Игры в бисер

9. Памятник

Могила Бродского в Венеции стала намоленным местом. Я ни разу не видал цветов на надгробии Эзры Паунда, но другим его соседям, Стравинскому и Дягилеву, всегда приносят красные розы. Бродскому дарят еще и сигареты. Все знали, что это его главный порок, он же сам написал: “Сигарета – мой Дантес”. Еще у плиты лежат шариковые ручки, чтобы ему было чем там писать, и конфеты “Коровка”, которые он вроде бы любил.

На обратной стороне небольшого мраморного памятника – слова “Letum non omnia finit”. Эту строку из Проперция для эпитафии выбрала вдова Мария Бродская. Она взяла ее из элегии “Смерть Цинтии”. В переводе Григория Дашевского эти стихи звучат так, будто их написал Бродский:

Маны не ноль, смерть щадит кое-что,бледно-больной призрак-беглецперехитрит крематорскую печь.<…>Вот что я видел: ко мне на кровать Цинтия прилегла —Цинтию похоронили три дня назад за оживленным
шоссе.

Я знаю, что Бродский и сам собирался переводить Проперция, потому что он одолжил у меня том элегиков на русском и до сих пор не отдал.