Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

XXXIII. Продолжение переговоров с графом Кинским

Когда врученный Кинским письменный ответ был переведен, Петр, ознакомившись с ним 25 июня, выразил желание выслушать еще личные объяснения чешского канцлера, для которых Кинский через графа Чернини был приглашен на следующий день в посольский дом, куда и явился 26 июня утром. Происшедшая здесь в это утро беседа его с царем была, подобно беседе с Карловичем, записана кем-то из состава русского посольства и затем включена в текст «Статейного списка», причем Петр обозначен в этом тексте словами «един первой». «Июня в 26 день, — читаем в „Статейном списке“, — цесарское величество присылал графа Кинского, канцлера ческого и ему един первой говорил…», и далее следует изложение разговора[448]. Петр начал с выражения благодарности императору за уведомление о мирных предложениях со стороны турок и об ответах на них; но ему «то удивительно, что основание мира (uti possidetis) положено по воле одного цесарского величества, а надобно б было то учинить с общего совету всех союзных». На эти слова Кинский ответил, что хотя император и принял основание мира (uti possidetis), но еще ничего решительного для заключения мира не сделано; «о том миру ничего подлинного еще нет», и на будущем конгрессе с турками каждый может заявить о своих желаниях. Петр возразил, что цесарь довольствуется принятым основанием (uti possidetis), а ему, царю, довольствоваться этим основанием нельзя: оно не вознаградит его за труды и убытки. И хотя на конгрессе (комиссии) с турками его послы будут, однако им одним трудно будет отстоять их желание. Кинский в ответ на это сослался на союзный договор, в котором написано, что каждый из союзников должен стоять за себя и добиваться от неприятеля удовлетворения, и прибавил затем, что цесарь «к тому склонение показует для того, что за многолетнюю войну учинились великие убытки и многое пролитие крови христианской», и потому, раз турки склоняются к миру, следует их выслушать и предложения их рассмотреть. Петр заметил на это, что если цесарское величество намерен был мириться с турками и искал этого мира через посредников, то надлежало предупредить об этом его, царя, заранее, чтоб ему, царю, не входить в столь великие убытки. Хотя цесарь и изволит теперь мириться, ему, царю, не усмирив татар и не приобретя крепости в их земле, приступить к миру невозможно. Уступкой такой крепости он удовлетворится. Цесарю известно, что у него с неприятелями был мир и разорвал он его для цесаря по его желанию и прошению; и потому следует теперь в заключении мира с турками позадержаться, чтобы все союзники могли получить удовлетворение. Кинский говорил на это, что цесарь, как скоро получил турецкие предложения, сообщил о них его царскому величеству с приложением документов. Для цесаря начать это дело было не противно союзному обязательству, притом же и «соединенные державы», т. е. состоявшие в унии Англия и Голландия, этого желали, и потому нельзя было ответить туркам отказом. Что касается понесенных царем убытков, то — правда, только и цесарю пришлось понести за эту войну большие убытки. Впрочем, дело о мире хотя и началось, но не скоро еще придет к совершению, и можно еще получить желаемое от неприятелей. Обо всем этом он донесет цесарскому величеству. Петр сказал, что «соединенные, хотя и желают чего, а именно агличаня и галанцы, и то чинят, усматривая своих прибылей, потому что они люди болши торговые и всегда к французу склонные, и надобно их слушать, в чем возможно, а не во всех делех»; от него же, царя, никогда обману не бывает, и на чем с ним постановят, то остается твердым. Кинский заметил, что цесарь ответил бы перед Богом, если бы, видя возможность заключить честный и постоянный мир, не приступил бы к этому делу, а попустил крови христианской литься напрасно. Петр сказал в ответ, что и он от честного мира не отступает, а желает, чтобы этот мир был прочен. Но для всякого имеющего разум ясно, что султан идет на уступки, видя свою беду, а цесарь спешит заключить мир ввиду предстоящей из-за испанского наследства войны с Францией и оставляет союзников без удовлетворения, и если во время войны с Францией султан также начнет войну против цесаря, тогда уже ненадежно будет цесарю помогать; а должно бы к миру приступать, укрепясь в своих границах, и не оставлять притом союзников, не удовольствовав их. Кинский говорил: надобно рассуждать, для чего цесарское величество желает мира: сами утрудились и вошли в великие долги, а поляки и венеты ненадежны; поляки уже давно воевать перестали, а венеты хотят теперь покинуть. Петр ответил на это, что ему этот неприятель не страшен, так как за отдаленностью он не может воевать против Русского государства, а русским войскам по направлению рек всегда удобно вести войну в татарских владениях, Цесарь, очевидно, хочет заключить мир, не обеспечив границ, движимый желанием приобрести Испанское королевство; так стоит вспомнить, как в прошлом году забунтовали венгры, и если опять случится подобное, а войск в Венгрии не будет, а они будут действовать против французов, тогда на что же рассчитывать? Кинский отпарировал это колкое указание Петра на новую возможность венгерского восстания, этой постоянной грозы для австрийской монархии, общей фразой, что следует говорить о будущем и заботиться об удовлетворении всех союзников, а не поминать о прошедшем. Петр возразил на это словами: «надобно все, что належит к целости, вовремя говорить», а затем вновь прибавил, что назначенное ему с турецкой и с цесарской стороны его не удовлетворяет. На дальнейшее замечание Кинского: еще о том подлинно неведомо, согласится ли султан мириться с царем, Петр просил его доложить цесарю, о чем был разговор, и принести ответ, а между тем будут изготовлены статьи, в которых будет указано, чего именно для своего удовлетворения он, царь, желает.

Резюмируя этот разговор, можно заметить, что Петр был сильно недоволен, во-первых, начатием переговоров со стороны цесарского правительства без предварительного соглашения с союзниками — и это он повторял неоднократно; затем он выражал досаду, что не был предупрежден о склонности цесаря к миру, — тогда бы он не предпринял таких затрат для войны, тем более что для этой войны пришлось разорвать существовавший до нее между Россией и Турцией мир, и это было сделано ради цесаря. Наконец, Петр не довольствовался также и основанием для мирных переговоров, принятым цесарским правительством, — uti possidetis. Это основание, обещавшее царю удержание за Россией Азова, его все же не удовлетворяло, и он дал понять, что ему, для того чтобы усмирить и держать в покорности крымских татар, недостаточно владеть Азовом, но надо еще приобрести крепость в их стране, которая бы их сдерживала. С заключением мира следует повременить до удовлетворения союзников. Слушать англичан и голландцев не следует: они хлопочут только о своих торговых выгодах. Он, царь, желает честного и прочного мира; но если заключить мир с турками поспешно, не обеспечив своих границ против них, то на прочность такого мира нельзя рассчитывать. Когда начнется у цесаря война с французами из-за испанского наследства и войска его будут сосредоточены против французов, он рискует подвергнуться вновь нападению турок, и это особенно опасно ввиду постоянной возможности нового венгерского восстания.

Обещая доложить императору о предметах беседы, Кинский уехал. На другой день, 27 июня[449], он опять явился к царю и сказал, что доклад цесарю был им сделан, цесарь «за добрые рассуждения его царского величества по премногу благодарствует» и приказал обсудить вопрос в своей конференции. Без сношения и соглашения с царем он ничего делать не будет. Не выслушать предложений со стороны турок нельзя было; это надо было сделать ради «соединенных», т. е. Англии и Голландии; а выслушав, поступят с общего совета, как пристойнее. В заключение Кинский просил обещанных статей. Статьи были уже изготовлены и тотчас же ему вручены, причем Петр сказал, что в них «трудности никакой не положено». В этом документе царь отчетливо и ясно выразил свои пожелания, о которых в общих чертах он уже говорил Кинскому в беседе накануне. Пожелания эти сводились к двум пунктам: 1) Чтобы мир с турками был на будущее время прочен и неприятель не мог бы в течение некоторого времени, отдохнув и улучив удобный момент, вредить затем цесарю и прочим союзным государям. Для этого надо уступить России крепость Керчь. Тогда басурманы, имея поблизости от себя неприятеля, не будут в состоянии нападать на владения цесаря и царя. Если же крепости уступлено не будет, то при заведомом непостоянстве крымских татар мир не может быть прочен, потому что татары и в мирное время набегами своими будут теснить и разорять союзников, а в особенности близкие к ним русские пределы, так что царю никакой пользы от заключения мира не выйдет и придется постоянно против таких набегов иметь наготове и в мирное время войска. 2) Если же неприятель при мирных переговорах не согласится исполнить такое требование царя, то пусть император со всеми союзниками соизволит продолжать наступательную войну по окончании срока союза[450] еще в течение двух или, по крайней мере, одного года, т. е. до 1701 г. За это время союзники, можно надеяться, при благословении Божием получат все им необходимое, а затем общим советом с удовлетворением всех заключен будет мир[451].

Перед нами Петр на дипломатическом поприще. Он уже не прикрывается теперь фигурами послов, а ведет переговоры непосредственно сам, притом имея дело с таким тонким дипломатом, каким был граф Кинский. В этом выступлении Петра виден прежде всего нетерпеливый порыв взять эту отрасль государственных дел в свои руки. В дипломатической беседе он не скрывает владеющих им чувств недовольства и досады; он откровенно указывает и причины, которыми эти чувства вызваны, и отчетливо формулирует свои положительные требования. Из того, что им было сказано в разговоре с Кинским, видно, что он верно судит об опасности для России со стороны Крыма, если не удалось бы овладеть крепостью на Крымском полуострове, и обнаруживает большую проницательность относительно дальнейшего хода общеевропейских дел, предусматривая опасность для цесаря и союзников со стороны турок во время новой войны с французами, предстоящей из-за испанского наследства, наступление которой он предвидит, и при этом умеет ловко уколоть австрийцев, задев в разговоре больное место австрийской монархии указанием на постоянно восстающую Венгрию. При этом параллельно переговорам с цесарским правительством он тайно от него ведет переговоры с уполномоченным польского короля, высказывая полное недоверие к австрийцам, от которых ждет предательства. Он, таким образом, настороже и внимательно следит за соблюдением русских интересов. Переговоры Петра с цесарским правительством не укрылись от находившихся в Вене европейских дипломатов. «Царю был сообщен, — доносит римской курии испанский посол, — проект мира, предложенный турками, и он не вполне им удовлетворен, но настаивает, чтобы воевать еще по крайней мере два или три года или чтобы потребовать у турок уступки Московии значительной крепости, которой владеют татары и которая очень беспокоит владения царя. Ему ответили, что если турки согласятся на предложенный конгресс, то его нельзя откладывать; но принятие за основу переговоров uti possidetis не мешает москвитянам настаивать на получении этой крепости, в чем они будут поддержаны его цесарским величеством и республикой» (Венецианской)[452].