Игры в бисер

6. Колонизаторы

Возвращаясь с Камчатки в Петербург, Гончаров открыл отечественный аналог Дальнего Запада. Дорога наградила его впечатлениями и испытаниями, более редкими и трудными, чем все кругосветное путешествие. На немереных просторах Сибири Гончарову встретились северные племена, азиатские родичи индейцев, на которых он смотрел сквозь колониальную призму, как на “диких младенцев человечества”. (Такое отношение близко Робинзону Крузо. Словно Бог Отец, он дал Пятнице имя, английскую, а не дикарскую речь, запретил есть человеческое мясо и позволил относиться к себе “как к родному отцу”, пока не продал в хорошие руки.)

Образ дикаря у Гончарова двоится: “получеловек- полузверь”. Определение, которое, не зная того, почти дословно повторил главный авторитет колониальной словесности Киплинг. В его одиозном стихотворении “Бремя белого человека” дикари “наполовину – бесы, наполовину – дети”. К тому же отнюдь не безразличный к гастрономии Гончаров с ужасом отмечает, что якуты знают два блюда: “варенную в воде муку с маслом и муку, варенную в воде без масла”.

Но когда путешественник добирается до истинных героев Севера, становится еще заметней параллель с Киплингом. Как в “Департаментских песнях”, это скромные, обделенные славой первооткрывателей чиновники и военные. Потомки Максима Максимыча, они “ездят через непроходимые пустыни, к берегам Ледовитого моря, спят при 40 градусах мороза на снегу – и все это по казенной надобности?”

Предшественники “прогрессоров” Стругацких, герои Гончарова трудятся над тем, чтобы вывести аборигенов “из дикости и заставить жить по-человечески, и все даром, бескорыстно: с них взять нечего”. И если в процессе метаморфозы “благородные дикари” перестанут ими быть, то, саркастически замечает вдохновленный цивилизаторской миссией автор, тем лучше: “Дикие добродетели, простота нравов – какие сокровища: есть о чем вздыхать”.

Конечно, есть – что бы ни думал Гончаров. И об этом в русской литературе свидетельствует благородный дикарь par exellence.