Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

XXIX. Торжественный въезд в Вену

Въезд действительно состоялся на следующий день, 16 июня, в четверг. Отправив вперед посольский обоз, сами послы с подхожего стану двинулись в Вену только после обеда. Петр не участвовал во въезде и отправился отдельно от послов на почтовых лошадях. «Приехали в город Вену, — отмечает „Юрнал“ за 16 июня, — десятник на почте наперед, а послы ввечеру». Опередив послов, Петр избавил себя от довольно унизительных неприятностей и злоключений, которые выпало посольству на долю испытать при въезде. Проехав с милю и остановившись на условном месте встречи — у корчмы в виду Таборской заставы, послы отправили к заставе с известием к назначенному их встречать комиссару Кёнигсакеру переводчика Петра Вульфа, возвращения которого, однако, пришлось им ожидать часа с два. Движению посольства воспрепятствовали подошедшие на судах по Дунаю войска, которые высаживались на берегу и потянулись длинной лентой, загораживая послам дорогу на Пратер. Тщетно дожидавшийся послов у Таборской заставы комиссар Кёнигсакер требовал, чтобы командовавший войсками генерал остановил их движение, тот отказался слушать, и послам пришлось ждать до 8 часов вечера, пока полки прошли в Пратер. При встрече Лефорт в сильных выражениях изъявил неудовольствие Кёнигсакеру, но комиссар оправдывался, указывая, что послы сами виноваты, промешкав слишком долго на подхожем стану. Этот эпизод изложен в составленном по распоряжению австрийского правительства официальном описании пребывания Петра и посольства в Вене («Ceremonial-Protocolle»). Наш «Статейный список» как на причину замедления указывает на затруднения, встреченные при переправе через Дунай. «И как переводчик возвратился, — читаем мы там, — и по ведомостям великие и полномочные послы пошли к приемному месту, и переезжали через Дунай реку пять мостов, и на тех мостех, для розлития широких вод и для худых мостов, великие и полномочные послы выходили из корет и шли через мосты пеши; и ехали перед ними до приемного места и трубили московские трубачи». Прямого указания на эпизод с войсками «Статейный список» не дает: он сообщает об этом приключении глухо; но и в этих глухих выражениях официального документа слышен отзвук причиненной послам невнимательностью австрийского правительства досады: «а с цесарской стороны была послом по пересылкам до приемного места чинена немалая мешкота, и будто у них некоторой мост в то время починивали»[404]. В этих последних словах «Статейного списка» надо, вероятно, видеть одно из тех оправданий, которые давали происшествию австрийские власти.

Прибыв, наконец, к условленному месту — к Таборской заставе, послы были встречены согласно установленному церемониалу и заняли места в двух высланных за ними цесарских каретах: в первой, «цветной», карете сели Лефорт и Головин, а против них — комиссар Кёнигсакер и «по левую сторону в крыле» — цесарский переводчик и русский тайный агент Адам Стилла. В другой, «черной» карете поместился третий посол, а против него сели стольники А. А. и И. Ф. Головины. Перед послами в 32 «сенаторских» каретах ехали посольские дворяне и свита; кортеж открывали земские трубачи и литаврщики с двумя ротами драгун. От Таборской заставы шествие двигалось по предместью Леопольдштадт по Таборской улице, затем через Красные ворота (Rothenthurm) вступило в город. Город Вена в конце XVII в. занимал пространство нынешного старого города и был обнесен укреплениями, на месте которых теперь устроена широкая, изобилующая великолепными зданиями, кольцом опоясывающая старый город улица Ринг — красота Вены. В стенах города проделаны были ворота, открывавшие выходы в городские предместья. Вступив в город, кортеж направился по Ротентурмштрассе к площади Св. Стефана, далее мимо этого памятника величественной готики на Кертнерштрассе (Kärtnerstrasse) до Каринтийских ворот и отсюда по Лаймгрубе в Гумпендорф. Эта местность по берегу реки Вены — теперь улица Гумпендорфштрассе — тогда была за городом, и здесь среди садов находился отведенный для посольства дом графа Кёнигсека. Шествие происходило уже в полной темноте. Тем не менее по всем улицам, через которые оно направлялось, было множество зрителей, выезжала смотреть процессию также и венская знать в экипажах. «И во время приходу их, великих и полномочных послов, к подхожему стану и во въезде в Вену, — читаем в „Статейном списке“, — стояли на поле и в Вене по улицам множества народа, и в коретах шляхта, и многие честные люди с женами того въезду смотрили»[405].

Церемония, помимо уже злоключений, вызвавших ее опоздание, была не блестяща, и ее более чем скромный вид бросился в глаза современникам-очевидцам. «Вот, наконец, появилось Великое московское посольство, — писал в Рим Санта-Кроче, апостолический нунций в Вене, от 28/18 июня, — в котором, как хорошо известно вашему превосходительству, находится среди других царь, не выдавая себя ничем — senza far figura alcuna. В прошедший четверг посольство совершило свой официальный въезд в том виде, как делают другие послы, и пышность этого въезда была довольно посредственной вопреки ожиданиям — e la pompa di quest’ingresso fu assai mediocr e contraria all’espettazione che se ne haveva»[406]. «При въезде трех послов, — писал испанский посланник в Вене, — не было ничего необыкновенного, разве только две роты драгун, которые им предшествовали. У всех троих было только 12 лакеев и 7 пажей в хороших, но поношенных французских ливреях. У них две порядочные, но уже бывшие в употреблении кареты, подаренные им при других дворах. Они жаловались на императорские кареты, которые были предоставлены для их въезда, потому что они показались им мало богатыми; но потом убедились, что лучшими не пользуется и его цесарское величество»[407]. То же впечатление выразил и Петр Лефорт в письме к отцу в Женеву, вспомнив при этом по контрасту блеск бранденбургского двора. «При моем прибытии сюда, — писал он, — я очень обманулся; я представлял себе, что увижу блестящий двор, но случилось совершенно обратное. Здесь нет ни красивых выездов (запряжек), ни красивых ливрей, как это мы видели при бранденбургском дворе»[408].

Петр поселился в Вене вместе с послами, сопровождавшие его волонтеры — где-то неподалеку от посольского дома, в той же загородной местности. «Он живет за городом в саду со всею своею свитой», — сообщает упомянутый выше апостолический нунций. «Поставлены великие и полномочные послы на одном дворе, — отмечено в „Статейном списке“, — в урочище, зовомом Гундендорфе, на загородном дворе прежнего Римского государства подканцлерия Кёниксека, а валентеры и иные чиновные люди поставлены были на иных дворех»[409].

Дворец графа Кёнигсека, как узнаем из одного современного описания, обширный, с многочисленными апартаментами, украшенными богатой мебелью и редкими картинами, находился в саду, прекрасно расположенном, с аллеями, фонтанами и множеством статуй[410].

На следующий день по прибытии послов в Вену, 17 июня, к ним явились цесарские уполномоченные — барон Барати, пристав при послах Христофор Газен и переводчик Стилла — договариваться о виде и размерах содержания посольству от императорского двора. Уполномоченные предложили вопрос: отпускать ли содержание посольству в натуре или выдавать его деньгами: «…столовыми ль запасы кормы им готовить или вместо столов давать кормовыми денгами?», причем заметили, что деньги будут отпускаться в той же сумме, какая отпускалась прежним посольствам, хотя состав настоящего посольства малолюднее. Послы ответили, начав с выражения удовольствия по поводу стола, отпускавшегося им в дороге: «в которые дни даван им корм ествою и питьем, и они, великие и полномочные послы, были довольны, хотя и ест-вы готовлены были не по их нраву», заметив притом почему-то, что в тех местах пути, где им от цесарского величества столовых кормов не давали, они по милости великого государя своего покупали кормы на свои деньги и голодны не были. Будут ли теперь им давать кормы в натуре или деньгами, в том они полагаются на милость цесаря, что он ни укажет, тем они будут довольны. Послы как будто обиделись замечанием Барати, что при прежних посольствах людей бывало больше, и возразили, что хотя состав настоящего посольства, может быть, и малочисленнее, но зато при нем есть знатные особы, каких при прежних посольствах не бывало: «А что он, Паратин, припоминает, что с прежними царского величества послы в счоте людей бывало болше, и они, великие и полномочные послы, им объявляют, что ныне с ними многие честные особы, иноземцы и валентеры, а с прежними де послы, хотя и многое счисление в людех было, толко таких честных особ и иноземцев при них не было». Уполномоченные предложили договориться о размерах содержания и предложили послам подать цесарскому правительству «просительное письмо», но послы категорически отказались вести такие переговоры, заявив, что «полагаются в том на волю цесарского величества».

Петр Лефорт посетил с извещением о приезде послов в Вену главных сановников цесарского двора: обер-гофмейстера князя Дидрихштейна, чешского канцлера графа Кинского, вице-канцлера графа Кауница, обер-президента гоф-кригсрата графа Штаремберга, а также находившихся в Вене иностранных послов. В ответ на эти визиты сановники присылали к великим послам свои служителей с поздравлением по поводу счастливого прибытия. Присылали с таким же поздравлением старейшина дипломатического корпуса в Вене испанский посланник епископ Солзонский и послы. Посланному от венецианского посла Рудзини московские послы выразили желание познакомиться с ним, вспоминая обходительность, с которой он отнесся к бывшему перед ними московскому послу[411].