Коровы

78. На холме

Вершина холма, как оказалось, представляла собой довольно большую площадку с расставленными на ней в беспорядке пятью валунами-камнями, к которым по очереди подходила скотина, прикладывалась мордами своими к предметам, лежащим на этих камнях, на миг замирала, а затем уходила вниз, скрываясь по ту сторону холма. Но больше, чем этот процесс и камни, внимание телок сразу же привлекли веселые, желто-оранжевые, расходящиеся по своду лучи вечнозакатного солнца, бьющие неизвестно откуда — источник их находился за краем Божественной плоскости, и это говорило о том, что на холме нет предела коровьего видения, поскольку четкий край плоскости для стада открылся впервые.

Полюбовавшись лучами, которые были величественно-красивыми, но все же казались чем-то искусственным, как будто бы нарисованным на полотне великого свода, и создавали впечатление не света, но лишь символа, изображающего солнечный свет потусторонней иллюзии или, возможно, загадочной плоскости неба, телки хотели было направиться на поклонение святыням, но Ида повела их к той части площадки, где не было никого, кроме одинокой, какой-то невзрачной серой козы с бубенчиком, которая в одиночестве наблюдала картину Божественного пространства — в стороне прямо противоположной той, откуда били лучи.

Расположившись рядом с козой, телки сначала увидели какой-то невообразимый, гигантский зрительный хаос, состоящий, как им показалось, из всего того, что они знают и чего не знают о Божественной плоскости… Довольно долго они плутали взглядами по этому хаосу, пока не установили в нем разумное, доступное пониманию и восприятию начало: на самом-то деле картина была многослойной, то есть являла собой ряд чередующихся картин, следующих одна за другой и выражавших все многообразие великих кругов и движения по ним Божественных сущностей… Очень далеко впереди, в центре этого наслоения находилась условная точка, к которой со всех обозримых сторон, причем не только по плоскости, но и по своду стекались стада и гурты Божественных особей и исчезали в ней как в какой-то воронке, втягивающей в себя все живое. Но в изображении другом, наложенном как бы на это, многочисленные стада и гурты в тот же момент появлялись из этой условной точки и медленно, разделяясь, расходились по поверхности и опять же по своду, на котором телки, к своему удивлению, увидели отображение трактов, дорог, ответвлений от них и всего того обозримого, что можно было увидеть, собственно, и на плоскости. Следующая картина повторяла все то, что было на первой, и еще следующая повторяла снова выход из точки… Постепенно у телок создалось впечатление, что они сами находятся внутри этого круговорота движения и даже участвуют в нем, двигаясь по дорогам и трактам, хотя на самом-то деле они оставались на месте… Сколь пристально они ни смотрели, никаких мелких, конкретных деталей различить не могли, и, помимо всего, на вершину холма не доносилось ни звука.

— Сущностей на самом-то намного больше, чем звезд, — заметила Антонина-гадалка, — или у меня троится в глазах из-за повторяемости картин…

— Холм этот на самом-то деле, — принялась объяснять телкам Ида, — единственное на плоскости место, откуда можно увидеть все настоящее, а также это невообразимое количество двойников прошлого и будущего скотины, участвующих в общем круговороте движения, так что вы находитесь в точке, покинув которую, уже не сможете даже вообразить себе то, что вам видно отсюда, поскольку мышление сущностей ограничено и не допускает возникновения в голове подобных картин. Вид пространства, которое сейчас перед вами, так же условен, как и вид Всеобщего Великого Тракта, но если уже на первом кругу вам доступно было увидеть некоторые дороги этого Тракта в отдельности, то все то, что сейчас перед вами, вы сумеете разделить только на следующих кругах своего великого поступательного движения, а некоторые особенности разглядите только тогда, когда уйдете в бесконечно много кругов. Картина, впрочем, которую вы наблюдаете, не объяснима даже мычаньем… — и, взглянув на козу, Ида добавила: — и блеяньем тоже. Понятно только одно: вне этого зрелища реальности нет… Иной раз сюда приходят быки, вытаптывающие тропинки, приходит бык Иллюзор, приходят Художники с известной вам Большой дороги Художников, приходят ослы, размышляющие о великом, приходят избранные коровы и даже верблюды мудрейшие из существ, словом, все те, кто хочет удвоить свой действительный ум, но никто из этих Божественных сущностей не может понять картину круговорота, происходящего перед вами, и уходит отсюда, не удвоив свой ум, но с чувством беспомощности перед увиденным, и чувство это, надо сказать, и подталкивает мыслящую скотину строить в своих головах разнообразные версии устройства реального мира, созданного по воле и силой непостижимого разума, из недосягаемых сфер. Пастухи же никакой многослойности в этой картине не видят, называя ее простой, плоской, просто даже наглядной схемой движения сущностей по великим кругам, и эта их слепота объясняется отсутствием у них той степени интуиции, которой обладает вся без исключения скотина. Подслушиватель не видит вообще ничего, поскольку понятно: как можно увидеть то, в чем ты растворен? Великий Хозяин наблюдает все это, разумеется, постоянно и отовсюду, и, плюс ко всему, связывает картину реальности с картиной потусторонней иллюзии, но, как он сам признавался одному приближенному к нему высшему Гуртоправу, которому особенно доверяет, иллюзия не дополняет ничем ту многослойность и грандиозность, которая сейчас перед вами, и как бы растворяется в ней, не проявляя себя даже на самом далеком, на заднем плане этого зрелища, где, если хорошенько вглядеться глазами уже полноценных, взрослых коров, желтеет полоска пустыни и различимы, как далекие точки, даже караваны верблюдов, которые следуют к нулевому столбу — центру этого зрелища. Вам, телкам первого круга, необходимо лишь почувствовать всю глубину, всю необъятность реального мира, и тогда смыслы, заложенные в вас при рождении, на основе этого чувства выстроят в голове каждой из вас лично свое, неповторимое отношение к реальности, связь с которой, как объяснял вам Пастух, ничем нельзя разорвать. Жаль, что с нами нет Пастуха: я исчерпала свой запас разумных проекционных созвучий для объяснения того, что необходимо вам еще объяснить, и дальше, боюсь, с моей стороны последует обыкновенное словоблудие, которое вас только запутает, и поэтому в отсутствие Пастуха, потусторонний словарный запас которого просто неисчерпаем, я перейду на мычанье, надеясь, что некоторые из вас уже достаточно понимают этот реальный язык, хотя бы в той степени, чтобы уловить основное.

И Ида стала мычать, коза, видимо, решив ей помочь, начала коротко блеять, а телки, подергивая ушами, пытались уловить «основное», и только Мария-Елизавета слушала Иду безо всякого напряжения, понимая, казалось бы, все, что объясняет корова на Божественном языке. Когда же мычанье закончилось, телки пустили многозначительные длинные струи и признались одна за другой, что в целом поняли речь, но что касается интонаций одних и тех же, казалось бы, звуков мычанья — они еще плохо в них разбираются, и попросили Марию-Елизавету растолковать им непонятную разницу.

— Потусторонними звуками разницу в интонации объяснить невозможно, — ответила телка и несколько высокомерно добавила: — Надо было не шляться в долине, а идти сразу в коровник и учиться у взрослых коров реальному языку — как сделала это я!

— А кто понимает, — спросила Елена, — о чем блеяла эта милая козочка?

— Блеянье, хоть и кажется примитивным, но на самом-то деле сложнее мычанья, — ответила Катерина. — На круге втором я паслась как-то в предгорьях в обществе коз и потратила много мысленных сил, чтобы вникнуть в козье блеянье — так что я понимаю. Эта козочка по кличке Милашка так же одинока, как я, и не может найти себе пару уже три круга подряд, и поэтому она тоже с бубенчиком — для привлечения козлов… Стоя здесь и наблюдая пространство Божественной плоскости в полном его объеме, она не желает удвоить свой ум, которого, как она полагает, у нее особенно нет, но пытается понять для себя, почему при таком количестве особей она так одинока, что не может найти себе не только козла, но и подругу-козу, с которой было бы интересно пастись, обмениваться разными сплетнями и переходить вместе с круга на круг… Так что блеянье ее выражает печаль одиночества в этом огромном реальном мире, и, приходя сюда иногда, Милашка от одиночества даже плачет — вот и все ее личное и свое, неповторимое отношение к реальности, о котором так заумно говорила, а потом и мычала вам Ида, видимо, взяв за основу своих рассуждений мышление Пастуха, пониманию которого недоступна обычная сентиментальность скотины, способная объяснить очень сложное совершенно простым.

Милашка дважды проблеяла, подтвердив, очевидно, выводы Катерины, и, позвякивая бубенчиком, удалилась к камням.

Телки после ухода козы тоже почему-то почувствовали себя одинокими, но строгая Ида не дала им расслабиться:

— Милашка, — сказала она, — так же отвергает козлов, причем тоже рогами, как Катерина быков — им обоим подавай что-то особенное, эти коза и корова витают в каких-то фантазиях! Козы же сторонятся Милашку из-за бубенчика — никто не хочет иметь в подругах соперницу! Вы же, будущие коровы, берите пример лучше с меня: я породила на свет восемь телок и девять бычков, не выбирая для них отцов по стати, родовитости или уму — Данте, замечу, лично с моей точки зрения, и не особо умен, поскольку в мыслях своих обитает где-то в области неба и наше Божественное пространство воспринимает не очень отчетливо, иногда даже глупо, только что — статен, — но зато сентиментальность моя вся ушла в производство потомства… Теперь же, будущие коровы, идите на поклонение святыням, и каждая пусть выберет то, на что ляжет взгляд, и прикоснется к святому предмету той частью морды, которую считает наиболее чувствительной. Не забывайте покаяться в поедании синей травы! Ограничение одно: к сверкающей, живой слезе великого Еремея прикасаться нельзя, но можно только остановиться, мигом взглянуть на это бесценное чудо, задумать желаемое, но не желанье — как это делают ваши проекционные тени, увидев, предположим, падающую звезду, — и скромно уйти.

— Какая же, Ида, разница между желаемым и желаньем? — удивилась Овсянка.

— Загадывая желанье, Овсянка, ваши бесплотные призраки обращаются, сами не подозревая того, к куклам, которые контролируют каждый их шаг и могут пойти навстречу глупой проекции и выполнить что-то одномоментное и легкомысленное, задуманное случайно, вы же, как сущности, к куклам обращаться не можете в силу того, что за вами они не стоят, и поэтому такого понятия как исполнение желаний на плоскости нет, но, задумывая желаемое, вы обращаетесь сразу к непостижимому разуму недосягаемых сфер с просьбой об исполнении намерения, которое складывается из обстоятельств вашей внешней и внутренней жизни на плоскости — отображение на своде Пегаса, которое иногда, очень редко видит скотина, это и есть тот ответ или знак, одобряющий вашу просьбу…