Этюды о карельской культуре

МЮД МЕЧЕВ, ИЛЛЮСТРАТОР «КАЛЕВАЛЫ»

У меня уже была написана короткая справка о Мюде Мечеве, когда я услышал, что в мае 1979 года он приедет к нам в Суоми. Во время нашей встречи 12 мая я попросил Мечева рассказать о себе, о том, как юн познакомился с Карелией и как работал над иллюстрациями к «Калевале».

«Родился я 31 марта 1929 года в старом районе Москвы, недалеко от дома, который принадлежал когда-то Льву Толстому. В этом районе проживает много коренных москвичей. Правда, мои родители не были москвичами, они приехали из Сибири. Моя мама, Мария Матвеевна Мечева, родилась на Урале, в семье потомственного мастера-оружейника. Отец происходил из старинного русского рода Пантелеевых-Киреевых. Его отец, мой дед, по образованию инженер и лесовод, имел чин действительного статского советника. В Сибири дед был известен как строитель, строивший, в частности, железную дорогу к Байкалу. Он занимался также ихтиологией, изучал возможности разведения ряпушки в Байкале. А еще он был академиком Императорской Академии наук.

Моей маме сейчас 81 год, она педагог и работала заведующей кафедрой педагогики в пединституте имени Ленина. Училась она не только в России, но также в Колумбийском университете Нью-Йорка и была еще стажером в Гарвардском университете. Отец во время первой мировой войны был офицером, получил контузию и после этого больше не воевал. Позже он захотел учиться на художника, но ему не удалось довести учебу до конца. Несмотря на это, отец стал прекрасным художником. А кроме того, он работал еще в кукольном театре. Отец умер в 1945 году.

Таким образом, я происхожу, на мой взгляд, из поразительно интересной семьи, поскольку предки матери были крестьянами и ремесленниками, людьми тяжелого физического труда, а по линии отца я потомок довольно богатого и интеллигентного рода, занимавшегося культурой, наукой и искусством. От них, надо полагать, я и унаследовал именно те свойства, которые так пригодились мне во время моей жизни на Севере и в работе с «Калевалой». От мамы я перенял крепкое здоровье и серьезное отношение к тяжелому труду. А свой интеллект я, кажется, наследовал от предков отца.

К искусству я впервые прикоснулся дома. У нас была очень большая библиотека, в ней только по искусству насчитывалось около двух тысяч книг. Сейчас этой библиотеки уже нет, она погибла во время войны. Но в детские годы мне и в голову не приходило, что буду художником. Я представлял себя писателем.

Почти всю войну я прожил в Москве. В 1945 году, после войны, я начал учиться в художественно-промышленном училище, бывшем Строгановском, где готовили мастеров прикладного искусства. Там я проучился три года. Затем еще три года учился в художественном институте имени Сурикова.

Под конец учебы я глубоко разочаровался в тех познаниях, которые мне давали. Вот тогда-то и выпал для меня счастливый случай. В 1949 году я прочитал в «Литературной газете» объявление о всесоюзном конкурсе на иллюстрирование «Калевалы». От самого слова «Калевала» веяло чем-то таинственным и заманчивым. Я кинулся в библиотеку, взял эту книгу в переводе Бельского и начал читать. С первых же страниц мне стало казаться, что с «Калевалой» я смогу достичь того, чего не сумел получить от учебы, иначе говоря, найду свою особую фантазию и неистощимый заряд творческих сил. Я сказал маме, что ухожу из института и приступаю к иллюстрированию «Калевалы».

И я принялся изучать эпос. Ходил в библиотеку имени Ленина читать литературу по искусству Финляндии и Карелии, а также научные работы по материальной культуре и всякие другие книги, которые, на мой взгляд, могли помочь мне в работе.

Через три-четыре месяца я сделал десяток работ. Они, понятно, получились очень наивными, романтическими, однако в них, пожалуй, все же отразилось мое представление о «Калевале». Я отправил их в Петрозаводск, на конкурс. С нетерпением и тревогой ждал я итогов конкурса. И незадолго до Нового года пришла телеграмма, в которой сообщалось, что я получил третью премию. Это была первая настоящая победа в моей жизни. Мне в то время было двадцать лет. Потом ко мне приехал Сергей Иванович Лобанов, директор государственного издательства Карелии, и спросил, желаю ли я поехать в Петрозаводск и там поработать над иллюстрированием «Калевалы». Я, конечно, ответил, что очень хочу, но у меня, мол, нет ни малейшего представления, как и где я там буду жить, и что у меня совсем нет денег. Лобанов заявил, что он понимает меня, но объяснил, что бояться мне нечего, потому что когда-то ему самому пришлось спать на своем рабочем столе, поскольку негде было ночевать. «Вот и ты можешь спать на столе в издательстве», — успокоил меня Лобанов.

Приехал я в Петрозаводск и первые недели действительно спал в издательстве, пока не подыскал себе жилье. Я хотел найти такой дом, где была бы говорящая по-русски крестьянская семья, которая помогла бы мне в работе над «Калевалой» и познакомила с местными людьми. Кроме того, хотелось, чтобы это жилье находилось поближе к Петрозаводску, аэродрому, железной или автомобильной дороге, поскольку я рассчитывал побывать в разных местах Карелии и Русского Севера. Такую квартиру я нашел в Соломенном, в доме старой крестьянки Анны Степановны Красиковой, уроженки Архангельской области. Она оказалась первой, в ком я увидел отпечаток духовной культуры народов Севера. До революции Анна Степановна была богатой крестьянкой, вместе с мужем они владели маленькой пимокатной фабрикой. После революции ее муж стал директором Соломенского лесозавода. Анна Степановна знала местные обычаи и людей, поскольку жила в Соломенном с 1919 года. И я поселился в мезонине ее дома.

В первые же дни я начал приглядываться к людям, наблюдать, как они живут, какие у них дома, как они разговаривают, как выглядят. Я всматривался в людей, чтобы найти среди них типы эпических героев, потому что до сих пор считаю «Калевалу» реалистическим произведением. Мне кажется, что основу рун составляет реальная действительность, что герои, воспетые в «Калевале»: Вяйнямёйнен, Куллерво, Лемминкяйнен, Илмаринен — жили когда-то на самом деле. Вот такое у меня представление о «Калевале».

Был у меня в Соломенном еще один добрый знакомый — Александр Степанович Ермолаев. Это был потомок древнего новгородского рода, однако в его лице, как и в лицах многих русских людей, живущих на Севере, проглядывали, так мне казалось, какие-то финноугорские черты. Он стал моей первой моделью при создании образа Вяйнямёйнена. Александр Степанович служил священником в соломенской церкви Петра и Павла и умер в 1958 году.

Одновременно я осваивал вещественный материал народной культуры, который видел в Соломенном и окрестных деревнях, а также в петрозаводском историко-краеведческом и других музеях. Издательство предоставило мне для работы два года. Сначала мне казалось, что это слишком много. Но стоило всерьез взяться за дело, как сразу понял, что этот срок чересчур мал. Мне теперь кажется, что два года — это, в сущности, насмешка, что только бюрократ мог назначить такой смехотворный срок. Серьезный художник не должен соглашаться на подобное условие, ему надо дать возможность работать столько времени, сколько потребуется. Все же мне удалось убедить работников издательства в том, что им придется ждать столько времени, сколько я сочту необходимым. И вот в первый раз на иллюстрирование «Калевалы» у меня ушло семь лет. Издательство «Карелия» выпустило книгу в свет в 1956 году, в нее вошли 117 черно-белых и цветных иллюстраций, изготовленных мной. Но первая «Калевала» все же еще не настолько удовлетворяла меня, чтобы я мог считать работу законченной.

После этого я остался в Карелии еще на десять лет. Но потом вернулся в Москву, так как понял, что для успешной работы мне необходимо основательно поучиться у старых мастеров книжной графики, а эти мастера жили в Москве. Возвращение в Москву стало для меня непременным условием становления собственного художественного стиля и совершенствования методов работы. Я провел в поисках еще почти шесть лет. Постигал технику гравюры, потому что хотел, чтобы следующая моя «Калевала» была иллюстрирована гравюрами.

Конечно, я понимал, что рисовать «Калевалу», сидя в Москве, отнюдь не лучшее решение. Я считал, что мне следует вести приблизительно такой же образ жизни, какой вел раньше, в Соломенном. То есть должен заниматься физическим трудом, ходить по деревням, бегать на лыжах, косить сено, выращивать картошку — словом, делать то, что может помочь мне войти в круг древних представлений об окружающем мире. И тогда я построил себе маленький домик на Бараньем Берегу, рядом с Петрозаводском. В этом домике, едва только начался 1967 год, я сел за стол и начал рисовать новые иллюстрации к «Калевале».

Эта новая работа явилась, по сути, моей первой серьезной попыткой иллюстрировать «Калевалу», ибо на сей раз мне удалось, кажется, с большим тактом и глубиной проникнуть в мир и жизнь героев эпоса.

Я считал, что «Калевала» — книга таких драматических и лирических контрастов, что гравюры следует напечатать достаточно темными на очень белом фоне. Мне хотелось добавить еще какую-нибудь краску, но какую именно, я тогда не знал. Позднее я решил, что лучше всего к белому и черному добавить красный цвет. Мне кажется, что такое сочетание цветов создает правильное восприятие эмоционального настроя эпоса. И книга получилась именно такая.

В этой связи должен сказать, что работаю я очень медленно. Но художник, по-моему, и должен медленно работать. Пожалуй, за всю свою жизнь он может создать всего лишь четыре-пять подлинных творений, не больше. Ведь каждое произведение, которе сам автор ценит, требует огромного заряда энергии, какой-то части жизни. В этом отношении я придерживаюсь традиций старого русского искусства. Александр Иванов, например, писал одну свою картину 21 год, профессор Йордан 18 лет писал копию с картины Рафаэля. Для меня они являются путеводными звездами, примером для подражания.

Сначала я сделал эскизы по всем темам «Калевалы». Затем развесил их у себя в мастерской в том порядке, в каком они должны печататься в книге. Каждый день я разглядывал их, снимал те, которые казались хуже, и рисовал заново. Когда работа подошла к концу, эскизы висели по всем стенам. Затем я начал резать гравюры. Кстати, считаю, что современный художник сам должен уметь вырезать гравюры, а не поручать их изготовление кому-то другому. Поскольку гравирование — очень долгая и трудоемкая стадия работы, у меня на нее ушло около пяти лет. И вот спустя семь лет, в 1974 году, новые иллюстрации к «Калевале» были готовы, На эту работу потребовалось, таким образом, столько же времени, что и в первый раз.

Работая над новыми иллюстрациями к «Калевале», я изъездил вдоль и поперек всю обширную территорию Русского Севера — Ладогу, Онего, Баренцево море, реку Онегу, Кольский полуостров и Канин Нос, леса и тундру. Всюду я старался высмотреть все, что сохранилось от старого уклада жизни, от традиционной материальной культуры. Особенно большое значение имели для меня две поездки в Финляндию, благодаря которым я смог увидеть в музеях собрания финской материальной культуры. Там мне подарили много прекрасных изданий по этнографии и народному искусству. Кроме того, я все время всматривался в людей, в их лица, внимательно рассматривал пейзажи Финляндии.