Оттенки времени

Я выскочила из машины, собираясь ринуться в парк и хотя бы пять минут посмотреть, как играет Рик, но тут же остановилась: совет начался, а опаздывать — дурной тон.

— Ваше Величество, — Катарина прижала к себе электронный планшет и понимающе улыбнулась, — я сдвинула расписание. Совет начнется через пять минут. Но если вам нужно еще время, я предупрежу советников и канцлера, что вы подойдете позже.

— А они уже собрались? — Как же заманчиво. Я шагнула в сторону парка.

— Да, Ваше Величество. Но зато я выкроила вам два часа перед ужином — вы будете совершенно свободны.

— Спасибо, фрау Хафнер. — Дорожка в сад манила, но все же я шагнула к лестнице. Пять минут нужны как раз на то, чтобы преодолеть путь до зала заседаний. — Почему Его Светлость не открыл совет?

Отец иногда так делал, не дожидаясь меня, если предполагалась рутина.

— Его Светлость уехал в Лангдорф к Верховному судье и вернется часа через два.

Плохо, что отца не будет на совете и он не поможет, но, с другой стороны, это означает, что сегодня не планируется решение безумно важных вопросов.

Перед смертью король назначил регентом моего отца. С тех пор он сидел рядом на совете и в Парламенте, визировал все указы неопытной королевы, но еще по какой-то причине король решил, что по достижении двадцати двух лет я преисполнюсь мудрости и благоразумия, и регент мне больше не понадобится, что и зафиксировал своим наивысшим указом, а это означало, что через месяц мой период ученичества закончится.

Переход к конституционной монархии шел тяжело, в основном, из-за Шона Рейнера, который затягивал реформу изо всех сил. Он хотел сохранить абсолютную монархию, но сторонников у него было мало, потому что все стремились в Евросоюз. Я привыкла опираться на мнение отца по всем вопросам, связанным с политикой, этикетом или управлением, и иногда выходило, что это я затягиваю переход, хотя вообще-то его поддерживала. Отец не любил спорить, и я тоже, но как-то так выходило, что его мнение побеждало чаще.

Именно поэтому, из-за нежелания споров и скандалов, я до сих пор не рассказала ему, что таких, как я, убивает инквизиция. Просто не знала, как это подать.

— Позвольте забрать. — Катарина потянулась к ветке, моему оправданию выезда из Холлертау, но я отвела руку и ринулась по лестнице.

— Канцлер что-нибудь говорил по поводу моей утренней прогулки? — Я чуть сбавила темп, чтобы не ворваться в зал запыхавшейся — несолидно для королевы.

— Он сетовал, что вы взяли мало охраны, но я напомнила ему ваши слова, что у нас самая безопасная страна в Европе и что монарх обязан на собственном примере демонстрировать подданным, что им нечего опасаться и они могут спокойно погулять в лесу.

Катарина произнесла это серьезно и убедительно, наверняка даже канцлер поддался ее обаянию. Конечно, звучало так себе, но ничего лучшего я не придумала. Мне требовалась возможность хоть раз в месяц выезжать на полчаса в лес, где я могла бы побыть в одиночестве. Катарина не сдержалась и расплылась в улыбке. Мы переглянулись с полным пониманием: никто и не думал обманывать канцлера, просто легкая игра слов.

Я шагнула к лестнице, раздумывая, под каким предлогом выманить из Лёф садовника. Покрутила в руках сухую ветку и отмела эту мысль: садовник не лесник, нужно что-то, связанное с парком Холлертау. На изучение парка в шестьсот гектаров мне понадобилось два года, и сейчас я знала каждый его уголок: центральная аллея, ведущая от главного входа дворца к искусственному пруду, была скучновата — фонтаны да лужайки, погибающие под тяжестью ландшафтного дизайна; куда интереснее было скрытое от глаз: Королевская арка, аллея мемориалов, жасминовые беседки и каштановая роща. Это все пряталось за стройными рядами кленов, осин и дубов вдоль центральной аллеи. Какой же предлог найти?

— На обед придет фрау Бадер, — заговорила Катарина, сверившись с планшетом. — У вас запланировано обсуждение тем для…

Мы почти проскочили лестницу, но тут я резко остановилась на самом верху и развернулась.

— Настурция теряет цвет, вам не кажется, фрау Хафнер? — заявила я. — Наши садовники перестарались с удобрениями.

Она остановилась рядом, ахнула и уставилась на ярко-красные цветы, в изобилии растущие по бокам от лестницы. Удивления на лице не вспыхнуло, поэтому я решила гнуть эту линию дальше.

— Определенно. Настурция не любит много удобрений. Смотрите, полезла зелень. — Я изобразила капризный тон и ткнула на красно-оранжевую клумбу: лучше прослыть дурочкой, чем снова потерять хоть одного человека. — Вызовите садовника из Лёф, помню, он впечатлил меня. Ему сейчас все равно там нечего делать. Пусть займется садом Холлертау и отчитается лично передо мной.

— Конечно, Ваше Величество. — Катарина быстро набирала что-то в планшете, а потом тихо заметила: — Думаю, вы еще успеете переодеться. Костюм ждет в вашей комнате.

Черт! Переодеться! Шерстяные черные брюки и жакет поверх пуловера — не то, в чем ходят на совет. Обычно я предпочитала деловые брючные костюмы.

— Да, фрау Хафнер, благодарю.

В коридоре вытянулись гвардейцы. И как они целыми днями стоят истуканами вдоль стен? В массивных шлемах и с незаряженными ружьями в руках им наверняка тяжело и скучно. Когда-то я им сочувствовала, но теперь почти перестала замечать.

Я ускорила шаг. Центральный коридор повернул, впереди замаячила южная боковая лестница. Лучше не злоупотреблять привилегией прогулок, а то иногда казалось, что канцлер нарочно пошел мне навстречу, ожидая от юной неопытной королевы очередного прокола или глупости, чем и так была полна моя головокружительная карьера. Ох, надеюсь, он не тот веит, что сидит в моей гостиной.

— По поводу фрау Бадер. Вы обсудите темы, которые будут представлены королевской пресс-службой в следующем квартале. После обеда онлайн-конференция с Обществом организации досуга школьников, они подтвердили готовность. Завтра утром вы едете в Нойферхау. Вас ждут на открытии отреставрированного госпиталя Святой Хильдегарды. Затем в два встреча с еврокомиссаром по исследованиям, инновациям и науке герром Вальднером.

Коридор привел к очередной лестнице. Катарина снова попыталась забрать ветку, но я взлетела на второй этаж, пытаясь сообразить, под каким предлогом пробраться на пункт охраны, чтобы удаленно отключить сигнализацию.

— Это все?

— И два свободных часа вечером, — довольно сообщила Катарина.

— Фрау Хафнер, вечная вам благодарность, — крикнула я на бегу, врываясь в свои покои.

— О, вернулся Курт, — прокричала она вслед. — Ждет ваших распоряжений.

Вернулся! Вот Курт-то мне и нужен. Его присутствие в охранке ни у кого не вызовет подозрений. Так, спокойно! Дышать… Дышать! Сейчас необходимо хладнокровие. Я высунулась из двери, чтобы добавить еще одно распоряжение:

— Фрау Хафнер, пусть Курт ждет меня сразу после совета.

Девочки-ассистентки засуетились, помогая мне переодеться. Через три минуты я бежала к залу Совета. Гвардейцы распахнули передо мной двери, и я ворвалась в высокий гулкий зал с окнами на север, и оттого все время сумрачный и зябкий. Тяжелые пепельные гардины на высоких окнах и синий шелк на стенах добавляли комнате мрачности и холода.

— Заседание прошу считать открытым! — Казалось, даже мой голос превратился в осколок и отскочил от стены, как выпущенный из пращи колкий кусок льда.

Советники повскакивали с мест, а канцлер не торопясь развернулся. Наверняка только что ходил туда-сюда между окном и огромным столом и проклинал королеву за опоздание.

— Ваше Величество. — Он слегка склонил голову. В голосе явственно читалось: «Наконец-то».

— Канцлер.

Он адресовал мне красноречивый взгляд, дескать, неужели есть что-то важнее совета? Канцлер Рюдигер Баум определенно родился для своей должности: степенный и осанистый, он излучал уверенность и благодушие, под которыми таились жесткость и недюжинное упорство; он вел себя так, словно почивший король Фредерик VII оставил его своим аватаром на земле и поручил приглядывать за всем, что творилось вокруг, в том числе за юной королевой. Спорить с канцлером решался только регент, а наши с канцлером отношения за три года в Холлертау доросли до статуса настоящей войны, да и начинались нерадужно — он назвал меня шлюхой, хотя и очень вежливо и другими словами, а я собиралась отправить его в отставку. Однако мой дед, король Фредерик VII, незадолго до смерти потратил время и усилия, чтобы рассказать про Рюдигера Баума: рьяный оппозиционер абсолютной монархии, выступал идеологом нового социального строя, а при реформе власти другой кандидатуры на роль канцлера даже не обсуждалось. Выгнав канцлера, я бы сразу настроила против себя половину совета и весь парламент, который он как раз сформировал в рамках перехода из абсолютной монархии в конституционную.

Я сжала ветку, чтобы ощутить хоть какую-то опору, но она чуть не треснула под пальцами. Иссохшее хрупкое дерево сломается, если его сжать посильнее, вряд ли на эту корягу стоит серьезно рассчитывать. Почувствовать бы сейчас поддержку отца, его руку.

Я швырнула ветку на стол — она глухо стукнулась о поверхность, мелкая древесная пыль осыпалась на бумаги, в изобилии разложенные по лакированной столешнице — и уселась на свое место во главе огромного стола. Канцлер приподнял брови, с вежливым вниманием ожидая пояснений.

Все двадцать советников пялились на ветку, не решаясь нарушить тишину. Канцлер смотрел на меня, сохраняя нейтральное выражение лица. За спиной Катарина тихонько вошла в зал и остановилась у стенки.

— В двадцатом веке человечество вырубило половину мировых запасов древесины. В Европе почти не осталось реликтовых лесов, и двадцать семь процентов млекопитающих из-за этого под угрозой исчезновения. А вот так, — я ткнула в ветку, — скоро будут выглядеть наши двести тысяч гектаров Оленбаха.

Канцлер приподнял брови и серьезно изрек:

— Печальное известие, Ваше Величество. Это будет весьма прискорбно.

— Весьма! — Я следила за его лицом, ожидая первых признаков недовольства. Обычно мне становилось неуютно, когда я понимала, что раздражаю людей, но с канцлером выходило наоборот — мне нравилось его злить. Он так редко выходил из себя, что я считала своей священной обязанностью это изменить. Сейчас я совершенно точно отвлекла его от своего опоздания.

— И что же делать, Ваше Величество? — канцлер задал вопрос с такой интонацией, что его можно было принять за риторический, но в то же время проблема будто бы сильно его взволновала.

Я опустила взгляд к бумагам на столе: мертвые слова на убитых деревьях, плененная смола в чернилах.

— Для начала прекратите тратить бумагу на ненужные распечатки. — Передо мной лежала целая стопка: наверняка страниц сто с поправками к последнему законопроекту. Я подвинула кипу в его сторону. — Рассылайте ознакомительные документы по электронной почте.

— Ох, Ваше Величество, боюсь не нам с вами тягаться, — вздохнул канцлер и обвел взглядом советников. — Мы все всегда восхищались вашим умением цитировать наизусть любую строку из гражданского или уголовного кодекса, свода судебных прецедентов… К сожалению, мы не обладаем такой феноменальной памятью, как вы. Мы — простые люди.