Алесия, барышня в бегах

45. В суматохе дней.

Учитель Болотов взялся за меня всерьёз. Я занималась пением всё следующее утро, потом был небольший перерыв на обед, в течении которого господин Болотов рассказывал мне, как правильно петь, а потом снова были занятия. Я одновременно и постигала премудрость правильного извлечение звуков и учила песни, которые мне предстояло петь на концерте, который должен был состояться вот-вот — до него осталось не больше трёх недель, и теперь я знала, насколько это мало. Я искренне жалела, что не прилетела на Венеру сразу, я жалела, что тратила время на Клима — всё равно ведь ничего путного у нас не вышло, я только растравила себе душу тем злополучным разговором у моря, и теперь ходила с чувством незаживающей раны в душе.

— Господин Эбрел Доньярт просит разрешения посетить вас, госпожа, — сказал робот охранник, входя в комнату для занятий музыкой.

— Пусть приходит, — ответил вместо меня господин Болотов, — он нам не помешает.

Видимо, даже на Эбрела мне отвлекаться было не положено. Робот впустил Эбрела, Эбрел зашёл, посидел, послушал как я пою, убедился, что старичок Болотов меня не отпустит, и ушёл.

Освободилась я только вечером. Я пела не всё это время — так можно и голос сорвать, но в то время, когда я не пела, я слушала лекции почтенного учителя Болотова.

— Что ж, так или иначе, но вы споёте, — сказал мне господин Болотов на прощание.

И день мой ещё не был окончен! Мне ещё надо было в «Филимон». Конечно, разъезжать по агломерации было, в чём-то, опасно, Севелена ещё не поймали. Но Эбрел, очень беспокоившийся о моей безопасности, выбил мне специальное, бронированное такси, которое периодически проверяли на предмет наличия в нём бомбы. Кроме того, меня всюду сопровождал робот-охранник. Да и остальные жители агломерации Венеры не сидели сложа руки. Полиция распространила новость о том, что Севелен попал в объектив камер слежения агломерации Марса. И все остальные агломерации тут же закрылись, введя правило, по которому прибыть в них можно было только по предъявлению документов. Жители агломерации Венеры пошли ещё дальше, и, буквально нашпиговали пространство вокруг своих станций роботами охранниками, фиксировавшими всех, кто пролетал мимо. Так что Севелен никак не мог бы проникнуть в агломерацию Венеры, и я могла чувствовать себя вполне защищённой. Я могла смело лететь в «Филимон» на примерку платьев.

Потому что для выступления мне шился целый ворох платьев, и не у кого-нибудь, а у самой Лилит, изящной, манерной дамы, богини портновского искусства.

— Ты как колокольчик, — ворковала Лилит, обнося меня метрами ткани, — как рококо, не правда ли?

Я не чувствовала себя «рококо» и колокольчиком тем более. Особенно в том платье, которое творила на мне Лилит, закалывая пышные складки блёклой полупрозрачной ткани целой тучей булавок. Скорее я была похожа на утопленницу. Но авторитет Лилит подавлял, и всё что я могла, это согласно ей кивать.

— Надо ведь подумать и о твоём свадебном платье. Ах, свадьба! — Лилит мечтательно закатила глаза, — я помню все свадебные платья, которые шила. И твоё второе платье должно радикально отличаться от первого, чтобы изгладить из памяти людей тот провал. Согласна?

Конечно, я была согласна с тем, что тот провал надо изгладить. Ничего мне так не хотелось, как изгладить из памяти людей свою первую свадьбу, но едва ли это можно было сделать даже десятком сногсшибательных платьев.

— Глубокое декольте, тонкие ткани, и много, много блёсток, много перьев, такой я тебя вижу. — Ворковала Лилит, — Роскошь, шик и немного эпатажа. Что скажешь?

— Прекрасно, — промямлила я.

От Лилит я выходила с чувством, что меня укачало тканью и бесконечными примерками. Я шла по торговым залам «Филимона», уставшая, одуревшая от этого богатого делами дня. И это было даже хорошо, я, наконец-то, не думала о Климе. Дело осталось за немногим — надо было хорошо спеть, надо было разучить все танцы, которые мне предстояло станцевать на сцене, надо было каким-то образом выправить свою репутацию, надо было вести себя так, чтобы Эбрел на меня не сердился.

… И словно в насмешку над этими мыслями, мимо меня буднично проехал вазон с ярлыком «цветы Зегзицы». Это было как удар под дых. Да, это был просто плоский робот-погрузчик с упаковкой цветов и название «Зегзица» вовсе не означало, что Клим где-то рядом, «Цветы Зегзицы» были крупным поставщиком растений, ничего удивительного в том, что в «Филимоне» появились цветы этой фирмы не было. Может, эти цветы вообще были здесь без персонала, может быть их вообще расставлял робот. Всё это было так, но от одного вида этого вазона мне стало нехорошо, и я вынуждена была сесть. А злополучный вазон уезжал от меня куда-то вдаль.

Однако, я быстро взяла себя в руки. Потому что никто не сделал для меня столько, сколько Эбрел, и только об Эбреле мне надо было думать. Мне надо было просто встать и уйти из «Филимона», а дома заняться повторением гамм и прослушиванием музыкальных произведений, которе подобрал для меня учитель Болотов. Мне надо было заняться делом. И я решительно поднялась со своей кушетки.

Но судьба мне совсем, совсем не благоволила. Я не прошла и двух шагов как услышала:

— Роза Озирия, Сантори Аллоз…

Голос шёл из пустого павильона, отгороженного от холла «Филимона» филигранной перегородкой. Кто-то перечислял названия сортов роз, и я точно знала кем был этот «кто-то». Этот голос мне было ни с чем не спутать. Это был Клим. Я приблизилась к перегородке, поверхность которой складывалась из перевивающихся полосок металла, мельком глянула внутрь, и тут же отошла.

Это действительно был Клим, он всё ещё был очень худым, рабочая куртка болталась на нём мешком, но это точно был он. Он стоял и читал с планшета названия цветов, а робот перед ним указывал ему на названные растения. Я не увидела лица Клима, только его красивый профиль — и тут же торопливо отошла. Я ушла домой. Ушла с мыслью, что это не может быть простым совпадением, что не может быть такого, что Клим, которого я так старалась забыть, вдруг оказался на Венере спустя всего пару недель после того, как я от него уехала. Неужели Клим решил меня преследовать, неужели он решил меня добиться?

И я не знала, что мне чувствовать по этому поводу.