Дороги товарищей

ТРЕТЬЯ КЛЯТВА

В два часа ночи истребительный батальон был поднят по тревоге. Вслед за этим последовал приказ: «Оставаться на своих местах. Ждать команды».

Саша Никитин обычно ночевал в пустующей крестьянской избе, расположенной на краю села. В этой же избе проводили ночь Золотарев, Гречинский, Сторман, Коля Шатило. Вскочив с разостланных на голых кроватях одеял и пиджаков, они быстро оделись, выскочили один за другим во двор.

— Что такое? — недоуменно спросил Семен Золотарев. — Что это гудит?..

Все прислушались. С севера явственно доносился ровный однообразный гул, который напоминал звук гудящих корпусов чесменского Заречья. Как будто там, за лесами и полями, работала какая-то гигантская машина.

— Вы слышите, как гудит! — крикнул Семен.

— Самолеты летят, — сказал Коля.

— Не может быть, не такой звук. Как будто водопад… — заметил Гречинский.

— Фронт, ребята! — прозвучал с крыльца встревоженный голос Саши.

— Фро-о-онт! — разом выдохнули все и надолго замолчали, вслушиваясь в гул артиллерийской канонады.

Странно было, что он катился не с запада и даже не с юга, где немцы недавно продвинулись сразу на семьдесят пять километров, а с севера.

— Водопа-ад! — удрученно протянул Гречинский.

— Обходят Валдайск, — вздохнул Сторман.

— Идут на Чесменск, — сказал Саша.

И снова установилось тягостное молчание.

До утра никакой команды не последовало. А утром такой же ровный зловещий гул стал катиться и с юга. Разнесся слух, что немцы заняли железнодорожную станцию в пятидесяти километрах от Чесменска и в семидесяти пяти от Валдайска. Железная дорога между Чесменском и Валдайском была перерезана.

В десять утра командир батальона отдал приказ: «Всем выходить на работу». В три часа дня артиллерийская канонада с юга стала звучать в полный голос, на горизонте выросли шапки дыма.

В четыре часа все работы на полосе укреплений были прекращены. Батальон вернулся в село. Из конца в конец носились разноречивые слухи. Одни говорили, что батальон вооружат и двинут к фронту, другие утверждали, что есть приказ об отправке батальона в Чесменск.

Под вечер на дороге, огибающей село, появились первые колонны отступающей пехоты. Бойцы двигались повзводно, сохраняя строевой порядок, и беспорядочными группами. Некоторые бойцы подбегали к крайним избам, просили воды.

— Как дела? Плохо? — спрашивали их ребята.

Одни молчали, сурово сдвинув брови. Другие кивали в ту сторону, откуда все усиливался гул, роняли:

— Обходят.

И шли дальше, мимо села, на восток.

На западе, за далеким синим лесом, куда спускалось солнце, было тихо. С запада-то и отступала наша пехота, твердя одно страшное слово: «Обходят!»

В сумерках Саша пошел к командиру батальона (вместо Фоменко батальоном командовал теперь один из работников городского военкомата), чтобы узнать, в чем дело, сколько еще придется ждать. Командир, уставший от объяснений, затопал на Сашу ногами и выгнал из избы, грозя ему богом и чертом.

— Нет приказа, не знаю! — только и понял Саша.

«Эх, тряпка! Да на его месте я черт знает что сделал бы!» — подумал он. Впрочем, что, что бы он сделал? Двинул бы батальон к фронту? А где оружие? Приказал бы отходить к Чесменску? А если бы через час пришел приказ… к фронту?

«Тут затопаешь ногами», — приуныл Саша.

В крайней избе в это время шел настоящий военный совет. Лев Гречинский подобрал на дороге командирскую планшетку с картой фронтовой полосы. На этой карте черным карандашом была нанесена извилистая линия фронта. В двух местах ее перерезали жирные красные стрелы. Обходя с юга и севера Валдайск, они тянулись на восток и смыкались восточнее Чесменска.

Территория, сжатая этими стрелами, была тем же карандашом перечеркнута крест-накрест и отмечена большим восклицательным знаком.

При свете лампы-коптилки ребята склонились над картой. Взгляды их сходились на зловещем месте и выразительном восклицательном знаке.

— Что же происходит? — возмущенно говорил Гречинский. — Наступление врага планируют!..

— Сил, видно, нет, вот и не идут вперед. — заметил Вадим.

— Есть у нас силы, есть! Просто путаница какая-то. Подожди, узнают в Москве…

— В Москве знают, там планы есть, — сказал Вадим.

— Конечно, есть, — добавил Семен. — Отступают — нужно, выходит. Кутузов и из Москвы отступал. Это стратегией называется.

— Вот это? — постучал Гречинский пальцем по карте.

Вошел Саша, и все заговорили вперебой:

— Саша, взгляни! Посмотри, какие тут чертежи! Вот сволочи! Немцы к Чесменску прут! Отступление! Что командир говорит?

— Да-а, — задумчиво протянул Саша, разглядев карту, — по всему выходит, правильно эти стрелки нарисованы. Гул с севера и с юга, там, значит, прорывы. И ясно, что они за Чесменском хотят соединиться. Вот, все дороги так ведут… удобные места. Но вот этот восклицательный знак мне не нравится… и крест тоже. Ясно, что это?

— Конечно, ясно: труба, — сказал Гречинский.

— Сам ты труба! — крикнул Семен. — Никогда этого не случится. Ты думаешь, командование позволит такую область в мешок взять?

— При чем здесь командование? — сказал Саша и, помолчав, вдруг спросил: — Ребята, что же мы будем делать, а?

— Партизанить! — весело выпалил Сторман. — Эх, хорошо!

— Нет, в самом деле? Кругом паника, никто ничего не знает, командир растерян и вот… видите, — Саша указал на карту.

Все опять посмотрели на карту, словно она могла ответить на вопрос: как быть?

Еще вчера никто не верил, что немцы могут пройти дальше, в глубь России: считалось, что рубеж западнее Валдайска — неприступный; с этого рубежа наши должны, по общему мнению, наступать. И вдруг этот неприступный рубеж рухнул сразу в двух местах!

Саша проследил движение нижней стрелы, перевел взгляд на верхнюю. Перед глазами мелькали знакомые названия сел и маленьких городков. Севернее и южнее Чесменска тянулись леса, они были обозначены зеленой краской. Километрах в двадцати севернее Чесменска синело среди сплошной зелени маленькое пятнышко озера Белого.

Красивые, тихие, безлюдные эти места! Саша вспомнил, как он в прошлом году после возвращения из Белых Горок ездил с соседом ловить рыбу на это озеро, затерявшееся в глухих, но веселых лиственных лесах. На берегу озера они прожили целые сутки, ночевали в старой охотничьей землянке. Саша до сих пор помнил пропитавший стены землянки запах сухого мха и ароматных лекарственных трав.

— Ты что придумал? — с надеждой спросил Гречинский, заметив, как блеснули Сашины глаза.

— Ребята, я подумал… я подумал, что, если случится беда, — с волнением начал Саша, — что нам делать тогда? Ведь мы очутимся в центре этого кружка, помеченного крестом…

— Нас бросят на фронт, — сказал Семен.

— А если не бросят?

— Тогда уж… тогда уж я не знаю.

— Но мы же должны бороться? — повысил голос Саша.

— Обязательно! Не будь я голкипером.

— Вадим сказал: партизанить. А что? И будем партизанить!

— Верно! — подхватил Вадим.

Саша вынул из кармана пиджака огрызок карандаша и обвел озеро Белое кружком.

— Вот, смотрите… Ребята, для партизанской базы это великолепные места!

— Далеко… Километров сто пятьдесят, — заметил Сторман.

— Сто, не больше, если прямой дорогой, — возразил Саша. — Давайте договоримся: если что, двигаться сюда, устраиваться там и… Понятно?

— Ясно! — сказал Сторман.

— А оружие? — спросил Коля Шатило.

— Добудем!

— Добуде-ем! — весело подхватил Вадим.

— Как ты смотришь, Семен? — повернулся Саша к Золотареву.

— Я от вас не отстану, — немного обиделся тот. — Это на крайний случай, я так понимаю?

— Конечно. Нас пятеро. Ядро.

— И мы не трусы, — добавил Сторман. — Стрелять умеем по цели.

— Тогда, ребята, дадим слово, — предложил Саша. — Один за всех, все за одного.

Они поклялись, что в случае падения Чесменска соберутся на берегу озера Белого и начнут бить немцев из-за угла, по-партизански. Этот план казался простым, ясным, заманчивым. Особенно восторгался планом Вадим. Он тут же подал мысль, что надо проложить на карте путь следования к озеру. Предложение его было с готовностью принято, и скоро на карте была прочерчена «линия следования», как сразу же назвали прямую дорогу к озеру.

— По дороге можно устраивать нападения, — разошелся Вадим. — Это же очень просто!

— На кого? — насмешливо спросил Семен. — На наших?..

— На фашистов, дурак!

— Где они, фашисты? Здесь везде наши!

— Попросить оружие у наших, — не растерялся Вадим. — Дадут.

— Ну, фантазировать не будем, — оборвал его Саша. — Условимся, что если кто нарушит клятву — позор тому.

— Позор! — ответили все.

Ночью, когда все уснули, Саша встал и вышел на крыльцо. Гул на севере и юге, целый день тревоживший душу, смолк. Саша напряженно вслушивался, но в тишине, царившей над селом, не раздавалось ни одного звука. Блестели на небе звезды, легкий ветерок шевелил листья. И дорога, по которой весь вечер двигались на восток войска, была молчалива, пустынна.

«Что же это такое? — думал Саша. — Остановили? Вдруг остановили?..»

Он знал, что бои на фронте не прекращаются и ночью. Так почему же такая мертвая тишина?..

«Значит, остановили. Выдохлись немцы!» — решил Саша.

И все-таки этот вывод не успокоил его: тишина, так же как и недавний гул, была гнетущая, тревожная, — обманчивая была эта тишина.

Саша хотел разбудить ребят, посоветоваться с ними. «Боишься?» — насмешливо спросил он себя.

«Нет, не боюсь! К черту, спать!»

Он вошел в избу, лег на спину. В прямоугольнике окна светились из невообразимых просторов неба звезды. Саша насчитал их два десятка. Много было звезд этой ночью на небе.

Саша вспомнил Марусю, Женю… Звезда сквозь окно глядела на него и улыбалась мирной человеческой улыбкой.

Тишина, небывалая, всеохватная тишина стояла над миром.

Саша уснул…

Глава четвертая