Этюды о карельской культуре

ПАТРИОТ КОСТОМУКШИ

Яакко (Яков Васильевич) Ругоев родился 15 апреля 1918 года в маленькой деревушке Суоярви, входившей в состав Костомукшского гнезда деревень. Все его творчество — стихи, романы, рассказы, очерки — неразрывно связано с родным краем и событиями его собственной жизни. Без знания всего этого трудно понять реальную основу произведений Я. Ругоева, как, впрочем, и других карельских писателей, правильно осмыслить их идейное содержание, увидеть органичную связь языка и стиля с карельской народной речью. Поэтому вполне уместно будет рассказать читателю о «роде-племени» Яакко Ругоева, о его родине, о его жизненном и писательском пути.

У Яакко Ругоева крепкие Костомукшские корни. По линии отца он происходит из рода Ругоевых, или Руханенов (возможно Рюхяненов), по материнской линии связан с Пекшуевыми, или Пёкшунеными. Предки обоих родов, согласно преданию, пришли из Саво (область в южной части Финляндии, западнее северного Приладожья). Оттуда же, из Саво, пришел сюда предок третьего великого Костомукшского рода — рода Ватаненов. Носителей прочих фамилий было немного, и они, как правило, вели свою родословную от того или иного бывшего примака. Однако первыми насельниками края, по смутным, правда, преданиям, были лопари. Следы их сохранились, в частности, и в местной топонимике. Уже само название «Костомукша» («Костамус» или «Костомус», как именуют прежнее селение его бывшие жители) происходит из саамского языка.

Дед Яакко Ругоева Тимо в конце прошлого века переселился со своей семьей из Костомукши на берег озера Суоярви и построил дом на безымянном полуострове. Потом этот полуостров стали называть Тимонниеми, по имени первого обитателя. Дед Тимо был женат на Окахвие из Бабьей Губы, вероятнее всего из Ехримянваары. «Вообще-то из Ерхимянваары вышло немало литературно одаренных людей», — сказал в беседе со мной Яакко Ругоев. И действительно, оттуда был родом, например, мой хороший друг и бескорыстный помощник в моих карельских изысканиях Вилхо Юриноя, или, по-карельски, Ехримяйнен Васселей (1901 -1956), там же родился в 1904 году Ийво Никутьев, видный журналист и писатель Советской Карелии 1930-х годов, из творчества которого наиболее, пожалуй, известной была новелла «Марфа», написанная на карельском языке, да еще Микко Ляхдекуннас (Никутьев), который выпустил по крайней мере одну книгу стихов. «Может, через бабку Окахвие и мне тоже передалась эта ехримянваарская тяга к писательству», — размышлял Яакко Ругоев.

Сыновья Тимо Ругоева обзавелись семьями и построили свои дома там же, на Тимонниеми, причем селились попарно. Один дом поставили для старшего из братьев Акима и младшего Николая, второй — для Васселея (отца Яакко Ругоева) с Макарием, а избу старого Тимо перестроили в хоромы для братьев Ортьё и Симаны.

Акима был усердным торговцем. Он много раз ходил в Финляндию коробейничать, даже какое-то время держал свою лавку в Кемиё, в местечке со шведскоязычным населением. Жену себе он взял из карельской деревни Вуокинсалми, что у самой границы. Его жена Анни приходилась родной сестрой Домне Хуовинен, которая вышла замуж на финляндскую сторону и которая у нас в Финляндии прославилась как хороший знаток народных традиций и фольклора.

Николай, напарник Акимы по отделению от отчего дома, был одаренным, разносторонне развитым человеком. О перипетиях его жизненного пути надо бы написать книгу, рассуждал Яакко. Николай бойко говорил по-фински и по-русски, знал довольно неплохо шведский, который выучил еще подростком в Кемиё, помогая Акиму в его торговых делах, и английский языки, хотя всего только один год учился в школе Минина в Кимасозере. У него был удивительно, красивый почерк. Вообще Николай отличался большой душевной чуткостью и умом. И к тому же внешне он был очень красив.

В родном доме Яакко тоже было двое хозяев — Васселей и Макарие. Васселей родился в 1886-м, в «старый Новый год», но в паспорте, полученном уже в советское время, записали 1887 год. Женился он на Окахвие Пекшуевой из Суоярви. Яакко у них был первым сыном. А всего детей было семеро, из них три дочери умерли в детском возрасте. Да и сам Васселей ушел из жизни, когда дети были еще малолетние.

Женой у Макарие была Окку из Кенттиярви, дочь келловаарского Хуотари, сына Омоссу. В послевоенные годы Яакко записал от Окку, или «Макариевой дядины», много рассказов о старине. И о том, как жених привез ее в Суоярви.

Дом для Васселея с Макарием только что построили, и мужчины приступили к строительству бани. Сам Макарие в эти дни находился на празднике в Кенттиярви. А был такой обычай: если с праздника возвращались с невестой, то уже на ближних озерах полагалось стрелять из ружья в воздух. И вот с озера Пуаппалинъярви послышалась ружейная пальба. Всякий раз, когда доносился звук выстрела, мужчины отвечали на него ударами больших деревянных колотушек. Они сразу догадались, что это Макарие везет молодуху. Окахвие, жена Васселея, свадебные обычаи знала: она набрала ячменя в решето и, как только Макарие и Окку подошли к крыльцу, осыпала их зерном.

В доме обе семьи жили общим хозяйством. Но уже с самого начала дом был построен на две половины, и каждая из них имела одинаковые жилые помещения, печи и все прочее. Ума хватило заранее приготовиться к разделу, и вот однажды раздел действительно наступил.

У Васселея характер был вспыльчивый. Изнурительная работа на строительстве Мурманской железной дороги и напряженный труд новосела подкосили его здоровье, а недомогания сделали его еще более раздражительным. Будучи к тому же значительно старше Макарие, он считал себя обязанным направлять дела брата и, видимо, слишком в этом усердствовал. А Макарие, напротив, был по натуре веселым и беззаботным. Это проявлялось, например, при поездках в Кемь за товарами. В дороге собирались целые обозы в десятки, а то и в сотни подвод. Возчики в пути нередко менялись между собой лошадьми «баш на баш». Это было чем-то вроде азартной игры. Макарие, бывало, за одну поездку по нескольку раз менял лошадей. Васселею такое дело, разумеется, не нравилось, потому что чаще всего Макарие оставался отнюдь не с лучшей лошадью, а то и вообще возвращался домой на загнанной кляче.

Раздел между братьями произошел следующим образом. «Мы сидели за столом, обедали, — рассказывал Яакко Ругоев. — Что сказал отец, я не расслышал, но словесная перепалка вспыхнула между братьями. На столе лежал непочатый круглый ржаной каравай. Дядя Макарие встал, взял хлеб и нож со стола и разрезал каравай посредине. Одну половину он протянул моему отцу, вторую отдал Окку, своей жене. И сказал, что с этого дня «переходим на свой хлеба». Так произошел раздел. Но мы, дети, никогда не признавали этого раздела. У наших родителей хватило ума не навязывать свою волю детям. И дети всегда садились есть на той половине, на какой им хотелось, и спать ложились там, где хотели. У Окку с Макарием было пятеро сыновей, а нас, детей Окахвни и Васселея, было еще больше. В лучшие времена под одной крышей носилось больше десятка сорванцов. Но я не помню случая, чтобы Окку побила ребенка или хотя бы крепко поругала».

Во время войны дом сгорел дотла, только труба да печь остались торчать на его месте. Но эта печь была так прочно сложена, что еще в послевоенные годы служила косарям, приходившим сюда из Вокнаволока. Они пекли в ней хлеб и лосятину: продуктов не хватало, так что приходилось подстреливать лося. На склоне Куйккаваары у Костомукши добывали камень, который назывался «лийттакиви», из него клали печи. Этот сланец обладал таким свойством, что стоило новую печь несколько раз жарко протопить, как он оплавлялся и затягивал зазоры между плитками, так что под и стенки печи превращались в монолит.

Братья отца, Симана и Ортьё, как уже было сказано, перестроили дом деда Тимо. Симана вскоре принял старую веру и ушел в «старцы», так в этой вере он и умер.

Мать Яакко Ругоева, Окахвие, родилась в «троицкую пятницу» 1894 года, правда, в документах указан 1897 год. Родителями Окахвие были Ортьё, сын Микиты Пекшуева из Суоярви, и Ели, дочь Симаны Иевлева из деревни Алаярви.

Летом 1941 года Окахвие с младшими детьми пришлось отправиться в эвакуацию. О том, как они жили после войны, Яакко рассказал следующее:

«Наша семья вернулась из эвакуации в Панозеро, поближе к дому, еще во время войны. Мама некоторое время работала на лесозаготовках, потом была стряпухой и даже ночным сторожем. Кроме того, вместе с другими женщинами возила грузы на лодке по реке Кемь. Когда война кончилась, надо было решать: как жить дальше? У мамы хватало забот с моим младшим братом Ристо; младшей сестры Ауне уже не было — она заболела и умерла еще в 1943 году. Сразу после освобождения Петрозаводска сестру Ольгу отозвали из Шомбы, где она заведовала почтой, и назначили работать на Петрозаводском почтамте. Брат Николай еще служил в армии. У нас с женой был в Петрозаводске, на улице Урицкого, свой закуток, маленькая комнатушка с плитой, и у нас уже был ребенок. Мама пожила немного вместе с нами, но потом заявила, что всем нам здесь тесно. И мы задумались, куда определить маму и Ристо. Узнали, что под Сортавалой пустует много домов. Вот мы и отправились искать подходящее место. Дня два кружили мы по предместьям Сортавалы, потому что мама век прожила в деревне и не хотела жить в городе. К тому же она мечтала завести корову. Когда началась война, она сдала свою корову государству. Ох, и походили мы тогда по окрестностям Сортавалы. Хватало там красивых мест, и дома стояли целехонькие. Есть возле самого города большой остров, к нему через пролив паром ходит. Раньше на острове, судя по всему, жили рабочие фанерной фабрики, но в конце поселка уцелело и несколько крестьянских домов.

Строение, которое мы выбрали, больше походило на дачу, чем на жилье крестьянина. Позади него стеной возвышалась скала, которая вечером и ночью излучала накопленное за день тепло. Домик был построен перед самой войной. На усадьбе был разбит молодой сад — несколько яблонь и ягодные кусты. До залива — рукой подать, там плескалась рыба, по берегам лежали лодки, которые финнами были при уходе продырявлены. Одну из таких лодок мы и отремонтировали. Плита в доме отсутствовала, но я набрал кирпича у дороги и сложил плиту, хотя никогда раньше не приходилось этого делать. Тут мама и осталась жить. Потом к ней приехал из Калевальского района учившийся там мой брат Ристо. Через некоторое время и сестра Ольга переехала в Сортавалу. А когда демобилизовался Николай, он тоже поселился в Сортавале.

Мама навела на усадьбе полный порядок, и к 1958 году около дома вырос превосходный сад. Здесь не бывало губительных заморозков, потому что от скал исходило тепло. Умели же прежние хозяева выбрать место для дома! Я много раз в году приезжал к маме, даже написал там многие главы «Сказания о карелах».

Брат Николай сначала работал киномехаником, а после женитьбы ушел на лыжную фабрику в Хелюлю, поскольку там был выше заработок, да и квартиру дали. Ристо после окончания электротехнического отделения Сортавальского сельскохозяйственного техникума несколько лет ремонтировал старые электростанции, строил ЛЭП. В 1958 году он утонул. После этого маме стало невмоготу оставаться на острове, и вместе с дочерью Ольгой она перебралась в город. Там, в Сортавале, мама и умерла 17 июля 1978 года».