Этайн, дочь Хранительницы

И Эрк так хитро глянул на Орли, что та пристыженно опустила глаза. А затем окликнул жену:

— Эй, Гвеног, проснись! Ну что, тряхнем стариной?

Гвен вздрогнула, открыла глаза, недоуменно посмотрела на Эрка.

— Арфу неси — пора! — подмигнул тот.

Вздохнув, Гвен поднялась. Уверенно прошла пару десятков шагов в сторону фургона, остановилась возле большого дуба — и здесь замешкалась. Осторожно, на ощупь, стала обходить дерево. Наткнулась на дышло фургона, взмахнула рукой, пошатнулась...

Сначала Танька смотрела на Гвен с недоумением. Потом догадалась: да она же почти не видит в темноте после яркого света костра! Ну, вот только еще не хватало Гвен из-за этой самой арфы упасть и ушибиться! И, торопливо поднявшись, Танька поспешила на помощь.

Подбежала к Гвен она, когда та уже вскарабкалась на передок фургона и, неловко шаря по пологу, пыталась отыскать вход. Запыхавшись, выкрикнула:

— Госпожа Гвен, госпожа Гвен! Давайте я помогу!

Гвен испуганно обернулась:

— Ой... Это вы, леди?..

Подержать полог приподнятым, пока Гвен копошилась в фургоне, извлекая арфу из кучи скарба, Таньке еще как-то удалось. Но стоило сиде протянуть руку, чтобы помочь Гвен выбраться наружу, как та окончательно смутилась:

— Нет-нет, не надо, леди: невместно же вам!

Конечно же, Танька не послушалась: осторожно подхватила тяжелый инструмент, потом подала Гвен руку. Та растерянно шепнула:

— Спасибо, леди...

Оказавшись на земле, Гвен тут же забрала арфу, потащила ее в одиночку, не дала помочь. «Невместно»! Вот словно не болтали они так славно прошлой ночью до самого рассвета, словно не лакомились вместе лепешками со смородиной!

Добрела́ Танька до костра с опущенной головой, понуро плюхнулась на плед. Закружились вихрем в ее памяти воспоминания — Университет, родная «двоечка», приятели-однокурсники. Кажется, никто из них, даже подлиза Серен, не напоминали ей никогда ни о высокородном происхождении, ни о сидовских ушах — такое сочли бы чем-то неуместным, даже неприличным.

Опомнилась она от звона струн. Подняла голову, повернулась на звук. Гвен, устроившись на пеньке и прижав арфу к правому плечу, подкручивала на ней колки. Странное дело: голос настраиваемой арфы, поначалу беспомощный, как у неопытного певца, потом всё более уверенный, быстро прогнал прочь досаду. Улетучилась обида, сами собой взметнулись вверх опустившиеся было уши. Конечно же, она непременно всё объяснит Гвен, прекратит это недоразумение!

А потом Гвен заиграла. Нехитрая и вроде бы знакомая-презнакомая мелодия зазвучала под звездным небом, разнеслась по окрестностям. И тут же всё вокруг преобразилось, стало таинственным, чудесным, заколдованным — и равнина, и деревья, и люди. Едва различимый вдали пологий холм превратился вдруг в спящего дракона, огромного, величественного и почему-то совсем не страшного. Старый дуб обернулся могучим энтом, покинувшим свой заповедный лес, вышедшим к людям на свет костра и пристроившимся послушать неведомые ему камбрийские песни. А маленький, в половину обыкновенного человеческого роста, господин Эрк, обутый в огромные желтые башмаки... Да уж не спрятаны ли в этих башмаках покрытые курчавой шерстью ступни полурослика?! Вот наденет он сейчас себе на палец волшебное колечко да и исчезнет, растворится в воздухе!

Казалось, колдовство арфы подействовало на всех. Притихла, прижавшись к Таньке, всегда такая неугомонная Орли. Санни вдруг осторожно поднялась на ноги и, вытянув шею, неподвижно застыла. Эрк тоже замер, и лишь губы его едва заметно шевелились в беззвучном, неслышном даже для сидовского слуха шепоте. И только Гвен, казалось, не изменилась: все так же прижимала она арфу к плечу и, самозабвенно зажмурясь, перебирала тонкими пальцами струны.

Неожиданно руки Гвен замерли. Голос арфы на мгновение стих. Ослепительно улыбнувшись, Гвен тряхнула головой, так что из-за уха ее выскользнула и свесилась на щеку длинная прядь пышных черных волос, и вновь заиграла — чуть тише, чуть быстрее и вообще как-то неуловимо иначе. Аккорд, другой, третий — и тут вдруг мелодию подхватил Эрк, запел громким и неожиданно звучным голосом, растягивая слова:

Как-то раз на ферме Брака

Репка выросла, а в ней

Вдруг нашлась его собака

Через много-много дней.

Эрк закончил куплет, замер. Перебивая звук арфы, вдруг хихикнула и тут же испуганно ойкнула Орли. Танька обернулась к подруге и невольно улыбнулась: та нетерпеливо ерзала на пледе и самозабвенно смотрела на певца во все глаза, приоткрыв рот от восторга. Зато Санни так и стояла неподвижно, как статуя, и только раскрасневшиеся щеки выдавали ее волнение. А волшебство музыки, несмотря на забавное содержание песни, и не думало исчезать: всё так же таинственно взирал на сиду сквозь приоткрытые морщинистые веки старый энт-дуб, так же роились над костром чудесными светлячками искры, так же загадочно мерцали звезды на отсвечивавшем серебром ночном небе.

Между тем арфа Гвен, издав несколько звучных аккордов, вновь заиграла тише. И опять раздался голос Эрка, с самым серьезным и невозмутимым видом выпевавшего еще одну веселую нелепость:

Раз воткнул проказник Йори

В рыбку ветку по весне —

Через год поймал он в море

Семгу с деревцем в спине!

Гвен перебирала струны и довольно улыбалась. А девушки — те от души веселились. Орли больше не сдерживалась, хохотала взахлеб. Санни тоже смеялась — сначала тихонько, совсем робко, потом всё громче и громче. Да и сама Танька прыснула в кулак, до того явственно предстала в ее воображении громадная рыбина, украшенная не просто деревцем — могучим раскидистым вязом. А Эрк закончил куплет и, пропустив пару аккордов арфы, запел следующий:

От ворон спасая ниву,

Клеем смазал иву Рис —

Вместе с ивою ретиво

Птички в небо унеслись!

Куплет этот неожиданно оказался последним — и вовсе не по воле певца. Не успел Эрк перевести дух, как позади него откуда ни возьмись объявилась закутанная в рваный темный плед фигура.

— Эй, Свамм! — раздался недовольный голос Робина. — Нашел время песни распевать!

Жалобно тренькнув, замолкла арфа. Разом стих веселый девичий смех. А Робин возмущенно продолжил:

— Вы что тут, с ума посходили? Я и так шерифовых кэрлов еле отсюда увел!

И тут же развеялось волшебство, кончилась сказка. Не стало больше ни старого мудрого энта, ни спящего дракона, ни роя светлячков над костром. Да и сам костер вдруг потерял силу, померк, скукожился.

Эрк вздрогнул, растерянно оглянулся. Испуганно вскочила, едва не уронив арфу, Гвен. Побледнев, ахнула Санни. А вдалеке, в той самой стороне, где виднелся еще недавно казавшийся спящим драконом лесистый холм, вдруг раздался пронзительный и протяжный крик неясыти.

Робин мрачно покачал головой, пробормотал себе под нос:

— Ох, и дурная примета...

И тут же Орли дотронулась до Танькиного плеча, встревоженно зашептала по-гаэльски:

— Этнин, Этнин, кто это? Сова?

— Сова, — шепнула в ответ Танька и для убедительности добавила: — Конечно, сова. Рыжая(49), большая — с ворону уж точно будет. Нам такую мэтр Финн показывал — она как раз в старом вороньем гнезде и сидела. А нас заметила — сразу крылья растопырила, клювом защелкала — того и гляди набросится! Мэтр Финн сразу нас от того дерева и увел.

— Наверное, у нее там в гнезде птенчики были, — Орли вдруг повеселела, заулыбалась.

А самой Таньке стало не по себе. Даже не из-за самого голоса неясыти, и правда жутковатого, но все же не настолько, чтобы по-настоящему его пугаться. Просто в последний раз она слышала этот крик, когда была в имении шерифа Кудды — как раз перед ночным разговором с монахами. А вспоминать такое кому захочется!

Натужно улыбнувшись, Танька подхватила Орли под руку, повела к фургону, принялась нашептывать ей на ушко всякие интересности — чтобы успокоить то ли ее, то ли саму себя:

— Те совы, что помельче — они летают тихо-тихо, люди их совсем не слышат. Наверное, это для того, чтобы и добыча их не замечала — ну, мышки там всякие, птички... А может, и для того, чтобы самим лучше слышать: видно-то ночью плохо, а охотиться все равно надо. А еще совы могут...

— Знаешь, холмовая, — задумчиво перебила Орли. — Я ведь раньше их очень боялась. У нас рассказывали, будто бы в сову умеет превращаться Дигде, злая сида из Беры, — ее еще называют Кайлех... — и, запнувшись, решительно добавила: — А сейчас — совсем не боюсь, вот ни капельки!

— А в Камбрии старики верят, будто бы мамин брат Гвидион превратил в сову изменницу Блодьювед, — подхватила Танька. — Ну, та своего мужа, а его племянника, чуть не погубила. И будто бы повелел тогда Гвидион, чтобы не видела она больше никогда солнечного света и все другие птицы клевали ее, если повстречают. Только, наверное, очень хитрая она была, эта Блодьювед. Мэтр Финн нам рассказывал, что сам не раз видел, как болотные совы охотятся средь бела дня, — выходит, научились они как-то обходить Гвидионов запрет. А вот что другие птицы сов не любят и гоняют — это самая что ни на есть правда. Ну, так а кто своих врагов любит-то?

Орли задумалась.

— Ну, так, может, это были другие совы, не родня той изменницы?

— Может, — чуть подумав, согласилась Танька.

* * *

В фургоне царил полный разгром: выдвинутый в проход большущий сундук, опрокинутые корзины, разбросанные по полу предметы одежды. Орли, взобравшаяся первой, тут же зацепилась ногой за одну из корзин, потеряла равновесие — и непременно упала бы, да только Танька подоспела вовремя, поймала.

— Ой!.. — только и смогла вымолвить ошеломленная сида. А Орли — та и вовсе будто онемела. Некоторое время она растерянно стояла посреди заваленного вещами прохода, устремив в стену невидящий взгляд. Потом ее глаза, должно быть, стали привыкать к темноте. Нагнувшись, Орли ощупала злополучную корзину, осторожно обошла ее и примостилась на Танькиной постели. Тут-то наконец к ней и вернулся дар речи.

— Ох! Это сколько же времени порядок-то наводить! — выдохнула она, оглядевшись вокруг.

— Неужели воры?.. — растерянно пробормотала в ответ так и стоявшая в проходе Танька. Нелепая, дурацкая мысль вдруг пробралась к ней в голову и принялась мучить: а вдруг кто-то позарился на ее дневник!

— Да брось, холмовая! — отмахнулась Орли. — Это небось всё Гвенин рассыпала, пока арфу доставала.

— Точно же! — Танька облегченно вздохнула, улыбнулась.

Орли еще раз огляделась, вздохнула. Проговорила с сожалением:

— А ведь и правда надо прибраться — а то точно кто-нибудь нос себе расквасит.

— Я помогу! — горячо откликнулась сида. — Сейчас посветлее сделаю, подожди!

И поспешила к выходу — откидывать полог.

* * *

Укладывать разбросанные вещи оказалось делом нелегким: правильные места для них никак не желали отыскиваться. К тому же Орли, несмотря на заглядывавшие в фургон крупные звезды и на свет догоравшего неподалеку костра, явно плохо видела и то и дело спотыкалась об валяющиеся на полу предметы. Но работа все-таки потихоньку продвигалась вперед.

Пыхтя от натуги, они вдвоем заталкивали тяжеленный сундук на положенное место возле борта, когда в фургоне вдруг стало совсем темно. Ойкнув, Орли отпустила сундук, тот неожиданно громко стукнулся об пол. Фургон качнулся, под полом что-то звякнуло. Тут же за спиной у Таньки раздался удивленный возглас Гвен: