Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

XXVIII. Остановка в Штокерау. Переговоры

Тотчас же по приезде в Штокерау посольством был командирован в Вену майор Адам Вейде с поручением объявить цесарскому правительству о приезде послов и просить о немедленном приеме в Вене. Ему же приказано было также осмотреть отведенные для послов дворы, «где они по указу цесарскому отведены, за городом ли, или в городе Вене». Исполнив поручение, Вейде в тот же день вернулся с донесением, что о приеме посольства говорил цесарским ближним людям канцлеру чешскому графу Кинскому и подканцлеру римскому графу Ка-уницу, которые по цесарскому приказу потребовали от послов представления проезжей грамоты и росписи личного состава посольства. В этом требовании явно проглядывало намерение затянуть прием, крайне унизительное для русского посольства, так как в Вене, конечно, было известно, что при посольстве находится сам царь. Послы отправили проезжую грамоту и список личного состава с приставом Христофором Газеном[396], которому наказали донести цесарю через ближних людей, чтобы велел принять их без задержания. Вслед за послами в тот же день, 11 июня, прибыл в Штокерау отряд Богдана Пристава. «Статейный список» отмечает также в этот день приезд в Штокерау из Вены навстречу государю и посольству дворян Головиных: брата второго посла А. А. Головина и сына его И. Ф. Головина, которые «оставлены были для науки в Бранденбургской земле, учились свободным наукам в Берлине», а из Берлина приехали в Вену перед прибытием туда посольства[397].

Унизительная задержка в Штокерау вызывала у послов и еще более, вероятно, у Петра чувства нетерпения и досады, и 12 июня в Вену вновь был командирован Адам Вейде с заявлением, что послам «стоять в том местечке и задерживать их не для чего, потому что посланы они от его царского величества к его цесарскому величеству для нужных дел». Вейде вернулся в тот же день вместе с приставом Газеном; тот и другой докладывали послам, что о приеме их цесарским ближним людям они доносили, проезжую грамоту и роспись посольства он, пристав, графу Кинскому отдал; цесарю о прибытии послов известно, и для переговоров с послами о церемониале приема будут высланы особые уполномоченные, сегодня же цесарцы справляют праздник (Троицы?)[398]. Скучая в Штокерау, Петр занялся почтой и отвечал на письма, полученные ранее. Отвечая Виниусу на письмо его от 22 апреля, царь выражает надежду, что Виниус, получив, наконец, три задержавшиеся почты из-за границы, раскаивается в том напрасном сомнении, которое им овладело вследствие задержки почт. Причины задержки оказались самыми простыми и обыкновенными; и впредь при замедлении почт тревожиться не следует. «Min Her Vinius, — писал царь. — Писмо твое, апреля 22 писанное, мне отдано маия в 21 день, в котором пишешь, что три почты, которые замешкались от нас, вдруг вам отданы, которые приняв, чаю, не без раскаяния пред тем бывшего в вас суетного сумнения, которое сами и пред тем будущими разрушено почтами, явное показалось почтам к задержанию обыкновенная, а не чрезвычайная; того для надобно и впредь на закоснение почт не зело сумневатца». Далее Петр касается нового предмета, о котором Виниусу сообщал в письме от 22 апреля: постройки православной церкви в Пекине и учреждения там православной миссии. Петр сочувствует этому делу, но советует поступать осторожно, чтобы не раздражить, с одной стороны, китайские власти, а с другой — иезуитов, издавна уже обосновавшихся в Китае. Надо поэтому назначать туда священников не столько ученых, сколько людей с тактом, чтобы дело миссии не пришло в упадок, как это случилось в Японии: «Тут же пишешь, ваша милость, что в Пежине построили христиане церковь нашего закона, и многие из китайцов крестились. И то дело зело изрядно; только для Бога поступайте в том опасно и не шибко, дабы китайских началников не привесть в злобу, также и езувитов, которые уже там от многих времен гнездо свое имеют. К чему там надобеть попы не так ученые, как разумные и покладные, дабы чрез некоторое кичение оное святое дело не приизошло в злейшее падение, как учинилось в Епании. Piter. Из деревни Штакроу июня 12 1698, за 4 мили до Вены»[399].

13 июня в Штокерау приехали цесарские уполномоченные, назначенные вести с послами переговоры о церемониале въезда в Вену, — знакомый уже нам барон Барати, секретарь Гравенбрух и переводчик, также известный нам Адам Стилла. После взаимных приветствий уполномоченные сообщили принимавшему их Лефорту, что цесарь назначил на 15 июня переезд посольства из Штокерау на «подхожий стан» — на подгородную остановку в деревню Ланген-Церсдорф (Langenzersdorf) в 2 милях (14 верстах) от Вены; а на 16 июня — торжественный въезд в Вену. Далее они изложили предполагаемый проект церемониала. Встречать посольство «за город на пистолетный выстрел от Таборской заставы выедет для встречи и приема послов в звании комиссара шествия кто-нибудь из состоящих при внешнем дворцовом штате, например, мундшенк или чашник с переводчиком Стиллой, в двух придворных каретах с несколькими порозжими министерскими экипажами, при отряде земских трубачей, к которым присоединятся из нового шанца за Табором две роты гарнизонных драгун. Между тем послы двинутся из подхожего стана к месту, назначенному для их приема и, поровнявшись с комиссаром шествия, остановятся, держась правой стороны; комиссар, в свою очередь, станет также справа, послы один за другим выйдут из дорожных экипажей в одно время с цесарскими чиновниками: сперва младший посол и переводчик Стилла, потом оба старшие и комиссар. После приличного приветствия послам предложены будут придворные кареты: в первую на главных местах сядут старшие послы; против них комиссар и переводчик; вторую займет младший посол с двумя дворянами своей свиты и с гофкаммердинером Гас-сом (приставом). На мосту чрез Дунай и при въезде в город у Красной башни будет поставлено несколько человек городской стражи»[400].

Выслушав этот с австрийской мелочностью разработанный проект церемониала встречи, который читал перед ним сидя, как замечено в «Ceremonial-Protocolle», секретарь Гравенбрух, Лефорт удалился в другую комнату для совещания с товарищами или, что весьма вероятно, с самим государем и, вернувшись через 1/4 часа, объявил уполномоченным, что послы желают знать имя чашника, который будет назначен их встречать; требуют, чтобы к нему было прибавлено двое или трое дворян; чтобы драгуны были заменены кирасирами, а земские трубачи — императорскими, и просят прислать на подхожий стан 30 верховых лошадей для дворян посольской свиты. Послы вообще желали бы большей пышности въезда в Вену; они ссылались на то, что в Москве не только при приеме великих послов, но и посланников встреча бывает большая: на въезде бывает дворянство и многие пехотные полки; в приставах бывают царские ближние люди; трубачи и литаврщики назначаются от царского двора, а не от земских мещан. Уполномоченных они просили передать цесарю, чтобы указал их встретить «со многою шляхтою и с рейтары, а не с одними драгуны», притом ближнему своему человеку, а не простому чашнику; чтобы трубачам и литаврщикам велел выехать своим, а не земским, чтобы карета была выслана для послов одна, а не две, «потому что мочно им, великим и полномочным послом, сидеть и в одной карете без утеснения». Против замечания послов уполномоченные возражали по пунктам: для встречи назначены только две роты драгун и трубачи и литаврщики земские потому, что все войска находятся в Венгерской земле на войне против турок; при цесаре, кроме двух драгунских рот, ни рейтаров, ни латчиков (кирасир), ни иных каких-либо войск нет. Если посылать за ними в Венгрию, то прием посольства очень замедлится, а между тем сами послы настаивают на его ускорении. Что в Москве послам устраиваются большие встречи, на которых присутствуют знатные люди и шляхта, «и то де им, великим и полномочным послом, не в пример, всякой-де двор свое поведение имеет»; цесарское величество для своих послов больших встреч не требует, а в Римском государстве шляхта не присутствует никогда не только на въездах посольства, но даже и на въезде самого цесаря. Комиссаром для встречи послов назначен знатный человек, стольник, ближний цесарского величества, и камерный советник барон Кёнигсакер, тогда как прежних послов встречали вольные бароны, а не советники, так что им, великим послам, учинено перед прежними послами повышение. Что же до желания послов ехать в одной карете, а не в двух, то цесарское величество велел выслать за ними две кареты к их чести, а не к умалению, и, если они двух карет не требуют, об этом будет доложено цесарю. Уполномоченные объявили также, что для посольства отведен двор в городе близ цесарского двора Гофбурга, именно дом Ла Брина на Крюгеровой улице, и все для них там приготовлено как в смысле убранства помещения, так и относительно продовольствия. Послы и на этот пункт выразили неудовольствие: ранее он же, барон Барати, заявлял, что послам отведены помещения за городом близ цесарского загородного дворца Фаворита (Favorita), а теперь тому «учинилась отмена неведомо для чего». А им, послам, желательно стоять близ цесарского двора за городом, а не в городе, потому что «ныне настоит время летнее» и удобнее им иметь двор за городом с садом. Барати ответил, что цесарское величество для большей почести указал отвести им двор в городе; если же им угодно стоять за городом, он донесет о том цесарю, только за городом больших дворов, так чтобы послам стоять в одном дворе вместе, нет; придется им стоять порознь на разных дворах. В заключение послы просили прислать суда, на которых бы им отпустить в Вену водой по Дунаю часть посольского обоза, а для остальной части просили подвод. Уполномоченные обещали исполнить и на том откланялись[401].

Не очень надеясь на уполномоченных, послы 14 июня в третий раз отправили в Вену Адама Вейде с поручениями: похлопотать о переводе посольства в тот же день на подхожий стан; найти для посольства двор за городом близ леса и воды поблизости от цесарского двора и настолько поместительный, чтобы стать всем вместе, если же таких размеров дома не найдется, то просить отвести хотя бы разные дворы, и, наконец, третье поручение состояло в том, чтобы ускорить въезд, назначив его на завтра, 15 июня. Видимо, терпение Петра истощалось: лишний день казался ему тягостным, и понятно, если припомним, что он спешил в Вену на почтовых лошадях, налегке, проводя и день и ночь в дороге. Тем досаднее была для него эта задержка у самой Вены. Ничто, однако, не могло побудить венский двор изменить назначенные сроки. «Вашему превосходительству, — писал Вейде послам от того же 14 июня из Вены, — моим милостивым государем нижайше доношу, что против вашего приказу и писма… всемерно я стал справлять: а именно: чтоб ныне быть на подхожем стану и чтоб двор изо-брать в угожем месте подле воды и лесу, чтоб въезду кончая быт завтрея. На первое милости вашей вествою, что ныне на подхожем стану поставить обещали, толко я дознаваюсь, что болши манят, и мню, что до завтрея не избудетца, потому что у них ныне великой празник, 2) милости вашей прошу, что осмотрел я двор, которое зело угожа. Жилья в том дворе будет на всех. З двух сторон подле самого двора Дунай течет, а с третей стороны рошча и недалеко сей двор от города и лучи сего двора быт нелзя. Толко князь Дидрихштейн о том дворе отказывает и сказывает, что графа того двора в Вене нет, а без него де пустить нелзя. И я ездил о том же дворе к вышнему маршалу, и он поехал к цесарскому величеству о том доклады-ват. И того ради я стану здеся дожидатца и всемерно старатца, чтоб тому двору быть. О въезде вашем князь Дидрихстейн сказал, что отнюд завтрея быт нелзя и невозможно, но быть де въезду после завтрея. Пожалуйте, прикажите ко мне отписать, что мне болши делать. Послушнейшей милости вашей слуга Адамко Вейде челом бьет»[402].