Коровы

54. Поиски Николая. Иллюзор

Тьма отступила, свод стал голубеть, и только тут Пастух замолчал и почему-то уснул, и телки, не решаясь тревожить его вопросами, поподнимались и разошлись по траве утолять первый голод нового света.

На огромном лугу постепенно появились коровы разных окрасок, пасущиеся по одной, бараны и козы, два миролюбиво ведущих себя черных быка и стайка уже знакомых телкам розовых пони и голубых жеребцов, державшихся вместе. Божественная скотина настолько сосредоточилась на поглощении травы, что казалось, совсем не замечает друг друга, и телки, не опасаясь быков, паслись неподалеку от них, испытывая любопытство и притяжение к этим двум черным особям и поэтому исподволь, отрываясь от щипания травы, разглядывали и оценивали их совершенную, мощную стать. Так и длилось, пока возле пони и жеребцов не появились вдруг несколько собчаков, выскочивших из-за предела коровьего видения. Быки тут, оба, издали утробный рев и, опустив рога, ринулись на пришельцев, в один миг разогнав всю компанию, имеющую какой-то общий язык и взаимные интересы. Козы, бараны и овцы тоже кинулись кто куда, и только коровы продолжали невозмутимо пастись, правда, подергивая ушами. Быки, погнавшиеся за собчаками, скрылись из виду, а телки, жуя, отрыгивая и снова жуя траву, вернулись к своему Пастуху, который, к их удивлению, так и не вышел из сна. Что делать? Рябинка и Роза стали теребить позеленевшие пуговицы на куртке у Пастуха, которые напоминали им что-то съедобное, Сметанка и Марта стали тыкаться носом в его раздутую сумку, Мария-Елизавета смотрела-смотрела и облизала кокарду, которая ей нравилась больше всего, и тут Пастух наконец пробудился и начал с того, что прочитал телкам строгую лекцию о неприкосновенности пастушеской сумки, пуговиц и тем более кокарды, удваивающей его значение на плоскости.

— А как, Пастух, насчет «барбарисок»? — спросила Копейка. — Мы ждали всю тьму — так хочется их попробовать! Когда вы спуститесь к Николаю?

— Святой Николай уже передал «барбариски», — ответил Пастух, — целый кулек, двадцать пять штук.

— Но вы же не отлучались… — удивилась Джума.

— Я спал, но… не спал. Мы, Пастухи, напоминаю вам, телки, имеем способность удаляться от себя же самих, и поэтому часть моего эфира дремала, другая же часть пообщалась с пастухом Николаем, которого я с трудом отыскал — совсем не в том месте, где он обычно пасет коров и где поблизости есть неиссякаемая емкость с напитком, возвышающим иной раз, как вы поняли, пастушеский разум до Божественного прозрения… Я обнаружил Николая в дороге. Он упорно идет…

— А куда он идет? — спросила Елена.

— Он сказал, что ищет обитель… — ответил Пастух. — Он идет по лесам и полям.

Пастух вынул из сумки кулек с леденцами, щипчики для колки проекционного сахара и, развернув часть конфет и надежно упрятав фантики в сумку, принялся с треском раскалывать «барбариски». Телки в порядке очереди получили по леденцу и не стали сразу глотать, но держали на языках, пока кусочки эти не растворились, оставив после себя приятную сладость.

— Скажите, Пастух, а Николай идет без одежды, в трусах? — спросила Танька-красава.

— Да, в трусах… босиком…

— А как же стадо его? Оно пасется само? — спросила Ромашка.

— Стадо идет за своим пастухом, — ответил Пастух. — Правда, не все стадо, но десять коров и бык — наиболее поверившие откровениям своего пастуха.

— А какую обитель он ищет? — спросила Джума.

— Он ищет обитель, где можно было бы исповедовать плоскость и свод со всем Божественным стадом, идущим по великим кругам, а также недосягаемые для понимания высшие сферы, откуда исходят воля Создателя и желание Намерения, в мертворожденных, иллюзорных умах образующие единое целое. Были такие обители в проекционном нигде, это были ущелья, как вы уже знаете — источники первородного света, но они заброшены и забыты с тех пор, как появилось первое слово, и поэтому поиски Николая закончатся неудачей, и я думаю, сделав круг, он вернется туда, откуда ушел. По существу — он ищет реальность в иллюзии.

— Пастух, — разумно сказала Елена, — но ведь в потусторонней среде есть много разных обителей, где наши призраки исповедуют истинную реальность, правда небесную, почему бы ему не обратиться туда?

— Ты, Елена, как и всегда, опережаешь меня: именно это я и посоветовал Николаю, но он ответил, что дважды уже потыкался в обитель небесную, но ему отказали: сказали, что со скотиной не пустят. Николай объяснял, что это полусущностная скотина, по положению вещей в общем пространстве мира стоящая значительно выше тех призраков, которые населяют иллюзию, но ему ответили: нет, со скотиной не пустят, какое бы место она ни занимала в общем порядке вещей… Другое дело стадо «проекций» — с ним пустят, если Николай приведет его за собой, да и то исповедовать разрешат только то, что когда-то установили в обители небесные Пастухи; к тому же придется еще и доказывать, что Николай реально святой, да и вообще объяснить, кто присудил ему это высокое звание…

— Вот глупость иллюзорного разума потусторонних теней: не понимать, что корова, пусть даже и полусущностная, может реально облагородить любую обитель, а святость присваивают не только на небе! — заявила светло-рыжая Сонька. — Ну и попал пастух Николай — просто тупик!

— Возмутительно! — сказала Рябинка.

— Просто немыслимо! — согласилась Ириска.

Вслед за ними несколько телок выразились по этому поводу даже более критично и грубо — тем языком, который не переводился в мычание, после чего, беззвездные и неопределенные, не склонные к размышлениям, тем более о происходящем в иллюзии, разбрелись снова по лугу заниматься насущным, возле Пастуха же остались лишь те, которые шли с ним с первых столбов, и, получив от его пастушеской доброты еще по отколку конфеты, разлеглись вокруг него на траве, терпеливо позволяя божьим коровкам садиться на свои телячьи носы, щекотать их и вспархивать с них.

— В проекционном нигде, — задумчиво произнес Пастух, — есть, конечно, области скопления теней, менталитет которых, как я уже говорил, почитает корову за высшее существо, и там Николая приютили бы вместе с его коровами и быком и дали бы исповедовать то, что он хочет, но в эти далекие области ему со стадом никак не добраться: в иллюзии — расстояния реальные, и сократить их, как это возможно в Божественной плоскости, не способен никто, а умозрительность этого действия в несуществующем мире уводит в лжесущностные пространства, обладающие довольно расплывчатыми, неясными очертаниями желаемого…

— Скажите, Пастух, — спросила Елена, стараясь не проглотить леденец, — а что исповедуют здесь, в Божественном стаде, парно- и непарнокопытные, а также жвачные и нежвачные?

— Вопрос довольно непрост, Елена, и я скажу тебе так: скотина на плоскости находится в абсолютной реальности и не испытывает нужды верить во что-то сверх того, что видит и ощущает вокруг, но исповедовать очевидное, разумеется, невозможно, и следовательно понятие, о котором ты спрашиваешь, относится к проекционной иллюзии, где много неочевидного и относительного и допускаются различные толкования загадочных смыслов, установленных Высшим законом и находящихся за гранью разумного понимания ваших потусторонних теней. Впрочем, есть в стаде тот самый бык Иллюзор, узаконенный странник двух плоскостей, который исповедует нечто похожее на неверие во все, — бык этот носит в своей голове такие тяжелые мысли, что ни мы, Пастухи, ни даже Хозяин не в силах оценить их с точки зрения реального понимания существенного, Божественного порядка вещей. Проекционный мир этот бык называет лишь относительно иллюзорным, нашу великую плоскость — возможно реальной и, не отрицая своей принадлежности к великому стаду, тем не менее считает, что мать его — не корова, а отец — вовсе не бык, полагая, что происхождение скотины как сущности не относится к зарождению ее в утробе Божественной особи, но имеет в своем начале замысел сил, которые управляют происхождением происхождения и по удаленности и недоступности понимания превосходят даже волю Создателя и желание Намерения… Вашу великую звездную Мать бык этот не видит на своде, из чего делает вывод, что отображение ее — лишь умозрительный символ в сознании быков и коров, которым нужно чему-нибудь поклоняться. Сияние света в белом ущелье он не признает первородным и называет вторичным, происшедшим из тьмы… В движении своем Иллюзор не подчиняется ни нам, Пастухам, ни даже Хозяину, и совершает свои круги по Божественной плоскости как восходяще, так и в обратном порядке, не отсчитывая столбов, перескакивая с круга на круг, и является той редкой скотиной, в отношении самостоятельности которой Хозяину был подан какой-то специальный знак — высшим разумом, из непостижимых для понимания сфер. Каждый раз, минуя нулевой столб, Иллюзор, пользуясь своей привилегией в отношении движения, из промежуточной плоскости забегает в небесную и, посмотрев одним глазом на происходящее там, заявляет, что ничего загадочного там нет, хотя все и устроено по-другому, но описать эту область невозможно мычанием и тем более теми условными звуками, которые использовала проекция Данте в потустороннем нигде, превратив неописуемый мир с помощью этих звуков в сказку для потусторонних теней. Разговоры с быком Иллюзором помрачают сознание любой особи стада, которая после общения с ним начинает путать абсолютное с относительным, реальное с иллюзорным и заражается манией поисков точки опоры в своей голове — а это прямая дорога в Загон… Но вам, телкам первого круга, не возбраняется при случае поговорить с Иллюзором, поскольку ваше понимание реальности невозможно испортить, как невозможно испортить что-то, чего еще нет или что пока еще не сложилось. Иллюзор — одинок, его часто можно встретить в долине, где все окружающее способствует размышлениям и спокойной пастьбе, и он с удовольствием общается с телками и бычками, не заражая их поисками точки опоры, но пробуждая в них интерес к неисчерпаемой глубине реального мира, до конца постигнуть которую не способны даже сущности высших кругов. В дальнейшем же, став коровами, держитесь от Иллюзора подальше.