Коровы

74. На полкопыта в реальности

Телки как-то проекционно вздохнули, Пастух закурил, впервые позабыв склеить козу, видимо, от волнения, и табак тут же рассыпался, бумага сотлела. Телкам совсем не понравилась вся эта процедура с отправлением Даны поближе к нулевому столбу, и особенно не понравилось то, как выглядел литерный гурт:

— Ужас… — сказала Овсянка.

— Кошмар… — согласилась Ириска.

Стадо нестройной толпой вернулось к тропинке и, решив отдохнуть и спокойно осмыслить увиденное, разлеглось на поверхности, а Марта сказала:

— Пастух, давайте я послюнявлю козу — чувствую, отправление Даны и вам не доставило удовольствия.

Пастух дал телке послюнявить козу, тоже прилег, выпустил дым и стал рассуждать, как и всегда, втолковывая коровам кое-какие особенности существования в Божественном стаде:

— Вы, телки, конечно же, спросите, почему на Тракте так много разнообразных гуртов, следующих к местам исправления, и откуда берется такое число провинившихся особей? Вы, правда, уже наблюдали эти гурты, стоя перед известным вам Всеобщим Великим Трактом, где перед телками первого круга для показательности возникает картина всеобщего движения скотины по плоскости, но, находясь в состоянии лишь скользящих копытами по поверхности, вы не смогли воспринять это множество наказанных сущностей как явление отдельное, требующее особой оценки и на самом-то деле представляющее собой проблему, разрешением которой заняты головы Пастухов, Гуртоправов и, конечно же, великий, всеобъемлющий разум Хозяина. Но сейчас, как я думаю, в Божественном свете последних происшедших событий вы уже перестали «скользить» по поверхности и погрузились в реальность — на мой взгляд, не меньше, чем на половину копыта, и поэтому я могу более отчетливо и правдиво обрисовать вам картину происходящего, разумеется, на момент вашего движения по плоскости… Дело в том, что впереди, в прошлом, гуртов, следующих целенаправленно к точкам исправления скотины, было совсем немного, и Гуртового тракта как такового не существовало вообще. Говоря языком моего друга, Пастуха Николая, были гурты «пассажирские» — в десять-двенадцать голов, следующие тихим ходом и обычной дорогой в Загон для сумасшедшей скотины, и изредка были «скорые» — до станции «Скотобойни», но сущностей в этих последних, совершивших серьезные преступления, набиралось какие-то единицы: три-пять непокорных, самолюбивых агрессивных быков составляли обычно скорый бегущий гурт, и если к ним прибавлялось еще двое-трое, то это считалось уже исключением из правил. Ну а уж «литерные» гурты не формировались и вовсе, не было такого понятия, поскольку в Пантеон скотских неописуемых ужасов направлялись единичные головы — позор всего стада! Сейчас же, как видите, провинившихся более чем много, и, мало того, область недопустимых, просто безобразных ошибок заметно расширилась, и это повлекло за собой усиленные меры воздействия на Скотобойнях, куда, ко всему прочему, Хозяин стал определять не только быков, но и коров, поскольку коровы эти своим отвратительным для коровьего существа поведением, о котором я сейчас не буду рассказывать, стали заслуживать почти наивысшее наказание… В Пантеоне же неописуемых ужасов, после того, как Хозяин решил исправлять некоторых помраченных на месте, не отправляя в иллюзию, жестких мер тоже прибавилось: кроме страха перед возможностью попасть в потустороннюю плоскость и вида самого жуткого зрелища для скотины, жутче которого быть просто не может и суть которого вам пока что лучше не знать, там теперь дают посмотреть нарушившим Великий Закон собственные зажаренные мозги, предварительно вымоченные в моче и обвалянные в навозе, — после чего, умоляя о стирании и забытье, скотина сама себе вправляет мозги и выходит из Пантеона как шелковая овечка. И вот, как видите, несмотря на все эти страсти, голов для Пантеона набирается столько, что уже возникли «литерные» гурты… Главный отстойник, кстати, образовался благодаря нам, Пастухам, и в связи с этим пришлось добавить гуртов, которые, опять же с подачи пастуха Николая, мы называем: «товарными». Переживая все же за своих провинившихся подопечных, Пастухи заметили тонкую вещь: есть скотина, как будто бы полностью и безвозвратно поглощенная несуществующим искаженным или недопустимым реальным — такую сразу, без остановок мы отправляем «пассажирским» гуртом в Загон для сумасшедшей скотины, или чуть дальше, «скорым» — на станцию «Скотобойни», — но есть пострадавшие только как бы поверхностно, нам было жаль их, мы чувствовали, что нежелательное затронуло в них лишь несколько падких на всякие глупости скотских извилин, которые можно вполне вылечить легким режимом и убеждением, и попросили у Хозяина разрешения обустроить Главный отстойник, куда и отправляем теперь слегка помраченных поодиночке или в неторопливых, «товарных» гуртах. Кстати, существует тропинка, соединяющая Большую дорогу Художников и Главный отстойник, и по тропинке этой частенько уходят в отстойник самостоятельно, по собственному желанию, отстаиваться коровы, овцы и козы, которые не принадлежат к Большим и даже малым художникам, но очень хотят таковыми являться, и, стоя подолгу лишь на обочине этой дороги, где стояли и вы, вдруг начинают мычать и блеять стихами, подражая художественной скотине, никак не могут остановиться, и, чувствуя в своей голове что-то не то, идут излечиваться в отстойник по собственной воле, чтобы проветрить непоэтические в основе своей мозги и вернуться к прямым стадным обязанностям. Был, правда, случай, когда одну такую корову определили в Загон для сумасшедшей скотины — после того как она промычала: «Здесь нет луны и нет мороза, и дождь идет без облаков, цветы здесь — роза да мимоза, деревья — парочка дубов…» — вот за дубы ей и назначили более строгое наказание.

— Почему, Пастух? Что тут такого? — удивилась Джума.

— А потому, — ответил Пастух, — что как-то раз небесная птица выронила на плоскости сдвоенный желудь, из которого выросли сразу два дуба — невиданныех здесь деревьев, которые вскоре усеяли этими желудями всю поверхность под своими мощными кронами, и целый табун лошадей так пристрастился поедать эти желуди, что бросил свое движение по плоскости, встал под дубами и только и ждал, когда упадет один или несколько желудей… Мало того, вскоре выяснилось, что весь табун отравился — уснул от этого лакомства и не хотел просыпаться… Более того, Божественная скотина, проходящая мимо дубов, стала видеть под ними призрак свиньи… Ну, Хозяин, понятно, приказал с корнем выдрать дубы, древесину закинуть в пустыню, где она постепенно истлела, превратившись в пустынную пыль, о деревьях же этих запретил вспоминать и извлек из мычанья, блеяния, ржания даже звук, обозначающий дуб, и, таким образом, «стихоплетка» преступила закон, установленный высшим разумом на поверхности и под сводом.

— А табун лошадей? — спросила Ириска.

— Табун постепенно проснулся и, хоть и медленно, но втянулся в движение, правда, с первого раза выписав не восьмерку, а двойку, приведшую лошадей в какой-то тупик, так что петлю табуну пришлось выписывать заново.

— А призрак свиньи? — спросила Джума.

— Смысл свиньи относится к инородному для Божественной плоскости смыслу, и поэтому Великий Закон отторгнул этот призрак назад — в небесную плоскость или, возможно в иллюзию — мы здесь мало что знаем про этих свиней…

— Аллах… — начала вроде бы рассуждать Джума, но, заметив неодобрительный взгляд Пастуха, просто добавила: — Мне, Пастух, нравится здесь!

— Между тем, — продолжил Пастух, — спрашивается, откуда такое количество нарушений? Причин, конечно же, много, но основная из них — проникновение на плоскость недопустимого количества потустороннего иллюзорного, которое заражает скотину и, тем самым, разрушительно действует на Божественную реальность, подрывая ее основы, установленные великим Создателем и непостижимым Намерением, поддерживаемые Хозяином и оберегаемые нами, скромными Пастухами. Ваш мертворожденный язык — телок первого круга, очень хороший пример того нежелательного, чем может заразиться скотина… Представьте себе, страшно даже подумать, не хотел раньше вам говорить! был уже прецедент на круге втором: четыре коровы, бык, козел и овца, пасущиеся совместно, в одном общем огромном стаде, заговорили вдруг с Пастухом, опекающим это стадо, потусторонними звуками — это при том что они не уходили в иллюзию! — и были, конечно, сразу пристыжены скотиной и Пастухом, но нагло ответили теми же звуками, что возвращаться к мычанью и блеянью они не хотят… В итоге — Загон. Но страшнее еще, что после этого лошадь даже четвертой своей восьмерки ни с того ни с сего заговорила как тень, напугав весь табун, и — тоже Загон. Но, телки, есть более губительное, чем проекционный язык, более тревожное и значительное по своему разрушительному воздействию на сущностный мир, и вы столкнетесь с этим после нулевого столба. Мертворожденные, бесплотные тени непостижимым образом научились внедряться в свои великие сущности и застревать в них в те моменты, когда последние наивно ныряют в потустороннее никуда и так же наивно выныривают из ниоткуда, не подозревая даже, что их собственный призрак уже поселился в скотских мозгах, и лишь спустя сколько-то чувствуют, что с головой у них что-то не так. Это что-то не так они удерживают в себе, стараясь не давать этому выхода, и получается, что втайне они ведут двойное существование, которое мы, Пастухи, разгадать просто не в силах, поскольку с виду скотина ведет себя совершенно обычно, соблюдая все правила поведения в стаде. Но скотская суть постепенно и невидимо разрушается, больное воображение проекций, проникшее вместе с признаком в сущность, неумолимо приводит к деградации Божественной особи, и дело обычно заканчивается припадком — в виде неожиданно возникшего не скотского поведения на плоскости, — и — направлением в «товарный», «пассажирский», «скорый» или даже «литерный» гурт. Это беда! Есть угроза: когда число помраченных в той или иной степени сущностей достигнет критической массы и Гуртовой тракт перестанет вмещать всех следующих к местам наказания, начнется столпотворение, гурты повернут назад, побегут в обратную сторону, по всем дорогам и веткам, увлекая собой всю Божественную скотину, смешается прошлое, настоящее и будущее, и образуется хаос! Не сложно предположить, что случится тогда в потустороннем нигде: картина проекционного мира в этот момент будет, вероятно, последней, причем довольно забавной для нас и страшной для мертворожденных теней… Но пусть об этом тревожится воображение призраков… Здесь же, под сводом образовавшийся хаос, я думаю, в случае поворота стада назад, просуществует недолго, необходимый порядок вернется, мне кажется, быстро: высший разум встряхнет всей скотине мозги, вытрясая из них нежелательное застрявшее, запретит уходить сущностью в никуда, подправит наверняка движение по великим кругам, сделав его более строгим, не допускающим праздные отклонения — в виде стояния, предположим, в области последних иллюзий, и, опираясь на нас, Пастухов, каждую голову возьмет под особый контроль, — и порядок готов! А то получается, вдумайтесь, телки: для начала: дайте трусы, а потом как итог появляется вообще бесполая сущность, причем сразу в двух плоскостях! Слава Создателю и Намерению — крах и конец возможен только в потустороннем нигде, скотина в конце-то концов, не обязана отбрасывать тени!.. Всё, телки, погрузившиеся теперь на полкопыта в реальность, — закончил свои объяснения Пастух, — поднимайте свою вечную плоть, и продолжим движение к большому холму!