Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

XXIV. Петр в Клеве. Письма из Москвы

Весь день 20 мая проведен был в Клеве. Должно быть, на прощание с сопровождавшим посольство голландским коммерсантом Захарием Диксом, который, как припомним, состоял при послах с самого прибытия их в Голландию, они расплатились с ним за заказанный Петром портрет князя Ф. Ю. Ромодановского. «Маия в 20 день, — значится в „Расходной книге“ — в Клеве в Бранде-бурской земле по указу великого государя и по приказу великих и полномочных послов дано галанцу торговому иноземцу Захарью Диксу за дело персоны князь Федора Юрьевича Ромодановского, за резбу и за золото 27 ефимков». Уплачено было ему и за другие произведенные им в счет посольства расходы[339].

С другим голландцем, возвращавшимся в Амстердам, Юрием Нордерманом, братом поступившего на русскую службу врача Андрея Нордермана, было послано Витзену 89 золотых за четыре медали с изображением Петра — «за четыре метали государевой персоны», которые заказывались через его посредство[340].

В Клеве 21 мая получена была московская почта[341], из которой сохранились только два письма к царю Т. Н. Стрешнева и письмо А. А. Виниуса. Посмотрим, какие вести эти письма приносили Петру и какого рода мысли они в нем могли пробуждать. Письма Стрешнева, оба от 22 апреля, были ответами на два письма к нему Петра из Дептфорда от 16 февраля, в одном из которых Петр говорил о государственных делах, в другом, собственно, в записочке, «цыдулке», приложенной к первому, касался своих личных дел[342]. Поэтому и Тихон Никитич счел нужным отвечать двумя отдельными письмами. Царь отдавал ему, как начальнику Разряда, приказание относительно корпуса князя М. Г. Ромодановского, стоявшего на литовской границе: если польский король скажет русскому резиденту в Варшаве, что военная помощь ему больше не нужна, то войска Ромодановского распустить. Т. Н. Стрешнев уведомляет царя, что от резидента известий пока еще не получено, и просит указаний, что в случае роспуска войск Ромодановского делать с четырьмя стрелецкими полками, передвинутыми в его корпус из Азова. Это те четыре стрелецких полка полковников Гундертмарка, Чубарова, Колзакова и Черного, беглецы из которых недавно появлялись в Москве и в которых вспыхнет в июне открытый бунт. В своем письме Петр делал также какое-то неясное для нас распоряжение, касавшееся лошадей, которых потребует А. С. Шеин, вероятно, какой-либо конской повинности: «…в том же письме велено сказать москвичам о лошедях, что скажет Алексей Семеновичь». Стрешнев доносит, что это исполнено: «и о чем он сказал о лошедех, сказано москвичам, а в го-роды посланы грамоты и написано под наказаньем». Далее следует сообщение о затруднении, которое создается требованием адмиралтейца А. П. Протасьева. Он требует к новым сооружаемым им судам людей из гарнизонов украинных городов; но дело в том, что все люди из гарнизонов этих городов уже разобраны: рейтары, солдаты, пушкари и стрельцы отправлены в войска белгородского воеводы князя Я. Ф. Долгорукого; люди «городовой службы находятся у стругового дела и у заготовки леса в Азове; в городах же оставлено для караулов малое число людей, и только в Курске находится 300 человек». Другое затруднение, о котором Стрешнев пишет Петру, — в финансах, во взаимных денежных счетах между приказами: «князь Петр Ивановичь (Прозоровский — начальник приказа Большой казны) сказывает: в казне у него денег оскудение великое, и о том Алексей Семеновичь писал к милости вашей, а сказывает, что в приказех, в которых и есть, и князь Петру Ивановичу в денгах не помогают». Разряд, которым управлял Стрешнев, немало уже израсходовал денег за счет Большой казны да отпустил еще в нее 5000 рублей, так что теперь в Разряде остается денег «немного гораздо», едва хватит на отделку палат в слободе (для Лефорта?). В приказ Большого дворца надлежит взять из Большой казны на текущий год 36 800 рублей, да за предыдущие два года осталось недобрано туда же из Большой казны ради ее скудости 7000 с лишком «и буде мочно во Дворце пронятца, — т. е. если можно в Большом дворце обойтись без этих денег, — хотим, чтоб тех денег не имать до приезду вашей милости». Кроме приведенных выше платежей из Большой казны, с нее следует еще Конюшенному приказу 7000 рублей, но этих денег до приезда Петра брать не будут, хотя и надо снаряжать людей. Денег совсем не хватает: в белгородский полк — корпус князя Я. Ф. Долгорукого — послано только 20 000 рублей, а следует сверх этих 20 000 послать еще более 80 000 рублей.

В приложенной к письму из Дептфорта записке, «цыдулке», Петр сообщал Тихону Никитичу о подарке ему яхты от английского короля «The Transport Royal» и выражал желание эту яхту, когда она прибудет в Архангельск, переправить Северной Двиной, Сухоной и другими реками в Волгу. «И а том пути, — отвечает Стрешнев, — известен Франц Тимерман, и мы о том потрудитца не обленимся, с прилежанием делать станем». Как уже упоминалось ранее, после сообщения и распоряжений о яхте Петр в «цыдулке» переходил к интимному своему семейному делу — разводу с Евдокией, о чем он одновременно с письмом к Стрешневу писал также к боярину Л. К. Нарышкину и к духовнику царицы. Эти лица вели переговоры с Евдокией, и теперь Тихон Никитич уведомляет Петра об их результатах и дает совет о дальнейших мерах побуждения: «о чем изволил писать к духовнику, и ко Лву Кириловичю, и ко мне, и мы о том говарили прилежно, чтоб учи… о свабоде, и она упрямитца; толка надобна ещо отписать к духовнику покрепче и не одинова, чтоб горазда говарил, а мы духовнику и самой станем и еще говорить почасту. А духовник человек малословной, а что ему писмом подновить, то он болши прилежать станет о том деле»[343].

Виниус в письме от 22 апреля сообщал о непрекращающихся морозах в Москве, выражаясь по этому поводу, что это не беда: «паче всего печалит нас всех ваше господское толикое отлучение», и переходил затем к сибирским вестям. В Китае в самом столичном городе Пежине, по-европейски Пекинге называемом, находящиеся там в плену и приезжающие христиане создали и освятили церковь во имя св. Софии, премудрости Божией. После этого крестилось 20 человек китайцев мужеского и женского полу. Желают крещения и еще многие китайцы, но некому их просвещать: жатва велика, да делателей нет. Однако, чтобы то великое дело не угасло, послан указ к сибирскому архиерею, чтобы сыскать пригодных священников, ученых мужей и послать туда для проповеди. Велено ему также, сыскав из мирских, если духовных там нет, учить китайской, монгольской и калмыцкой грамоте и затем переводить на эти языки необходимые молитвы и книги, чтобы обличить идольскую тщетную мерзость тех народов и привести их к познанию истинного Бога, создавшего всяческая[344].

Роспуск войск корпуса князя М. Г. Ромодановского с литовской границы, вопрос о четырех стрелецких полках, потребность в людях для судов, строящихся в Воронеже, недостаток денег в Москве в приказах, переправа английской яхты в Волгу, упрямство, проявленное окончательно опостылевшей женой при первых переговорах с нею о разводе, и какие способы предпринять, чтобы уговорить ее, устройство православной церкви в Китае и организация китайской миссии — вот мысли, которые частью мелькнули в голове Петра, частью, может быть, в значительной мере овладели его вниманием, унося его из Клеве, с берегов Рейна в Москву и даже до отдаленной китайской столицы, когда он читал письма Стрешнева и Виниуса, полученные с почтой в Клеве. Но эти письма — только уцелевшая часть всей полученной царем 21 мая московской почты, и потому предметы, в них заключающиеся, это только часть предметов, оказавших воздействие на мысль Петра.

на два отряда. Сами послы и с ними 17 волонтеров, в том числе, конечно, и Петр, поехали отсюда наскоро на почтовых лошадях; остальная часть посольской свиты и остальные волонтеры вместе с обозом посольства должны были двигаться вслед за послами под начальством А. Д. Меншикова — это его назначение следует отметить как знак его начинающегося возвышения и как первый случай, когда он получает самостоятельное ответственное поручение.

По-видимому, в связи с этой посылкой ему подарено было 10 золотых на покупку себе шпаги. На дорожные расходы ему с его отрядом было выдано 300 золотых[345]. Спешить в Вену послов заставляли полученные известия об успешном ходе мирных переговоров цесарского правительства с турками. Петр надеялся еще этим переговорам воспрепятствовать. «Майя в 21 день, — читаем в „Статейном списке“, — великие и полномочные послы из Клевы пошли до цесарской границы на почте, а с ними было валентеров и всяких чинов людей 17 человек. А достальным людем, валентером, дворяном и подьячим с его, великого государя, делами, и казною, и с посольскою рухлядью велел ехать по себе в цесарскую землю в Вену с дворянином с Александром Даниловичем Меншиковым. А великие и полномочные послы пошли наскоро для того, что ведомо им, великим и полномочным послом, учинилось подлинно, что цесарское величество с турком конечно приступает к миру, и чтоб то его намерение препять»[346]. Не мешкать в пути побуждало Петра еще и то, что посольство возвращалось прежней дорогой, через те же небольшие городки Западной Германии, которые он уже видел, направляясь в Голландию, и которые поэтому не могли возбуждать его любопытства. Впечатления от них успели уже, вероятно, сложиться в представлении Петра в более или менее общий тип небольшого города Западной Германии, расположенного среди зеленеющего виноградниками ландшафта, с готическим или романским собором, ратушей и рыночной площадью в центре, с готическими фасадами и черепичными крышами домов, часто со средневековым замком с башней или с развалинами замка на возвышенности около города. Достопримечательности были уже осмотрены, и нередко Петр предпочитает, миновав город, останавливаться в загородном трактире (корчме), не желая сам делаться предметом любопытства и осмотра со стороны надоедливой городской толпы. Однако при всей поспешности путешествия были в виде исключения остановки для осмотров; и первое из таких исключений надо отметить тотчас же по выезде из Клеве в полумиле от города. Послы заезжали в «курфюрстов дом, имянуемой Мейлант», где «смотрели старой римской кирки»[347]. До этого местечка провожали послов клевские жители знатные люди. К шести часам пополудни приехали в Ксантен (Xanten), «в нем десятник и послы кушали». Экипажи были посланы вперед для переправы их через Рейн на паромах[348]. Ночью царь и посольство, переправившись через Рейн, прибыли в городок Везель.

22 мая поутру кормили лошадей в корчме. Проехали город Дорст (Dorsten) курфюрста Кельнского. Приехали в корчму Маль и ночевали «за подводами» (в ожидании подвод)[349]. 23 мая «поутру поехали на наемных лошадях, ехали 3 мили. Проехали Гомбурх и стали кормить лошадей за городом. Проехали рубеж курфирста Бранденбургского; проехали город Линен. Приехали в корчму Гриневальд и кушали в ночи; переменя лошадей, ехали во всю ночь»[350].

24 мая: «…в полдни проехали город Либштат; отъехали за версту, стали на почтовом дворе, и кушали, и лошадей переменяли. В вечеру проехали город Геренбех и ехали во всю ночь»[351].

25 мая утром прибыли в Билефельд (Bielefeld) — центр полотняной промышленности, и здесь Петр не мог удержаться, чтобы не осмотреть полотняные фабрики: «поутру приехали в город Билеферт, — отмечено в „Юрнале“, — за городом, пере-меня лошадей, поехали, где полотна делают»[352]. Двинувшись в дальнейший путь, миновали город Герфорд; отъехав от него 2½ мили, стали против корчмы и кушали у некого дворянина, родственника провожавшего послов пристава, и, таким образом, Петр мог наглядно ознакомиться с обстановкой жизни мелкого немецкого дворянина[353]. «Перед вечером, — продолжает „Юр-нал“ — проехали сквозь город Минден (Minden) и, отъехав с версту от города, стали в деревне и ночевали».