Игры в бисер

7. Кесьлёвский

Мой любимый режиссер Кшиштоф Кесьлёвский, разбирая вызовы своего времени, рассказал, что хотел снять фильм о положительном секретаре парткома. Но не мог этого себе позволить ни при коммунистах, чтобы не выглядеть продавшимся режиму, ни после его падения, чтобы не прослыть реваншистом.

В Польше восьмидесятых Кесьлёвский жил при военном положении, которое, по логике правительства, должно было спасти страну от вторжения восточного соседа, где не хотели больше терпеть свободы, отвоеванные “Солидарностью”. В этой мрачной ситуации, которая рифмуется с сегодняшней, но не в Польше, Кесьлёвский снял свой шедевр: 10-серийную телевизионную драму “Декалог”, в которой не было политики как таковой.

Объясняясь с интервьюером, Кесьлёвский защищал замысел: “Когда все вокруг рушится, стоит вернуться к фундаментальным вещам. <…> Вы бы хотели, чтобы я написал портрет нашей действительности, а мы в «Декалоге» именно этого стремились избежать. Мы решили исключить политику, потому что хотели вынести за скобки так называемую Польскую Народную Республику”.

Так Кесьлёвский бросил стратегический вызов своему времени. “Вынести за скобки” бесспорно преступный режим – значит игнорировать центральный фактор, влияющий на каждую жизнь и омрачающий ее. Тем удивительней, что “Декалог” сумел отстраниться от всего, что уродовало окружающее, и сосредоточился на том главном, универсальном и предельно личном, что пришло к нам из самой классической книги, где рассказывается о заповедях.

Сегодня, когда железный занавес опускается, причем с обеих сторон, наш опыт выживания за ним вновь становится актуальным, даже спасительным. Населяя пространство с надежно закупоренными границами, мы, отступив назад, искали выход у классиков. Осваивая глобус, переползая с одной книжной полки на другую, я читал эпохами, языками, странами и собраниями сочинений.

Сладкая роль странника мне до сих пор не дает покоя. Я по-прежнему читаю веером и часто открываю одну книгу лишь для того, чтобы обложиться батареей других – соседей, современников, соотечественников и противников. Книги – старые и несоветские – заменяли гран-тур, о котором я мечтал до судорог, зная о нем, разумеется, из тех же книг. Мандельштам писал, что родословную разночинцу заменяет библиотека. Мне она заменяла глобус.