Том 4. Стиховедение

2

Но соотношение прилагательных и глаголов в тексте значимо не только для его семантики, а и его ритмики. Ритм текста складывается в конечном счете из ритма слов — из отбора и расположения слов различного ритмического типа: односложных, двухсложных с ударением на 1‐м слоге, двухсложных с ударением на 2‐м слоге, трехсложных с ударением на 1‐м, на 2‐м и на 3‐м слоге и т. д. (конечно, речь идет о словах фонетических, с включением в их состав проклитик и энклитик). Различные части речи по-разному тяготеют к различным ритмическим типам слов. Обычно эти ритмические предпочтения выражены слабо, но именно у прилагательных и глаголов они настолько явны, что ощущаются даже непосредственно на слух. Для прилагательных и причастий характерно смещение ударения к началу и удлиненное (из‐за суффиксов) безударное окончание: «томный, томительный, томительные». Для глаголов характерно смещение ударения к концу и удлиненное (из‐за префиксов) безударное начало: «бежать, побежать, перебежать, не перебежать». Глаголам не чужда и тенденция к удлинению безударного окончания (особенно в формах на — ся), но она слабее, чем у прилагательных. По нашим подсчетам[583], в классической русской прозе соотношение двухсложных прилагательных ритмических типов «большой» и «быстрый» — 1: 2, глаголов типа «бежать» и «прыгать» — 1,5: 1; соотношение трехсложных прилагательных типа «молодой» и «медленный» — 1: 3, глаголов типа «побежать» и «выпрыгнуть» — 2,5: 1; соотношение четырехсложных прилагательных типа «молодая» и «немедленный» — 1: 2, глаголов типа «побежали» и «подпрыгнули» — 2,5: 1.

В прозе расположение различных ритмических типов слов по тексту — произвольно, закономерности этого микроритма пока еще неуловимы. В стихе — другое дело. По условиям ритма, скажем, 4-стопного ямба, односложные и двухсложные слова могут занимать в строке любое положение, но четырехсложные слова — уже не всякое. В четырехсложном слове ударение на 2‐м слоге может стоять в одной ритмической вариации на I стопе, в другой на II стопе, и только (или «Безумная душа поэта», или «Любви безумную тревогу»). В четырехсложном слове с ударением на 3‐м слоге оно приходится на III или на IV стопу (или «Привычка усладила горе», или «Она поэту подарила»). В четырехсложном слове с ударением на 4‐м слоге — или на II, или (редко) на III, или на IV стопу («Предупреждать зари восход», «В душе не презирать людей», «Я вас хочу предостеречь»). Еще Томашевский говорил, что каждая стопа стиха имеет свой собственный словарь. Он имел в виду прежде всего «ритмический словарь». Но оказывается, что «грамматический словарь» — тоже, так как соотношение частей речи (прежде всего прилагательных и глаголов) в каждом из этих типов слов сильно меняется в зависимости от позиции слова в строке.

В четырехсложных словах с ударением на 2‐м слоге соотношение прилагательных и глаголов в прозе — 1: 2. Когда такие слова попадают в стих на начальную (I) стопу, то разница эта выравнивается, прилагательных и глаголов оказывается совершенно поровну: строки типа «Безумная душа поэта» и «Послушайте ж меня без гнева» встречаются одинаково часто. Когда же эти слова попадают в стих на срединную (II) стопу, то разница эта усиливается, прилагательных (с причастиями) оказывается в 2,5 раза больше, чем глаголов: строки типа «Любви безумную тревогу», «Язык девических мечтаний» гораздо типичнее, чем «Его лелеяла надежда». Почему?

В четырехсложных словах с ударением на 3‐м слоге интерес представляет соотношение не только прилагательных и глаголов, но и существительных. В прозе оно приблизительно равно 20: 55: 25. Когда эти слова попадают в стих на конечную (IV) стопу, то это соотношение становится 25: 25: 50 — существительные решительно преобладают, а доля глаголов падает до уровня прилагательных: строки типа «И вы, красотки молодые», и «Она поэту подарила» одинаково часты. Когда же эти слова попадают в стих на срединную (III) стопу, то это соотношение приблизительно равно 35: 45: 20 — существительные резко отступают, а глаголы возвращают себе преобладание, почти как в прозе: строк типа «Привычка усладила горе» заметно больше, чем «Острижен по последней моде». Почему?

Среди четырехсложных слов с ударением на 4‐м слоге прилагательных ничтожно мало, смотреть приходится только на соотношение глаголов и существительных. В прозе оно около 60: 40. В конечной позиции стиха, на IV стопе, оно нарушается в пользу существительных, 50: 50 — строки типа «И раб судьбу благословил» и «Черты его карандаша» одинаково часты. Но в начальной позиции оно нарушается в пользу глаголов, 70: 30, строки типа «Не докучал моралью строгой» много чаще, чем «И календарь осьмого года». Почему? Кроме того, в этом ритмическом типе слов становится заметна еще одна часть речи — краткая форма страдательного причастия, и она тоже на разных позициях ведет себя по-разному: в конце стиха («Толпою нимф окружена», «В свои мечты погружена», «Еще любить осуждена») она встречается втрое чаще, чем в начале стиха («Осуждена судьбою властной»). Почему?

Причина этого — конечно, в специфике стиха, но в неожиданном ее аспекте: не в ритме, а в рифме. По предварительным подсчетам, у Пушкина соотношение существительных, прилагательных и глаголов по «Онегину» в целом — 50: 20: 30, в рифмах же — 60: 15: 25. Доля существительных на последней позиции стиха возрастает как по причинам языковым (за счет прилагательных), так и по причинам стилистическим (за счет глаголов). По причинам языковым — потому что в обычном русском порядке слов прилагательные предшествуют существительным, поэтому оказаться в конце строки прилагательное может лишь на сильном анжамбмане («…зубчатый, Надежно ввинченный кремень») или благодаря инверсии («Брожу над озером пустынным»); и то, и другое избегалось[584]. По причинам стилистическим — потому что в русской поэзии с XVII по XX век совершался непрерывный процесс деграмматизации: рифмовка одинаковых частей речи избегалась как слишком легкая, и в первую очередь (ко времени Пушкина — уже сознательно) избегались глагольные рифмы.

(Впрочем, можно ли считать деграмматизацию рифмы процессом чисто стилистическим, художественным, как считал Якобсон? В пользу этого говорит то, что в рифмах на существительные тоже происходит деграмматизация: все меньше рифм типа тень — сень, рифмующихся во всех падежах, все больше типа тень — день, рифмующихся только в некоторых падежах. Против этого говорит то, что в нерифмованном стихе соотношение существительных, прилагательных и глаголов в конце строки почти такое же, как в рифмованном: в «Скупом рыцаре» — 60: 10: 30. Против этого говорит и то, что в прозе соотношение существительных, прилагательных и глаголов в конце колона (синтагмы) тоже почти такое же: в «Скучной истории» Чехова — 70: 5: 25; а границы стихов, как известно, стремятся совпадать с границами колонов. Если в женских рифмах у Симеона Полоцкого отношение существительных к глаголам — 1: 9,5; у Кантемира и у Ломоносова — 1: 1; у Пушкина — 2,5: 1, то это несомненная деграмматизация, избегание глагольных рифм. Но если в прозе (правда, без дифференциации мужских и женских окончаний) соответственный показатель тоже равен 2,5: 1, то эволюция от Симеона Полоцкого к Пушкину представляется процессом не столько стилистическим, сколько языковым, — здесь не столько художественные установки деформируют язык, сколько язык освобождается от деформирующих художественных установок на параллелизм — и прежде всего глагольный параллелизм.)

Если, таким образом, специфика стиха (по крайней мере пушкинского) — в том, что последнее слово в нем чаще среднего бывает существительным, то этим объясняются и перечисленные выше особенности частеречевого заполнения четырехсложных слов.

Когда четырехсложное слово с ударением на 4‐м слоге (в обычной речи — преимущественно глагол с длинным безударным началом) попадает в конец стиха — оно все чаще оказывается существительным, вплоть до того, что число строк типа «И раб судьбу благословил» и «Черты его карандаша» становится практически одинаковым. Когда оно в начале стиха — глагол восстанавливает свое преимущество, строки «Не докучал моралью строгой» господствуют. Когда четырехсложное слово с ударением на 3‐м слоге (в обычной речи — тоже преимущественно глагол) оказывается в конце стиха — существительные учащаются настолько, что перед их лицом разница между словозаполнением «И вы, красотки молодые» и «Она поэту подарила» стушевывается. Когда оно в середине стиха — глагол восстанавливает свое преимущество, строки типа «Привычка усладила горе» господствуют. Когда такое слово с ударением на 2‐м слоге (в обычной речи — преимущественно прилагательное) оказывается в середине стиха — здесь и впрямь царствуют прилагательные, становясь определениями к завершающему существительному, по типу «Любви безумную тревогу». Когда оно в начале стиха — прилагательных в нем гораздо меньше, потому что в середине строки существительных меньше, чем в конце, и в предшествующих им определениях («Безумная душа поэта») они нуждаются меньше. Наконец, преобладание строк с краткими причастиями типа «Еще любить осуждена» над строками типа «Осуждена судьбою властной» объясняется совсем просто: в конце стиха велик спрос на рифмы к «она, одна» и т. п., а в середине стиха этого нет. (Причастия с рифмами на — на составляют в конце строки две трети, с рифмами на — но, — ны, — ён, вместе взятые, — одну треть.)