Игры в бисер

5. Зависть

Отношения между “элоями” и “морлоками” стали важным сюжетом отечественной словесности вообще, а после революции – особенно. При этом маски, которые они носили, могли радикально меняться. Для Горького, скажем, морлоками были не рабочие, как для Уэллса, а крестьяне, тупо зарывавшие труд и жизнь в землю. Но чаще писатели рассказывали об элоях, которые пытаются если не стать морлоками, то помириться с ними после того, как те пришли к власти.

Блестящий и неудачный проект такого рода – “Зависть”. Начав книгу так, как мало кому удавалось, – “Он поет по утрам в клозете”, Олеша позволил обладателю “высокопарной и низкопробной” фамилии Кавалерову уже на первой странице выплеснуть пафос этого сочинения. Оно строится вокруг классического конфликта: элой ненавидит морлока за то, что не может им стать. Этому мешает эстетская природа Кавалерова, выражающая себя во взгляде на вещи. Он не может их не описывать с помощью словесных инструментов из лучшей в нашей словесности “лавки метафор”. Преобразованный ими мир съеживается, расцвечивается и обращается в игрушечный – как бы для эльфов, то есть тех же элоев.

“Обращали ли вы внимание, – пристает к нам Кавалеров, рассчитывая затащить к себе, – на то <…> что пенсне переезжает переносицу, как велосипед; что человека окружают маленькие надписи, разбредшийся муравейник маленьких надписей: на вилках, ложках, тарелках, оправе пенсне, пуговицах, карандашах?”

Трагедия Кавалерова в том, что его дар не нужен там, где морлоки одержали безоговорочную победу. Сюжет книги сводится к тому, что герой пытается им сдаться, но у него ничего не выходит, потому что, как и в “Машине времени”, у элоев с морлоками нет общего языка. У Бабичева его вообще нет. Его речь составляют нечленораздельные звуки, продукт физиологии: “Мой кишечник упруг… ра-та-та-та-ра-ри… Правильно движутся во мне соки… ра-та-та-ду-та-та… Сокращайся, кишка, сокращайся… трам-ба-ба-бум!”

Это отнюдь не значит, что правда и жизнь на стороне поэта Кавалерова. Читатель ему сочувствует из-за его сходства с ним, как опять-таки Уэллс жалел элоев за то, что они больше похожи на людей. Но он же скрепя сердце признавал, что только морлоки способны на практическую деятельность. Вот и Бабичев производит колбасу “Четвертак”.

Перейти на его сторону – задача, которую перед собой поставил Олеша, но с которой он не справился. Слишком красив его язык, слишком силен художественный соблазн, слишком легко мы забываем о цели автора, и вместо того, чтобы разочароваться в Кавалерове, мы отдаемся во власть его бельканто: “Вы прошумели мимо меня, как ветвь, полная цветов и листьев”.

Превращение элоя в морлока не удалось – до тех пор, пока за него не взялся наш современник.