Дороги товарищей

ПЕРВАЯ УТРАТА

В этот день Аркадий Юков получил последние инструкции…

Когда он вышел на крыльцо дома, над городом нависла мрачная влажная и тяжелая тьма. По небу, точно обложенному густой черной ватой, изредка пробегал мутный луч прожектора, быстро исчезающий за горизонтом.

Аркадий шел по мокрому тротуару, с трудом обходя глыбы сцементированного кирпича, спотыкаясь о какие-то бревна и булыжники.

Вторая воздушная тревога застала его на Цветном бульваре, и он, как минуту назад Женя с Костиком, вбежал в заставленную грузовиками школьную липовую аллею. Какие-то люди втолкнули его в подъезд. Среди дежурных, распоряжавшихся у входа в подвал, где помещалось убежище, оказалась Наташа Завязальская.

— Аркадий?! — воскликнула она. — Ты что? В бомбоубежище?..

— Давно мечтал посидеть в бомбоубежище! — иронически проговорил Юков. — Шел по улице, а тут опять началась эта музыка.

— Пойдем дежурить на крышу, — предложила Наташа.

«Мне нельзя», — хотел ответить Аркадий, но спохватился.

«А почему же нельзя? Опасно? Так и в подвале опасно. Завалит — и поминай как звали!»

— Лезем! — решительно сказал он. — Люблю высоту!

— Здесь где-то я видела Женю, — сообщила Наташа.

— Может, весь класс здесь?

— Полкласса! — крикнула Наташа, проворно взбираясь по лестнице вверх. — Я считаю, что крыша — самое безопасное место.

На крыше он потерял Наташу из вида. Когда первая крупнокалиберная бомба, разорвавшаяся в липовой аллее, потрясла землю и воздух и отшвырнула от трубы Костика, Аркадий, за несколько секунд до этого крикнувший: «Держи-и-ись!», увидел чье-то тело и подбежал к нему.

…Костик все твердил:

— Настурции, настурции!..

— Какие настурции, черт возьми! — разозлился Аркадий. — Что ты бредишь, лунатик?

В это время снова засвистело и ахнуло, крыша, встряхнувшись, как от озноба, зашаталась, по ее блестящей цинковой поверхности побежал золотоперый петух — отблеск фонтана пламени, вырвавшегося из глубины здания.

Непреодолимая сила швырнула Женю в сторону. Девушка опрокинулась на спину и покатилась вниз. Кругом скрежетало, звенело, лопалось и рвалось. Женя чувствовала запах раздробленных кирпичей, жженой краски, запахи крови и дыма. Катилась она всего две-три секунды, но ей показалось, что это длилось целую минуту.

«А там — обрыв!» — мелькнуло у нее. Голова уперлась во что-то жесткое. Это были низкие перильца пожарной лестницы.

За спиной Жени, как красное полотнище на ветру, металось жаркое крыло пламени.

Женя схватилась за перильце руками и, зажмурившись от страха, стала спускаться по отвесной лестнице. Ей казалось, что она спускается в глубокий колодец: наверху было светло, внизу стояла непроглядная темь. Бомба пробила крышу, чердак и взорвалась в уборной третьего этажа. Стены соседних комнат, где помещались склады и операционные палаты, рассыпались в щебень. Верхний этаж и чердак наполнились едким дымом, смешанным с пылью. Пламя охватило паркетные полы, стропила и выбилось через пролом крыши.

В момент взрыва Аркадий распластался на железе. Когда грохот разрыва улегся, он крикнул, сложив руки рупором. Костик не отозвался. Еще до взрыва он, закрыв лицо руками, сломя голову бросился куда-то в сторону.

Аркадий побежал по крыше навстречу пламени и возле полуразвалившейся дымовой трубы разглядел сжавшееся тело Павловского. Нагнувшись, он лихорадочно ощупал грудь и лицо Костика. Рука ощутила что-то липкое. «Кровь!» — мелькнуло у Аркадия. Он поднял Костика на руки и понес через слуховое окно на чердак. По чердачной лестнице уже скользили язычки пламени. Вырываясь откуда-то снизу, они множились, свивались в тугую, начавшую гудеть змею. Аркадий ладонью зажал глаза Павловского, надвинул на лицо кепку и, не выпуская Костика из рук, перепрыгнул через струю огня, скатился вниз.

Врачи, медсестры, санитарки вместе с легкоранеными уже тушили огонь, засыпали его песком, глушили пенными струями огнетушителей.

Юков, почти задохнувшийся от дыма, опустил неподвижное тело Павловского в углу, возле лестничной клетки.

— Что с ним? — спросила молоденькая медсестра с санитарной сумкой через плечо.

Аркадий не мог говорить. Он широко раскрывал рот, втягивая воздух.

— Товарищ? Товарищ? — тревожно спросила медсестра. — Вы не ранены? Помощь вам не требуется?..

— Нет, — буркнул Аркадий. — Посмотрите вот… его. Медсестра склонилась над Костиком.

— Боже мой, какой молодой, красивый! — слезливо прошептала она, освещая тело карманным фонариком.

— Убит?! — испугался Аркадий.

— Лицо разбито. Больше ран нет.

Костик застонал.

— Лицо заживет, — безжалостно сказал Аркадий: — Голова бы цела была. Запишите адрес, сообщить надо… мать там у него, жена прокурора. Начальство все-таки! — усмехнулся Аркадий.

— Павловский? — удивленно спросила медсестра. — А вы кто? Товарищ?..

— Прохожий, — ответил Аркадий и пошел к вестибюлю, ощупывая волдыри на руках.

«Домой, спать, забыть!..» — думал он.

— Осторожнее, парень! — глухо сказал кто-то.

Аркадий резко остановился. Перед ним на разостланной простыне лежала Наташа Завязальская. Голова ее была разбита, рот открыт в последнем испуганном крике. Рядом с ней лежало двое парней, одного из них Аркадий знал: он учился в параллельном классе. Рядом на полу стоял, прикрытый листом бумаги, фонарь «летучая мышь».

— Что это? — прошептал Аркадий. — Когда их?..

— Не только их, — ответил глухой голос. — Десяти человек уже нету. Видишь? — И санитар, зажав в кулаке самокрутку, кивнул в сторону; там, в темноте, возвышались на полу темные бугорки.

Аркадий почувствовал, как горячий туман застилает ему глаза.

— Эх, ребятки! Дружки мои!.. — зашептал он. — Наташа! Ну, ничего! Ничего! Это пойдет в зачет фашистам, все пойдет в зачет! Заплатят они и по этому счету!

Пошатываясь, Аркадий нащупал дверь и вышел в зловещую темноту, пронизанную багровыми всплесками пожаров.