Том 4. Стиховедение

2

Строфика Баратынского неразнообразна: экспериментаторство в этой области кончилось с Петровым и Державиным. Всего в его трех сборниках 164 стихотворения (считая поэму «Телема и Макар»), но два из них — полиметрические, двухразмерные (об этом — ниже), поэтому приходится учитывать общее количество 166 текстов. При взгляде на них прежде всего бросается в глаза большое количество стихотворений малого объема (4–8 стихов) — следствие постоянного внимания поэта к жанрам эпиграмм, мадригалов (на которых он учился литературной технике) и потом — коротких сентенциозных стихотворений. На их малом пространстве строфическое строение не успевает ощутиться, их приходится учитывать отдельно как однострофные: их 35 (21 %) из 166. Далее, наибольшая часть стихотворений не членится на однородные строфы, имеет вольную рифмовку — открытие предпушкинского и пушкинского литературного поколения: таких стихотворений 69 (41 %) из 166. На собственно строфические (равнострофные) стихотворения приходится 61 текст (37,5 %) — в том числе 7 % 2-стиший парной рифмовки, 19,5 4-стиший (из них 10,5 % АбАб и 5 % аБаБ) и 11 % многостиший (из них 8 % — 6- и 8-стишия, остальные — 5-, 10-, 12-стишия и один сонет). Оставшиеся 0,5 % — это нерифмованное астрофическое стихотворение «Лазурные очи» («Люблю я красавицу…»).

Это средние цифры; разные размеры по-разному тяготеют к этим категориям. Доля однострофных стихотворений выше всего среди 5-стопных ямбов, таких как «Мой дар убог, и голос мой негромок» — 43,5 % (из 22 текстов), при средней — 21 %. Доля стихотворений вольной рифмовки выше всего среди вольных ямбов, таких как «Финляндия» (в неупорядоченных разностопных стихах упорядоченные строфы вообще невозможны), — 91,5 % при средней — 41 % (это 11 из 12 стихотворений, 12‐е — однострофное); за ними следует 4-стопный ямб, 56,5 %. Доля 4-стиший выше всего среди разностопных урегулированных ямбов, таких как «На что вы, дни!..» (сама урегулированность делает для них невозможной вольную рифмовку, а более сложных строф, чем 4-стишия, Баратынский избегает), — 68,5 % при средней — 19,5 % (это 13 из 19 стихотворений, остальные — 4 однострофных и 2 многостишных). Доля 8-стиший выше всего в 4-стопном хорее, как в «Наслаждайтесь: все проходит…» (37,5 % при средней 5 %), — в коротких размерах за длинной строфой легче уследить. Доля 2-стиший выше всего в 6-стопном ямбе (75 % при средней — 7 %) — это за счет александрийского стиха длинных юношеских посланий Гнедичу и Богдановичу. 10-стишиями написана «Осень», 12-стишиями (набросок поэмы?) «Последняя смерть», сонетом Баратынский считал 14-стишие «Мы пьем в любви отраву сладкую…», хотя традиционные правила сонета в нем далеко не соблюдены (об этом — далее). 8-стишия у Баратынского — всего лишь сдвоенные 4-стишия; 6-стишия — четыре раза аабввб, и только 5-стишия в единственном написанном ими стихотворении «Весна» — АббАб (а не более обычное АбААб; Баратынский и в вольной рифмовке избегает строфоидов АбААб).

Таким образом, на первом месте по употребительности у Баратынского стоит астрофическая, вольная рифмовка — главным образом в вольных и 4-стопных ямбах. Любопытно, что в этих двух размерах он употребляет разные средства ее организации. При вольной рифмовке текст состоит из строфоидов — групп стихов, объединенных рифмами — разной длины и формы: главным образом 4-стиший (с рифмовкой перекрестной, абаб, или охватной, абба), а кроме того, 2-стиший и многостиший (преимущественно 5-стиший). Если два 2-стишия стоят подряд, они могут ощущаться интегрированными в 4-стишие с парной рифмовкой; если за 2-стишием следует 4-стишие с охватной рифмовкой, они могут интегрироваться в 6-стишие с рифмовкой аабввб (пример из «Падения листьев»: «Готовься, юноша несчастный! Во мраке осени ненастной Глубокий мрак тебе грозит; Уж он зияет из Эрева, Последний лист падет со древа, Твой час последний прозвучит!» — здесь сама пунктуация побуждает воспринимать текст не как аа + бввб, а как ааб + ввб)[240]. 4-стишия с перекрестной рифмовкой воспринимаются легче, чем с охватной, а интегрированные 2-стишия и 4-стишия — легче, чем неинтегрированные; чем больше будет в вольной рифмовке первых, тем больше четкости будет привнесено в его вольность, чем больше вторых, тем больше расплывчатости. Так вот, в вольном ямбе Баратынский больше заботится о расплывчатости: перекрестных 4-стиший чуть меньше, чем охватных (в них соответственно 41 и 47 % строк текста), а интегрированные 2-стишия и 4-стишия составляют лишь 16 % строк всех 2-стиший и охватных 4-стиший. В 4-стопном же ямбе Баратынский больше заботится о четкости: перекрестных 4-стиший в нем в 1,8 раза больше, чем охватных (соответственно 45 и 26 % строк текста), а интегрированные 2-стишия и 4-стишия составляют целый 31 % всех возможных строк. Эти тенденции смягчаются лишь тем, что доля многостиший, мешающих однородности 4- и 2-стишных строфоидов, в вольном ямбе скромна (9 % текста), а в 4-стопном ямбе значительна (22 % текста). Было бы интересно учесть еще один критерий четкости/расплывчатости: какая часть строфоидов синтаксически замкнута, т. е. кончается точками или аналогичными знаками, — но такие подсчеты еще не сделаны.

Общая эволюция «строфики нестрофического ямба» от конца XVIII века до начала ХХ века исследована более или менее удовлетворительно: осторожное расшатывание вначале, максимум свободы в 1800–1810‐е годы и затем медленное закостенение, в результате которого в начале ХХ века вольнорифмованный ямб опять превращается в вереницу 4-стиший и интегрированных 6-стиший. На этом фоне тенденции строфики Баратынского к строгости сильно опережают свое время: доля 4-стиший в его лирике (в поэмах — меньше) составляет 67 % (при средней для его времени 61 %), а доля интегрированных 2-стиший составляет 87 % — максимум среди всех обследованных поэтов от Дмитриева до Минского[241].