Коровы
- Автор: Сергей Акчурин
- Жанр: Современная проза / Магический реализм
- Дата выхода: 2019
Читать книгу "Коровы"
57. Разговор верблюда и телок
И действительно, неподалеку от телок, в песке, высилась какая-то взгорбленность, цветом своим сливающаяся с раскраской пустыни и не подающая никаких признаков жизни.
— Нар, — сказала Елена.
— Кто же еще! — ответила Танька-красава. — Эй, верблюд, просыпайся!
Верблюжья сущность тут же зашевелилась, задвигалась, тяжело поднялась, ссыпая с себя струи песка, и, причмокивая губами, уставилась на телок так удивленно, как будто увидела перед собой не коров, а что-то совсем другое… Затем произошла странная вещь: верблюд сорвался вдруг с места и унесся в пески, исчезнув из поля зрения телок и оставив их в полном недоумении. Но вскоре вновь появился, вытянул шею и, опять причмокивая губами, стал изучать пришельцев как какой-то абсурд, неожиданно возникший в его, верблюжьей, реальности. Кажется, ничего не поняв, он снова сорвался и, размахивая хвостом, побежал, правда уже не в пустыню, а вдоль полосы ковыля, сначала в ту сторону, откуда телки пришли, а затем, развернувшись, в обратную. На третьем заходе этого непонятного действия Джума крикнула: «Чок!» — и верблюд остановился как вкопанный.
— Значит, — сделала вывод Джума, — эта симпатичная мохнатая сущность понимает проекционный язык.
— Кхе! — кашлянул верблюд, ответив, видимо, таким образом на комплимент молодой коровы, а затем продолжил на языке, уже доступном для телок: — Конечно, я понимаю эти мертворожденные звуки и могу даже общаться с их помощью, правда, для обозначения чего-то употребляю понятия, соответствующие моему, верблюжьему взгляду на мир, которым не обладает никакая другая скотина в Божественной плоскости.
— А почему, верблюд, ты так задористо бегал? — спросила Джума.
— Я бегал от радости, — ответил верблюд: — увидел в пустыне сразу трех рыб…
— Мы что, похожи на рыб? — спросила Елена, не доверяя подслеповато-водянистому, проникновенному взгляду верблюжьих глаз, в которых отражалась какая-то скрытая, непонятная глубина отвлеченного понимания.
— Да, вы похожи на рыб, — ответил верблюд.
— Так я почему-то и думала… — призналась Елена.
— Вот интересно… — удивилась Джума. — А на кого же тогда похож табун лошадей, которые, если тебе известно о них, потерялись в пустыне?
— Да, мне известно об этих конях, они похожи на птиц, летающих над песками, — ответил верблюд.
— А на кого же тогда похожи птицы и рыбы? — спросила Елена.
— Птицы и рыбы похожи на лошадей и коров, — ответил верблюд.
— Может быть, уважаемый Нар, это тебе приснилось? — спросила Джума.
— Или, возможно, — предположила Елена, — ты — Художник с Большой дороги, обладающий иллюзорным воображением и забредший сюда в поисках вдохновения?
— Да нет, не приснилось, — невозмутимо ответил верблюд, — и я не Художник с Большой дороги, ищущий вдохновения, хотя у меня много друзей на этой дороге, которые ценят именно мой взгляд на окружающий мир и иногда специально приходят сюда, чтобы проникнуться этим взглядом… Но вы, телки первого круга, мало что знаете и не учитываете пока что оттенков зрения разной скотины, существующих на плоскости и под сводом, и поэтому домыслы ваши довольно прямы, если не сказать примитивны… Объясню вам — в отсутствие вашего Пастуха, который, впрочем, не объяснил бы вам этого, — порядок вещей, установленный в этих песках: там, над пустыней, в самой ее глубине, висят миражи, которые отображают одновременно две плоскости: небесную и нашу с вами, под сводом, и миражи эти чередуются бесконечно, перекрывая и сменяя друг друга и создавая зрительный хаос, наблюдая который мы, верблюды и верблюдицы, видим все то, что только возможно увидеть в этих двух плоскостях, хотя и не можем точно установить, чему принадлежит та или иная возникшая перед нами картина, мало того, мы путаем эти самые миражи и реальность… Отсюда — непонимание большей частью скотины нашего верблюжьего взгляда на мир из пустыни.
Тут телки задумались глубоко и надолго, потом пустили многозначительные длинные струи, которые на этот раз и впервые за пребывание на плоскости означили глубокомысленность телячьих раздумий, после чего Елена сделала следующий вывод:
— Что же, наверное, в миражах этих мы, коровы, похожи на рыб из плоскости неба — раз такие там есть, а кони — на птиц, принадлежащих, как говорил нам Пастух, именно небу, и поэтому Нар присваивает нашему внешнему виду значения небесные… Рыбы же с неба в свою очередь отображаются над пустыней в виде коров, а птицы — как кони, — думаю, взгляд этот неоспорим, достоин внимания и не нуждается в уточнении.
— Я тоже так думаю, — согласилась Джума. — Пустыня — загадка, и не зря наш Пастух говорил, что пастуховские понимание и власть теряются на границе этого мира в мире, тут, наверно, и высший разум Хозяина не очень-то разберется в оттенках верблюжьего, хотя и реального восприятия округи, так что будем считать, что мы столкнулись с еще одной тонкостью понимания установленного порядка вещей, и это для нас так же полезно, как и прохождение каждого очередного столба, на котором мы получаем о Божественной плоскости всё новые сведения.
— Вы, телки, обе, — ответил верблюд, обращаясь к Джуме и Елене, — очень умны, настолько умны, что хоть вы и похожи на рыб, а по сущности своей являетесь простыми коровами, но я думаю, что на самом-то деле обе вы — мудрые верблюдицы: коровьего образа и подобия рыб… Вижу у вас мушки на лбах — знаки подающего большие надежды ума и коровьей пытливости, я же, как сущность возрастом в бесконечно много кругов, пользующаяся в Божественном стаде определенным влиянием, буду просить вашего Пастуха через всеслышащего Подслушивателя, чтобы вас отличили также и желтой мушкой на лбу — знаком великой пустынной мудрости, награждения которым достойны только верблюды и, очень редко, такая скотина, как вы, — безоговорочно и сразу воспринявшая непостижимость нашего верблюжьего мира.
Тут Танька-красава, обделенная вниманием верблюда, должна была бы выразить свою зависть, но она даже не пустила струю, поскольку и так уже имела прищепку на ухе и блестящую нить, вплетенную в хвост, и по сравнению с этим всякие мушки на лбах были ей совершенно неинтересны. Так что она только порадовалась за своих подруг, выражая это подергиванием уха с прищепкой и покручиванием хвоста с серебряной нитью.
— А далеко ли идет пустыня? — спросила Джума.
— Она идет бесконечно, — ответил верблюд.
— А есть ли у пустыни покатость?
— Нет, покатости нет, все до плоскости плоско.
— А далеко ли до места, где Макар и телят не пас?
— По-нашему, по-верблюжьи, вы и стоите в начале этого места… вы и пришли из него… — ответил верблюд.
— Вот видишь, Джума, — сказала Елена, — насколько сложна пустыня: ты появилась оттуда, куда мечтала пойти…
— Да, но Пастух говорил, что там — воображаемый мир, — сказала Джума, — как это следует понимать?
— Я, телки, похожие на огромных рыб, — вмешался верблюд, — хоть и дремал на песке, но, признаюсь, что краем своего уха, улавливающего все звуки в пустыне, слышал ваш разговор о широте и глубине понимания Божественного порядка вещей и поэтому выражу свое отношение к этому… Если мы, телки, верблюды, мудрейшие из мудрейших существ, живущих на плоскости и под сводом, будем думать о расширении выделенного нам понимания пространства, то уйдем так далеко, что перестанем что-либо понимать, поскольку пески эти не имеют границ, а если же будем думать о глубине, то нам остается одно — до бесконечности зарываться в песок, и поэтому мы строго придерживаемся тех границ понимания реальности, которые назначены нам великим Создателем и могущественным Намерением из недосягаемых даже воображением, непостижимых, далеких сфер. И поэтому я всегда даю всей скотине совет: довольствоваться пониманием частичного непонимания и не искать горизонтов чрезмерного понимания, поскольку на самом-то деле это может привести к полному непониманию всего, и, как следствие, нам, верблюдам, говоря языком образного проекционного словоблудия, придется доказывать, что мы — совсем не верблюды, коровам — что они не коровы, да и вообще всей скотине — что она не скотина, а так, кое-что, нечто между землею и небом, пришедшее из тех мест, где этот самый Макар и телят не пас. Так что если вы появились здесь для того, чтобы расширить пределы своего коровьего видения, то поворачивайте назад — пустыня из-за своей бесконечности не место для этого; если же пришли углубить, то зарывайтесь в песок и думайте вместе со мной о великом.