с поникшей головою» (ЕО7), поэт о себе — «Перед гробницею святой Стою с поникшею главой» (1831), а Мазепа «Близ ложа крестницы младой Сидит с поникшею главой» (П2);

«Душой исполненный полет» в стихах о балете (ЕО1), «В душой исполненных чертах» в стихах к К. Тимашевой (1826);

«Душа тобой упоена» (КП2), «Душа тобой уязвлена» (1825);

параллелизм на грани комического: «С своей волчихою голодной Выходит на дорогу волк» (ЕО4), «С своей супругою дородной Приехал толстый Пустяков» (ЕО5), ср.: «Своей осанкою заботной» смешит гостей путешественник (ЕО8), «С своим бесчувствием холодным» идет по улицам народ (МВ2);

«Смирив нескромное желанье», везет Руслан Людмилу (РЛ5), «Смирив немирные желанья», поэт удаляется в деревню (1819), «Читать моральные посланья» от друга-картежника (1828), а «Прочтя печальное посланье», Онегин скачет к дяде (ЕО1);

«И вы, заветные мечтанья» (ЕО6), «И вы, последние мечтанья» (КП1); «Одни счастливые мечты» (1824), «И все счастливые мечты» (1828), «Твои ревнивые мечты» (1821), «Твои неясные мечты» (1819), «Свои гусарские мечты» (1819), «Забудь преступные мечты» (1819, там же), ср.: «Забудь печальные мечты» и «Забудь бывалые мечты» у Баратынского, 1820–1821; «Оставь безумные мечты» (П2); «Чья кисть, о небо, означала Сии небесные черты?» (1819), «И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты» (1825);

«В тоске сердечных угрызений» (ЕО6), «В тоске любовных помышлений» (ЕО8), «В тоске безумных сожалений» (ЕО8), «Пора унылых сожалений» (1819), «Пора сердечных вдохновений» (РЛэ), «В жару сердечных вдохновений» (1828);

«Жестокой зависти мученье» (БР), «Докучной совести мученья» (БР), «Ни злобной ревности мученье» (БФ), «Несчастной ревности мученья» (ЕО3);

«Лобзаньем страстным и немым» (РЛ4), «Восторгом пылким и немым» (РЛ6), «С уныньем сладким и немым» (РЛ5), «С приветом нежным и немым» (КП1), «В заботе нежной и немой» (РЛ4), «Но пленник хладный и немой» (КП1);

«Кавказа гордые главы» (РЛэ), «Кавказа дикие цветы» (КПэ), «Кавказа гордые сыны» (КПэ), «Природы бедные сыны» (Ц);

Юрьев — «Прелестный баловень Киприды» (1820), кот — «Жеманный баловень служанки» (ГН), юноша — «Любезный баловень природы» (1824), а рыболов — «Печальный пасынок природы» (МВ);

в ответ на рифму она Татьяна «сидит покойна и вольна» (ЕО8), Людмила во сне «стоит недвижна и бледна» (РЛ5), любовница Тазита «молчит уныла и бледна» (Т), о черкешенке сказано: «И вот — печальна и бледна К нему приближилась она» (КП2), о Зареме: «Увы! печальна и бледна, Похвал не слушает она» (БФ); и опять о Татьяне: «В уныние погружена, Гостей не слушает она» (ЕО3);

еще один букет строк в одном ритме и на одну рифму: «Вдался в задумчивую лень» (ЕО4), «Ее рассеянную лень» (ЕО7), «Лесов таинственная сень» (ЕО4), «Сойду в таинственную сень» (ЕО6), «Она в оставленную сень» (ЕО7), «Его страдальческая тень» (ЕО6), «Его развенчанную тень» (1821), «Летит тоскующая тень» (1825), «Явись, возлюбленная тень» (1830);