Дороги товарищей

БОЙ

Трое.

Может быть, их станет больше, но пока — трое, из них одна девушка, Ласточка.

Но и трое — отряд. Впрочем, пусть не отряд — группа. Все равно — боевая единица.

К такому выводу пришел Саша, поразмыслив, что же все-таки делать. Возможность уйти вслед за Борисом и другими к Белым Горкам он сразу же отбросил. Он останется в лесах северной части области и докажет, что и здесь можно сражаться. Да, сражаться! Убивать врагов, уничтожать технику. Пока что они только разговаривали об этом. Целую неделю разговаривали, дискутировали. Хватит!

Саша так и сказал Вадиму и Ласточке:

— Хватит, ребята, пора и за дело! Завтра утром пойдем на первое боевое задание. Где фашистов встретим, там и убьем! Это ведь позорно — сидеть в лесу с заряженными автоматами! Нам Родина не простит.

— Да, — подхватил Сторман, — Борька Щукин утверждал, что этот лес — неудобный для партизанской деятельности, нет близко важных дорог, но позавчера, перед уходом ребят, мы с Семеном ходили на север и вот что обнаружили: немцы строят аэродром. Близко, километрах в десяти! А еще ближе у них — хранилище горючего. На усадьбе МТС стоит цистерн тридцать, не меньше.

— Это точно?

— Я сам видел.

— Собирайся, Вадим, пойдем в разведку.

— Саша, возьмите и меня! — взмолилась Люба. — Я же не отсиживаться сюда пришла…

— Приведи в порядок землянку, — сказал Саша. — Не последний раз идем. Еще хватит работы.

— Хорошо, — прошептала Люба.

Вадиму присутствие Ласточки не понравилось.

— Зачем ты ее привел? — спросил он Никитина, когда они тронулись в путь. — Не люблю девчонок.

— Эта — смелая, — сказал Саша.

— Красивая не может быть смелой.

— Она красивая? — удивился Саша.

— Красивая, — настаивал Вадим. — Какие у нее глаза! Влюбиться можно. А влюбишься — уже не до войны. Нет, я решительно против присутствия в отряде таких девчонок. Они, понимаешь, расхолаживают, заставляют думать о любви, о переживаниях и прочих глупостях.

— В моем отряде любви не будет, — сурово сказал Саша. — За любовь расстреливать буду!

— Ого! — удивился Сторман. — Ты серьезно?

— Вполне! Никакой любви! — Саша говорил резко, ожесточенно. — Я вижу, Любка тебе понравилась. Я предупреждаю.

— Глупости, — сказал Вадим. После минутного молчания он добавил: — Тогда отправь ее домой. Я не хочу быть расстрелянным из-за такой чепухи.

— Тебе в самом деле нравится Любка?

— Как тебе сказать…

— Мне решительно нет.

— Я бы, конечно, мог так сказать, если бы был уверен, — медленно выговорил Вадим.

Саша посмотрел на него с состраданием: неужели ему действительно нравится Ласточка?

— Лучше скажи, какая там охрана? — спросил он.

— В том-то и дело, что мы не заметили охраны. Немцев мы видели. Я насчитал их пятнадцать человек. Но вряд ли они охранники. Просто работали.

— Почему же вы не перестреляли их? — спросил Саша.

Вадим пожал плечами.

— Сам удивляюсь.

— Струсили!

— Это Семен выводит меня трусом, а сам-то он храбрый? — с сарказмом сказал Вадим. — Я не скрываю, что мне страшно, но если нужно будет, не подведу, не струшу.

— Я рад, Вадим, что ты остался со мной. Один ты поверил в меня. — И Саша, пожал Сторману руку.

— Видишь ли, с тобой мне как-то веселее, — сказал Вадим явно растроганно. — В общем…

До усадьбы МТС они шли около двух часов: глинистая дорога размокла после дождей; на ботинки налипла грязь, которую то и дело приходилось сбрасывать.

Наконец лес поредел, переходя в зелено-желтый увядающий кустарник. Метрах в двухстах от кустарника начинался двор МТС. Сейчас он был огражден двумя рядами колючей проволоки. Сразу же за проволокой стояли объемистые, в бурых и серых пятнах камуфляжа, цистерны.

— Видал? — прошептал Сторман, присев, как и Саша, на корточки. — Нет никакой охраны.

— Они не боятся потому, что думают: прочно завоевали эту землю. Их еще не пугали. Мы их напугаем! — с ненавистью сказал Саша.

— Тс-тс! — Сторман вдруг толкнул Сашу в бок.

Слева вдоль кустов шли два немца в шинелях с поднятыми воротниками и автоматами на груди.

— Не дрейфь, — прошептал Саша. — Они еще далеко. Слушай, как только они подойдут на десять метров, я их свалю! А ты дай очередь по ближним цистернам. Стреляй, пока я не сниму с них автоматы. Я командую — приготовься!

— Готов!

— Остановились, сволочи!

— Подождем.

Солдаты, разговаривая между собой, топтались на одном месте метрах в семидесяти.

— Два автомата — это дело, — сказал Саша.

— Понятно.

— Плюс два фрица. Неплохое начало!

— Подошли бы…

— Подойдут. Это патрульные. Они вокруг усадьбы ходят.

— Дурачье! И не предполагают, что конец близко.

— Ты смотри, хорошенько цистерны продырявь.

— Как уж смогу, Сашка…

Минута шла за минутой, а немцы все топтались на месте, приплясывали, толкали друг друга плечами, смеялись.

Как медленно, трудно тянулось время, отбиваемое ударами сердца!

Вадим через минуту вдруг сказал:

— Я поползу вон к тому кусту.

— Зачем?

— Оттуда ближе и удобнее стрелять по цистернам

— Увидят.

— Нет, смотри, трава какая высокая. Поползу.

— Опасно, — сказал Саша.

— А я докажу, что не трус! — с вызовом сказал Вадим, и не успел еще Саша ответить, как он уже пополз к облюбованному кусту, который рос метрах в сорока — среди открытого места.

И почти тотчас же два солдата тоже направились к этому кусту. Ни Вадим, ни Саша не заметили, что навстречу им из-за угла усадьбы вышли три других солдата…

Как только солдаты слева приблизились метров на пятнадцать, Саша взял их на прицел, крикнул: «Давай!» и, не оглядываясь на Вадима, выпустил очередь. Еще стреляя, он услыхал, как справа загремел автомат Вадима.

Два солдата, почти в упор пробитые десятком пуль, опрокинулись навзничь. Саша вскочил, намереваясь кинуться к ним… и тогда же справа разом застучали чужие автоматы.

Саша увидел Вадима. Он приседал на одно колено. Автомат выпал из его рук. Стреляя на ходу, к нему бежали немцы…

Вадим обернулся.

— Сашка! — жалобно крикнул он.

— Беги! — крикнул Саша.

— Сашка-а… меня убили… спасайся!

Вадим уткнулся лицом в траву, и Саша увидел, как из куртки его полетели серые клочья ваты.

Не целясь, Саша выпустил навстречу бегущим длинную очередь. Один немец упал, два залегли, не переставая стрелять. Саша услышал свист пуль. Пятясь в кусты, он дал еще очередь, а потом побежал…

Он бежал до тех пор, пока на опушке не прекратилась стрельба. Оккупанты, должно быть, немного углубились в лес и вернулись назад. Саша проверил магазин: патронов осталось совсем мало.

Он вернулся к озеру потемневший, с запавшими щеками, с сухим, лихорадочным блеском глаз. Уходили вдвоем, а вернулся он один. Он сел на тот самый пенек возле землянки и долго молчал. Ласточка умоляла его рассказать, что случилось, а он молчал, словно один был в этом суровом осеннем лесу. Наконец он поднял на девушку тоскливые, темные от скорби глаза и сказал:

— Все, Люба! Ничего не вышло.

Люба уже не спрашивала. Она ждала, что он скажет еще.

— Ничего не вышло, — повторил Саша. — Вадима нет. Вадим убит. Я не смог помочь ему. Ничего не вышло.

— Убит?! — ужаснулась Ласточка.

— Да. А он был хороший парень… я не знал его. — Саша помолчал и тише, почти невнятно, прибавил: — И Борис прав… нельзя здесь. Не сможем мы… Вдвоем ничего не сделаем… Теперь надо уходить.

— Куда, Саша?

— Я хочу видеть Сергея Ивановича, рассказать ему, как ошибался…

— Ты возьмешь меня с собой?

— Конечно. — Саша внимательно взглянул на Ласточку. Прав Вадим: у нее прекрасные, добрые, влюбленные глаза! Она, конечно, красива. Только живет на земле другая…

— Завтра утром пойдем, — сказал Саша. — А теперь… — Он не договорил.

Ласточка в знак внимания приподняла руку. Глаза ее были широко раскрыты. Она к чему-то прислушивалась.

— Ты слышишь? — прошептала она.

Саша явственно расслышал яростный собачий лай.

— Погоня! — вскочил он. — Собаки идут по следу! Надо спасаться! Где автомат, гранаты?..

Собаки огибали озеро. Лай приближался. Он доносился с запада. Но вторая группа гитлеровцев могла нагрянуть и с востока. Оставалось одно — уходить назад, в лес, к Чесменску. Это был не лучший выход, но выбора не было, и Саша крикнул, чтобы Люба бежала первой, он будет прикрывать ее.

Впереди не было ни речки, чтобы сбить след, ни топи, которая могла бы остановить немцев. Пять — семь километров леса, а там — дороги, хутора, деревни.

— Быстрее, Люба, как можно быстрее! — крикнул Саша'.

Он крикнул — и вдруг понял, что бежать почти не может: подламывались ноги, сжимала горло одышка. Последние полмесяца он скудно ел, плохо спал, много нервничал.

«Что такое? Неужели помирать?!» — с отчаянием подумал он, прислонившись в стволу сосны. Он чувствовал горячей щекой шершавую смолистую кору, и ему казалось — не сердце бьется оглушительно в его груди, а сосна содрогается от ударов.

Саша пробежал еще метров пятьдесят — и опять прижался к сосне. Снова остановилась и Ласточка. Она тоже дышала тяжело, отрывисто.

А грозный собачий лай приближался.

Саша теперь знал точно: придется отбиваться. Но Ласточка ему не помощница.

— Бежим! Они близко! — умоляюще прошептала она.

— Минутку, — сказал Саша. Он оглядел ближайшие сосны и нашел дерево, нижние ветви которого начинались на уровне человеческого роста. — Ты влезешь на сосну и затаишься там, а я попытаюсь сбить след. Иначе — погибнем.

— Нет! Умрем вместе, — сказала Ласточка.

— Я приказываю!.. — крикнул Саша. — А то… застрелю тебя сам. — Он нагнулся. — Садись на спину, донесу до сосны. Надо сбить след. Ну!

Ласточка ухватилась руками за сучок и влезла на дерево. Саша подождал, пока она не скрылась в ветвях.

— В твоем автомате не больше десяти патронов. Гранату побереги на всякий случай. Сиди до утра. Встретимся у землянки. Слышишь?

— Слышу. Беги, Саша! Они близко.

Саша побежал. Нужно было увести немцев подальше от этой сосны. Километр… хотя бы полкилометра!

И Саша преодолел эти полкилометра. Но дальше бежать он уже не мог и затаился на краю поляны.

Ждать пришлось недолго.

Серый пес вырвался на поляну. Саша бросил гранату, схватил вторую и, встав во весь рост, крикнул:

— Сюда, фрицы, я здесь!

Пес катался по поляне, с рычанием кусая лапы.

Саша бросил другую гранату — в показавшихся немцев. Он видел, как они падали, раскиданные взрывом. Гранат больше не было, и Саша, выпустив из автомата длинную очередь, побежал дальше.

Теперь оторваться бы метров на сто — и он спасен. Гранаты больше не оттягивают ремень, не колотят по ногам. Саша почувствовал прилив сил. В ногах появились упругость и легкость.

«Ушел!» — понял он, не слыша сзади погони.

Вдруг что-то с налету толкнуло Сашу в спину — то ли ветка ударила, то ли ком земли. На миг потемнело в глазах. Саша ощутил щекой шершавую смолистую кору сосны. Дурманяще сладко, остро пахла смола!

Сосна… Он наткнулся на ствол сосны! Огибать его не было времени… Саша нажал плечом — сосна покачнулась. Он собрал все силы, сжав зубы, закричал, упираясь в ствол — сосна затрещала, рухнула вниз с гигантской высоты, и разнесся гул, словно лопнула земля.